Роберт Грейвз - Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 3. Князь Велизарий.
— Я могу поспорить с вами на пять тысяч к двум тысячам золотых, что Бык его победит. Лев не такой уж сильный, а Бык, хоть и небольшой, но полон желания победить.
Юстиниан для удачи поместил на наше флагманское судно молодого фракийца, которого только что крестили, а раньше он принадлежал к секте юномианов, которые отрицают, что Сын может быть Богом и оставаться вечным, потому что он когда-то был зачат и рожден девой Марией.[79] Рожденный, не может быть равен тому, кто был и есть вечно и наоборот. Произведенный на свет не станет отрицать сам акт зачатия и т. д. Поэтому в любом случае этот молодой человек был крещен, отрекся от своей ереси и стал крестным сыном Велизария и госпожи Антонины и получил новое имя Феодосия.
Он был удивительно красивым, другого такого я не видел, хотя мне довелось многих повидать на своем веку. Правда, не таким высоким и прекрасно сложенным, как Велизарий, но он был сильным и стройным с потрясающе подвижным лицом. Мне только не нравилось, что у него была слишком тонкая шея. Он был единственным человеком, с которым моя госпожа могла болтать о пустяках и смеяться над ними. Велизарий был хорошим оратором и весьма остроумным собеседником и обладал всеми качествами, которые ценились в мужчинах, не было на свете женщины, которая была бы также счастлива в семейной жизни, как моя госпожа. Он был подобен Солнцу, которое движется по Небесам и греет людей и дома. Но подобно Солнцу, его орбита не была полной — он не мог светить с севера. И это несовершенство был связано в его убеждениями, эту четверть орбиты занимали вера и незнание. Феодосий мог сиять и с севера, и свет его был легким, мне все это трудно объяснить словами.
Могу сказать только, что то, чего не хватало Велизарию, то Феодосий мог дать моей госпоже. Конечно, моя госпожа обожала Велизария и даже принимала его небольшие недостатки.
Мне кажется, что мужчина не может одновременно любить сразу двух женщин, говоря про себя: «Эту женщину я люблю сильнее». Но как вскоре поняла моя госпожа, и женщина может легко находиться в подобной ситуации — как в самой счастливой, так и в самой безутешной. В ее сердце умещалась любовь к двум мужчинам, но они не знали о существовании соперника. Лучший мужчина, моя госпожа никогда не сомневалась в том, что это Велизарий, хотя порой был не очень добр к ней, потому что он не подозревал о том, что с севера ее тоже обогревают лучи любви, и потому, что он страдал от желания замкнуть вокруг нее свой круг любви. Другой был полностью свободен от ревности или сильных и глубоких чувств, поэтому считал, что она относится к его «сопернику» так же легко, как она относится к нему самому. Его постоянный юмор, казалось, делал невозможным любые глубокие чувства абсурдными.
Легкомыслие Феодосия по контрасту с нравственностью и глубиной Велизария заставило мою госпожу Антонину соединять их вместе в своих мыслях. Мне придется рассказать подробно о том, что случилось, когда гунны-массагеты напились в Абидосе, или что произошло, когда мы приближались к Сицилии.
После того как фракийские кони оказались на борту в Перинтусе, мы продолжили путь по Мраморному морю и дошли до Геллеспонта и как-то вечером бросили якорь в Абидосе, собираясь отправиться в путь ранним утром. В тех местах много опасных течений и необходим хороший северо-восточный ветер, чтобы бороться с ними. Но на следующее утро ветра вообще не было, и нам пришлось ждать четыре дня, пока не подул нужный нам ветер. Солдатам позволили сойти на берег, и они там не знали чем заняться: в этом городе можно было только знакомиться с древностями, потом верхом проехать вдоль берега к Трое, а там спешиться и для удачи обежать вокруг гробницы Ахиллеса.
Гунны-массагеты привезли с собой что-то вроде закваски, которую они клали в кобылье молоко, чтобы там начался процесс брожения; смесь они помещали в коровий пузырь и сбивали ее плоской палочкой. В Перинтусе они купили много кобыльего молока и после соответствующей обработки оно превратилось в крепкий квас, или кумыс. Я из вежливости попробовал это пойло, мне оно не понравилось, хотя казалось, что ты отведал миндального молока. Но мне было противно, потому что молоко было кобылье. Каждому дороги только свои обычаи, как говорится — «Колючки для осла все равно, что для нас — нежнейший салат».
