Михаил Левицкий - Варяжские гнезда
– Их убивают дети, так же с молитвами и торжеством. Когда же случатся народное бедствие – голод, пожар, поражение на войне, тогда в деревне оставляют по жребию жен и дочерей, сколько надо для продолжения рода, а остальных приносят в жертву богам.
– Какие у них боги?
– Дубравы, вода, огонь, медведи, волки, зубры, олени и белый конь. Гром небесный они называют Перкунасом и приносят ему жертвы. Еще на юг от квенов есть поселения саксов. Они пришли тому назад лет двести пятьдесят на эти берега. Народ они доблестный и хорошие мореплаватели, вера их, как мне твои люди объясняют, та же, как и у готов.
– А скоро мы в открытое море выйдем? – осведомился царь.
– Скоро! – отвечал Тостен. – Мы море это Винетским называем, по городу Винете на Волине острове. А литовцы его Балтой называют.
«Ненавистное имя, – про себя подумал Водан. – Я должен завоевать и покорить все, что можно, из его берегов».
– Зовут они его так потому, что «балтос» значит по-литовски белый, а берег литовский весь из белого песка. А в северных заливах зимой еще и лед плавает, и берега обмерзают там сплошь часа на два пешего хода. У нас же льду не бывает, кроме рек, да и то более мелких. Зимы у нас довольно теплые. Для мореходства море наше наилучшее из созданных богами. Где гранитные скалы, там высокие берега; кроме того, есть множество заливов, где можно от ветра укрыться. А на горах и островах какие крепкие города строить можно! Города наши все окопаны, с глубокими рвами. На стенах есть камнеметы, которыми бросаем то камни, то бочки с горящей смолой, и они сжигают станы и корабли осаждающих. К нам боятся приступиться даже самые отчаянные морские грабители.
– А море ваше бурное? – спросил Водан.
– Очень бурное! – сказал Тостен. – Осенью буря следует за бурей каждый день. Погода становится тогда пасмурная, а волнение разводится такое, от которого корабли по всем швам скрипят. В дальних морях, в великом Атлантике океане, как его называют мореходы всех стран, волны крупные, а у нас волна хоть и мельче, да такая частая, что все молодые непривычные мореходы пластом лежат, больные. Если долго дует буря с моря, воду загоняет обратно в реки, и они разливаются. Некоторые из меньших Дубовых островов у твоего Алого Бора заливает весной и осенью совсем, а большие острова и берега проливов бывают под водой дня два, три, до высоты девяти локтей. Надо будет Пересвету оградиться высокими окопами и обложить их с нижней части камнем. Я это ему говорил. Часто еще на море пугают нас смерчи. Поднимается вода из моря и сольется с тучей водным столбом. Кто в него попадет, того корабль разобьет вдребезги и он погибнет. Перед сильным морским ветром тешит глаз и предостерегает заранее о буре северное сияние. Полнеба сияет и блестит серебром. Красиво, сердце разуется смотреть, а все же убавляешь парусов и, если берег близко, спешишь укрыться за островом или косой. Еще враги наши – туманы, весной и осенью. Иногда за три шага ничего не видно. Опасно наше морское дело, но славно оно. А прибыли дает столько, что в несколько лет, торгуя совершенно честно и никогда никого не обидев, богачом сделаться можно. И много богачей во всех наших городах. На серебре и золоте едят, в палатах убранных дорогими коврами обитают, на конях ездят, на которых глядел бы не нагляделся. Таково наше морское торговое дело.
ЧЕСТЬ ВЫШЕ СЛАВЫ
Вышли в открытое море. Скоро берега исчезли из вида. Перед глазами открывалась одна обширная серая водная равнина да небо, спускающееся краями прямо в воду. Ветер крепчал, и поднималось сильное волнение. Все женщины ходили бледные, не ели, жаловались на тошноту и головокружение. Скоро к ним присоединилось и много мужчин. Не прошло трех часов, как на каждом корабле больше половины людей лежало, и многие считали себя умирающими. Даже мудрый Зур-Иргак, всегда помощник всех страждущих, вытянулся на медвежьей шкуре и жевал какой-то горький корень, который он уже раздал многим больным. Но и ему, и всем прочим становилось только хуже. Он начал без устали ругаться на своем мало кому понятном языке.
Потом заговорил своим друзьям по-сарматски:
– В скольких боях и в каких опасностях бывал я. Берег меня Всевышний. Теперь я чувствую, смерть моя пришла! И только теперь понял я, почему финикияне приносят богам своим человеческие жертвы. Море ожесточает сердца. Кто море узнает, тот и злого духа увядает.
– Это неверно, – заметил Ираклемон. – Греки говорят: «Кто в море бывал, тот искренно богам молился».
