Евгения Марлитт - В доме коммерции советника (дореволюц. издание)
– Не горячись и не волнуйся напрасно, Генріэтта, – засмѣялась Флора и протянула Кети футляръ съ драгоцѣннымъ ожерельемъ.
– Прибери это, дитя мое, нельзя оставлять такія вещи въ пустой комнатѣ, куда постоянно входитъ прислуга.
Кети поспѣшно, какъ ребенокъ, заложила правую руку за спину.
– Морицъ можетъ взять эти рубины обратно, – сказала она коротко, но съ твердостью. – Твоя бабушка совершенно права – это подарокъ не по мнѣ; я не могу украсить свою шею такимъ роскошнымъ ожерельемъ.
– И ты воображаешь, что я повѣрю твоему простодушію? – воскликнула Флора разсердившись. – Такой полновѣсной дѣвушкѣ совсѣмъ не къ лицу подобное ребячество. Посмотри, вонъ лежитъ кружевная шаль, которую бабушка не хотѣла принять отъ Морица; наша важная президентша обидчивѣе твоихъ сестеръ, которыя находятъ, что Морицъ и не могъ поступить иначе, какъ сдѣлать тебѣ самый дорогой подарокъ. Неужели-же причина такого предпочтенія можетъ быть тебѣ неизвѣстной? Вѣдь, это смѣшно! Я думаю, ты ежедневно слышишь, какъ рабочіе колотятъ и стучатъ, возобновляя павильонъ, и знаешь, что онъ приготовляется для мѣста жительства бабушки, когда молоденькая жена коммерціи совѣтника вступитъ въ роскошныя комнаты замка! Ну, дорогая моя, говорить-ли мнѣ еще яснѣе?
До сихъ поръ молодая дѣвушка стояла неподвижно, устремивъ удивленные глаза на сестру и слегка вздрагивая, точно ощущала приближеніе ядовитой змѣи; но теперь гордая улыбка мелькнула на ея блѣдныхъ губахъ.
– Довольно! теперь я наконецъ поняла тебя! Ты повела дѣло гораздо ловчѣе твоей бабушки, что-бы удалить меня изъ этого дома. Теперь, конечно, мое дальнѣйшее пребываніе здѣсь сдѣлалось не возможнымъ.
– Кети! – вскричала Генріетта; – нѣтъ, въ этомъ ты ошибаешься. Флора поступила необдуманно, но она, навѣрно, не хотѣла оскорбить тебя своими намеками.
Она нѣжно прижалась къ младшей сестрѣ и ласково посмотрѣла ей въ глаза.
– Зачѣмъ придавать такое значеніе простымъ шуткамъ? Или ты въ самомъ дѣлѣ не замѣчала любви, которую тебѣ ясно выказываютъ? Ты знаешь, что я часто испытываю сильное желаніе умереть; но если это правда, что ты сдѣлаешься хозяйкою въ нашемъ отцовскомъ домѣ, тогда…
Кети быстро вырвалась изъ нѣжныхъ объятій сестры.
– Никогда! – воскликнула она, гордо покачавъ головою, и обнаружила такое негодованіе, на какое только способно дѣвичье сердце, неделикатно задѣтое за больное мѣсто.
– Какъ, неужели никогда! – повторила Флора съ насмѣшкой. – Можетъ быть ты находишь, что эта партія недостаточно прилична для тебя? Не ждешь-ли ты какого нибудь промотавшагося графа или князя, который, не обращая вниманія на жену, будетъ очень доволенъ освободить твои денежные мѣшки отъ тюремнаго заключенія въ желѣзномъ шкафѣ. Что-жъ въ нашемъ вѣкѣ такихъ жениховъ не мало! Но какую жизнь ведутъ ихъ несчастныя жены – это тоже намъ хорошо извѣстно. Если ты вѣчно желаешь слышать, что твой дѣдъ бѣгалъ съ кнутомъ за мельничными клячами, а бабушка ходила по лѣсу босая, тогда, пожалуй, вступи въ такое гордое, знатное семейство!
– Впрочемъ, я не могу постичь, что побуждаетъ тебя отклонять предложеніе Морица, – продолжала она. – Правда, что ты богата, но источникъ этого богатства не всѣмъ пріятно будетъ узнать. У тебя много свѣжести, но ты не хороша собою, дитя мое; а что касается до твоего таланта, которымъ ты всегда стараешься блеснуть въ обществѣ, то это только искорка, искусно раздутая твоими учителями, которая быстро потухнетъ съ прекращеніемъ ихъ гонорарія.
– Флора! – съ упрекомъ сказала Генріэтта.
– Замолчи! Я говорю теперь въ твоихъ-же интересахъ, – возразила старшая сестра, порывистымъ движеніемъ отстраняя отъ себя слабую фигуру больной.
– Или, можетъ быть, ты желаешь видѣть Морица пламенно влюбленнаго въ тебя, Кети? Но вспомни, дорогая моя, что онъ человѣкъ уже не первой молодости, которому смѣшно выказывать страстное увлеченіе двадцатилѣтняго юноши. Вообще, еще неизвѣстно, выберутъ-ли тебя когда нибудь ради тебя самой, – подобныя милліонерши никогда не должны на это надѣяться… Я положительно не понимаю тебя. До сегодняшняго дня ты, не слушая ничьихъ совѣтовъ, съ самоотверженіемъ ухаживала за больною, а теперь, когда Генріэтта всю свою будущность связываетъ съ твоимъ пребываніемъ въ этомъ домѣ, – ты хочешь уходить. Что касается до меня, то, уѣхавъ отсюда, я была бы спокойна за сестру, зная что она въ твоихъ надежныхъ рукахъ. А о мнѣніи Брука тебѣ заботиться не зачѣмъ – тебѣ только что пришлось убѣдиться, какъ ты ему мало симпатична. Онъ скорѣе соглашается терпѣть въ своемъ домѣ присутствіе избалованнаго мальчика Брандау, чѣмъ твое присутствіе. Впрочемъ я увѣрена, что онъ охотнѣе всего, послѣ своего отъѣзда, передастъ свою паціентку въ твои руки, зная, какъ она тебя горячо любитъ.