Велизарий никогда не слыхал о закваске и попытался принять меры предосторожности, чтобы солдаты ничего кроме кислого вина не пили, которое входило в их ежедневный рацион. Сухое вино давали солдатам, чтобы они смешивали его с водой, для очистки. Гунны устроили пьянку на берегу, во время которой один из гуннов посмел пошутить над двумя товарищами, когда те позабыли слова баллады, так они его тут же убили. Велизарий начал их судить, но солдаты ничуть не устыдились, что убили своего товарища, объясняя все тем, что были пьяны. Говорили, что выплатят деньги родственникам убитого. Велизарий считал, что убийство товарища во время войны преступление. Он спросил Эйгана, какому обидному и осмотрительному наказанию можно подвергнуть гуннов, и Эйган посоветовал ему посадить солдат на кол.
Двух гуннов посадили на кол на холмах Абидоса, их товарищи были возмущены подобной казнью. Они заявили, что были союзниками Рима, а не римлянами, и что согласно их собственным законам людей не казнили за убийство, совершенное в состоянии опьянения. Велизарий велел, чтобы они ему об этом сказали лично, и когда они это сделали, вместо того, чтобы извиниться, он сказал, что им давно пора перестать быть варварами и пересмотреть собственные законы. С его точки зрения пьянство только усугубляло вину и пока они у него служат, они должны подчиняться его законам. Он также заявил, что не собирается прощать никакие убийства, независимо от того, против кого они не совершены — солдат, пленных или гражданских лиц, если только совершившим этот акт удастся доказать, что их вынудили на подобный шаг.
— Наша армия должна вести борьбу чистыми руками.
Он забрал себе закваску, обещав вернуть, когда армия будет расквартирована в побежденном Карфагене.
Вечером во время ужина за столом царила тишина. Велизарий понимал, о чем думали солдаты. Он показал на холм и спросил:
— Скажите мне честно, что вы об этом думаете? Вы все…
Ответил Иоанн Армянин:
— Они это заслужили.
Руфин его поддержал, а Улиарий пробормотал:
— Если человек пьян, ему лучше не браться за оружие.
Феодосий спокойно сказал:
— Наверно, там был и третий?
Госпожа была единственной, кто понял его насмешку. Велизарий серьезно ему ответил:
— Нет, по свидетельству очевидцев больше никто не участвовал.
Госпожа взглянула на Феодосия и заметила:
— Если бы там был третий, твой крестный не дал бы ему глоток вина.
Феодосий открыто улыбнулся госпоже Антонине, и все промолчали. Между двумя людьми существует тесная связь, если они могут понять шутку, когда все остальные не имеют понятия, о чем речь. Феодосий имел в виду, что ему этот холм напоминал Голгофу, где распяли Христа, и что третья жертва вообще ни в чем не была виновата. Замечание госпожи Антонины по поводу вина напоминало о добром римском солдате, который протянул Иисусу на конце пики губку, чтобы тот смочил свои иссохшие губы.
Феодосий не стал слишком религиозным человеком, для него крещение было всего лишь данью общепринятой норме, так же как и для моей госпожи. Он всегда рассматривал все случившееся с практической точки зрения и немного посмеивался над многими вещами, что было свойственно вообще фракийцам, он безошибочно мог различить притворство и противоречивость даже у самых приличных людей, хотя никогда не осуждал их. Он стремился мыслить самостоятельно, не спорил в открытую с признанными авторитетами, но руководствовался лишь собственным мнением.
Теперь мне хочется рассказать вам о бутылях с водой, это случилось несколько недель спустя по дороге в Сицилию. Путешествие сильно затянулось, потому что их Абидоса нас подгонял сильный попутный ветер, который донес нас до Эгейского моря, до Лесбоса, но там он перестал дуть, и мы три недели огибали южный берег Греции. Кроме того, плыли соизмеряясь со скоростью самого медленного судна, потому что Велизарий не желал, чтобы кто-либо отставал или вырывался вперед, и прибыл в Карфаген раньше остальных судов и испортил внезапность прибытия. Он приказал покрасить главные паруса трех ведущих судов алыми полосами, чтобы все смогли их видеть днем. Ночью использовались кормовые огни. Суда по отношению к соседним судам должны были держаться на расстоянии кабельтова. Временами суда сталкивались. Раздавался хруст, проклятья и их приходилось растаскивать с помощью крючьев, но все держались вместе.
Потом ветер вообще перестал дуть, и Велизарий приказал всем высадиться в Метоне. Это был город на юго-западе Греции. Все солдаты высаживались в полном вооружении, и население города сильно перепугалось. Солдаты устали от путешествия, кони тоже устали. Но учения тем не менее проводились, пока не начал снова дуть ветер. В Метоне было очень жарко. Солдаты везли сухари из Константинополя в мешках, а они покрылись плесенью и провоняли. Велизарий стал получать свежий хлеб у местного населения согласно приказу императора, но пятьсот человек погибло от кишечных колик.