Греки и финикийцы люди, привычные к морю, по большей части вовсе не подвергались влиянию качки. То же было и с некоторыми сарматами из босфорских городов. За то все остальные долго продолжали представлять собой самое жалкое зрелище. На Водана, видимо, постоянные сотрясения и качка так же не действовали. Его мощное телосложение выдерживало испытание. Только он осушал кубок за кубком меду и ходил мрачный, избегая разговоров с кем бы то ни было.
В это время не раз менялся ветер, не раз налетали шквалы, производившие постоянно сильное смятение среди моряков. Опытность людей, избранных для управления кораблями, преодолевала все опасности. Особенно удивлял Тостен. Чем сильнее разыгрывалась буря, чем страшнее раскачивались суда, чем грознее ветер рвал паруса, – тем спокойнее казался этот всегда живой, словоохотливый и подвижный человек. Совершенно спокойно ставил он людей и громким твердым голосом отдавал приказания, но требовал, чтобы все исполнялось мгновенно, без задержки.
Буря стихла и сменилась ясной погодой, при умеренном ветре. Многие больные стали выздоравливать с поразительной быстротой. Наконец всех утешило несколько дней совершенно хорошей, скорее летней, чем осенней погоды.
– Берег виден! – закричал стоящий впереди стражник.
– Никакого берега нет! – возгласил громко Тостен.
– Как нет? – удивился Водан и Ираклемон.
– Это водяные шутят! – отвечал Тостен. – Только стара шутка. Мы ее знаем и давно к ней привыкли. И берег-то я этот знаю. И в заливе этом раз на якоре стоял. А идем-то мы от него очень далеко.
– Может быть, Тостен и прав! – заметил Сцемебер. – У берегов Сицилии я видал такое же явление, только было еще любопытнее. Мало того, что видели мы Агригент там, где его никогда не было, а еще он нам весь кверху ногами показался, землей вверх, крышами вниз и гораздо выше моря в воздухе.
– А вот и теперь смотри! – сказал Тостен. – Корабль идет от берега, а взгляни вверх – еще там по воздуху другой такой же, парусами вниз, килем вверх плывет, и точь в точь как первый построен и вооружен. У нас так же часто дальние берега по воздуху поднимаются. Это все морской царь водяных посылает над мореходами шутить. Иной глуп и сядет на мель или на камень, иногда и совсем потонет.
Видение действительно скоро исчезло.
Погода продолжала стоять прекрасная. Встретили в море три лодки, нападавшие на другие две. Лодки были тяжелой постройки и неуклюже поворачивали. На них были люди, одетые в звериные шкуры, а некоторые в грубые пеньковые одежды. Они кидали друг в друга каменья из пращей и пускали стрелы. Водан послал Бераха и Лимнея разогнать их в разные стороны. Вид длинных, сталью заостренных, сильно оперенных и быстроходных стругов с прекрасной парусностью был достаточен, чтобы обратить в бегство всех сражающихся. Впрочем, одна из лодок подошла к вновь пришедшим, и одетый в волчью шкуру человек начал что-то объяснять. К нему присоединилось и еще две лодки, бывшие с ним, все пошли под охраной судов Водана. Два судна их противников ушли к востоку на всех парусах.
Тостен знал немного язык карелов, но наречие квенов настолько от него разнилось, что с обоих сторон понимали одно слово из десяти и то после многих переспросов. Один из квенов знал несколько слов саксонских, и готы их понимали, хотя произносили несколько иначе. Все пояснялось телодвижениями, звукоподражанием, указыванием предметов, находящихся под рукой; наконец, насыпали сырого песку на стол и начали на нем чертить палочками.
Выяснилось следующее: квены населяют целый огромный полуостров, гористый, богатый всякими произведениями природы, с лесами, изобилующими дичью, и реками, кишащими рыбой. На юге полуострова, сообщали квены, живут саксы, не так давно пришедшие. Квенов много племен и родов, и они все друг с другом воюют. Три лодки, идущие с преславным царем Воданом и взятые им под его покровительство, принадлежат доблестному предводителю Изэ Гюльфе. Он правитель мудрый и народ его любит. Но он стар, а сыновей у него нет. Все были убиты в войнах. На него пошли пять предводителей соседних племен, жестокосердые и врагам страшные «изы». Осадили они племя Гюльфе, со всех сторон, разоряют да грабят его земли и топят его лодки. За помощь против грабителей Изэ Гюльфе окажет всякое содействие в своей стороне. Сам Гюльфе мудрый муж. Он любит принимать иноземцев и слушать их рассказы. У него есть сакс Гардеред, бежавший из своей земли, потому что убил там своего князя. Он купцов принимает и говорит с ними на их языках. Только саксов они не принимали долго, пока не умер сын того князя и не воцарился его племянник, который хотя убийства не простил, но родовой мести с тем ожесточением уже не преследует. А то Гардереду угрожало резание кровавого орла: ему должны были вырезать спину и выгнуть оттуда ребра в виде крыльев орла, собирающегося лететь.