Генріэтта, блѣдная и измученная, прислонилась къ стѣнѣ. Она не въ состояніи была произнести ни одного слова, такъ глубоко она была потрясена дерзкими словами Флоры, ея легкомысліемъ и злостью, съ какою она говорила о сестрахъ.
Кети-же скоро удалось овладѣть собою.
– Объ этомъ мы поговоримъ съ тобою на единѣ, Генріэтта, – сказала она совершенно спокойно, но губы, коснувшіяся до лба больной и руки, ласково сжавшія ея тонкія пальцы, были холодны, какъ ледъ.
– Теперь, совѣтую тебѣ подняться въ твою комнату: тебѣ пора принять лекарство. Я скоро вернусь домой.
Она вышла, не бросивъ ни одного взгляда въ сторону, гдѣ стояла Флора.
– Глупое созданіе! Мнѣ кажется, она обижается, что ея не считаютъ за первую красавицу въ мірѣ и что за ней не ухаживаютъ такія личности, какъ Брукъ? – сказала красавица съ саркастическою улыбкою.
И въ то время, какъ Генріэтта собирала со стола свои подарки и футляръ съ драгоцѣнными рубинами, Флора, слегка напѣвая веселенькую пѣсенку, подошла къ комнатѣ, въ которой бесѣдовали оба кавалера и, безцеремонно постучавъ въ дверь, напомнила имъ, что очень невѣжливо оставлять „новорожденную“ одну.
XX.
Кети долго безцѣльно бродила по парку, незамѣтно проходя по самымъ пустыннымъ и отдаленнымъ дорожкамъ. Въ такомъ взволнованномъ состояніи ей не хотѣлось показаться на глаза доброй тетушки.
Старушка не замедлила-бы разспрашивать, добивалась бы узнать причину волненія, а тогда пришлось бы во всемъ откровенно сознаться. По всей вѣроятности, тетушка такъ-же пожелаетъ ея брака съ коммерціи совѣтникомъ: въ этомъ отношеніи всѣ вооружились противъ нея. Да, всѣ они эгоисты, но имъ трудно будетъ поймать ее и засадить въ клѣтку.
Такъ думала Кети; утомленная наконецъ долгимъ хожденіемъ, она остановилась на минутку передъ развалинами, возлѣ которыхъ очутилась совершенно неожиданно.
Солнце почти уже закатилось, бросая свои послѣдніе, слабые лучи на темный лѣсной боръ и на шумящія водяныя струи; между тѣмъ, какъ при ихъ исчезновеніи, вечерняя заря поспѣшила окрасить алымъ пурпуромъ высокія руины съ остроконечными башенками, стѣны которыхъ давно уже успѣли обрости густымъ зеленымъ мхомъ.
Какъ большая глыба чернаго мрамора, отдѣлялась башня отъ блестящаго грунта, а широколиственный орѣшникъ стоялъ, какъ темный силуэтъ, сквозь пышныя вѣтви котораго, какъ сквозь тюль, просвѣчивали яркія, огненныя пятна.
Глаза молодой дѣвушки враждебно посмотрѣли на берегъ рѣки и на то окно башни, за тяжелыми занавѣсями котораго неприкосновенно стоялъ желѣзный шкафъ съ деньгами. До этой минуты она только боялась, теперь-же положительно ненавидѣла эти холодныя, желѣзныя стѣны, сживавшія со свѣту ея собствннное „я“. Неужели-же въ самомъ дѣлѣ богатство можетъ отодвинуть на послѣдній планъ и доброе сердце, и теплое, святое чувство человѣка?
Кто бы не явился просить руки богатой дѣвушки, тотъ, навѣрное, съ любовью перемигивался съ желѣзнымъ шкафомъ и каждый страстный взглядъ его относился къ денежнымъ пачкамъ, каждое теплое пожатіе – къ ея приданному.
И объ этомъ думалъ тоже коммерціи совѣтникъ: богачъ хотѣлъ сдѣлаться еще богаче. Да, та коварная мысль, уничтожающая чувство собственнаго достоинства, которую Флора съ такою ядовитою злобою вложила въ душу молодой сестры, не могла даже сравниться съ точеніемъ червя, постепенно съѣдающаго внутренность сочнаго плода.
А тамъ, внизу, у подножія башни виднѣлся темный люкъ погреба, гдѣ хранились самыя драгоцѣнныя вины богача. Еще не такъ давно совѣтникъ водилъ туда президентшу и всѣхъ трехъ свояченицъ. Желѣзная дорога снова привезла ему безсчетное число боченковъ съ дорогими напитками, и всѣ они удобно помѣстились подъ тяжелыми каменными сводами, глубоко врытыми въ нѣдра холма.
Какой холодный, сухой и чистый воздухъ вѣялъ тамъ, внизу. Плиты каменнаго пола бдестѣли, какъ натертый паркетъ, нигдѣ не виднѣлось ни одной пылинки, ни одной тонкой нитки паутины не спускалось съ высокихъ желѣзныхъ стропилъ, поддерживающихъ потолокъ, въ видѣ купола.
