Николай Прокудин - Вернуться живым
– Бортач! Давай быстрее, а то собьют! – заорал я летчику.
Тот и сам увидел пробоины и срочно связался с пилотом. Вертолет завис над самой землей, и мы вместе с борттехником быстренько вытолкнули бойцов вниз. Солдаты, кувыркаясь, с ругательствами и воплями упали на площадку. Громко матерясь, последним спрыгнул я. Десять секунд – и двенадцать человек на земле! Вот это скорость! Жить захочешь – поторопишься!
Вертушка легла набок и, дымя, резко ушла вправо. Потом, заложив крутой вираж, вертолет взмыл в небо. Лежащие вокруг бойцы стреляли куда попало в направлении противоположного склона. Я тоже расстрелял два магазина. Рядом со мной прошла очередь, и несколько пуль зарылись в каменистую землю.
Следующий вертолет высадил взвод Шведова. В него тотчас ударили пулеметные очереди. И эта вертушка задымила, но удержала высоту и сумела улететь. Подорожник приказал усилить огонь по «духам». К площадке подлетела еще одна пара вертолетов. Первый борт быстро высадил людей и уступил место следующему. Второй завис над вершиной, опираясь на одно колесо, и начал высадку солдат. Выскочили один боец, второй… Вот выпрыгнул замполит роты Серега Шкурдюк, за ним пара солдат. И тут раздалась длинная громкая очередь из крупнокалиберного пулемета. Вертолет, дернувшись, начал медленно заваливаться в ущелье. Звук двигателя стал прерывистым, упали обороты, ему не хватало мощности. Из люка вывалились еще два человека, а затем борт, накренившись, закувыркался в пропасть. Взрыв и удар соединились в один громкий хлопок. Снизу полыхнуло пламя и поднялось облако дыма. Из ущелья послышался треск горящего дюралюминия.
«Крокодилы» обрушили на противоположный хребет море огня, но пулеметы и автоматы мятежников не смолкали. Я лежал рядом с комбатом, расстреливая магазин за магазином. Во время перезаряжания рожка патронами мой взгляд упал на лежащую возле локтя пулю. Она сверкнула сбоку минуту назад, и теперь я ее мог разглядеть. Стальной сердечник длиной сантиметров пять пробил бруствер и застрял в камушках.
– Иваныч, взгляните, из чего по нам лупят! – показал я подполковнику пулю.
– От ДШК! Вот из него они и завалили «Ми-8». Комиссар! Надо доставать людей из ущелья. Может, кто живой на склоне остался.
– А почему опять я? В «зеленке» мне досталось и теперь подставлять задницу?
Василий Иваныч задумчиво поглядел на меня и хмыкнул.
– Согласен. Тогда, Василь, твоя очередь под пулями побегать, – сказал комбат Чухвастову. – Вперед, тезка!
Замначальника штаба медленно пополз к месту катастрофы. Он перекатился в ближайшую ложбинку, где его прижали пулеметными очередями. Минут пять мои мысли пребывали в полном смятении. «Жить хочется! К черту войну! Зачем мне это надо? Что я один-единственный, кто должен лезть во все дыры? Пусть Шкурдюк ползет, его рота! Но ведь внизу кто-то кричит и зовет, а эти балбесы почему-то залегли и не спускаются на помощь», – размышлял я, терзаемый угрызениями совести.
– Василий Иванович, я посмотрю, в чем там заминка. Возьму с собой Шапкина. – Комбат, не глядя на меня, кивнул головой и продолжил стрелять одиночными по зарослям кустарника на противоположном склоне.
– Сашка! Бери станцию и за мной! – скомандовал я связисту.
Сержант без лишних пререканий поспешил следом. Пули плотно ложились вокруг нас.
– Шапкин, прижми ниже задницу, а то отстрелят! В учебке ползать по-пластунски не учили? – негодовал я на Сашку, потому что тот, не желая пачкаться, не полз, а передвигался на четвереньках.
Раскаленный металл врезался в каменистый гребень горы и с отвратительным визгом рикошетил во все стороны. Хорошо, что стрельба идет только с левого склона. Если «духи» такой же пулемет поставят и справа – нам всем смерть!
Сержант Шапкин полз следом за мной и громко матерился после каждой очереди. Конечно, неприятно, когда ежеминутно отлетающие камушки секут по щекам.
Я добрался до глубокой ложбины, в которой сидел бледный и изможденный Шкурдюк. Рядом теснились Чухвастов и четверо растерянных солдат.
– Ну что там случилось, Серега? Не зацепило осколками? – забеспокоился я.
– Нет. Перелякался дюже, но штаны сухие. К счастью, не задело.
– Кто еще был в вертолете?
– Не знаю, выпрыгнул ли Арамов… Мы вместе с ним летели… Я выскочил, и почти сразу вертолет упал и взорвался… – ответил Сергей медленно, с большими усилиями, делая долгие паузы. Его колотила мелкая дрожь…
Солдаты лежали, прижавшись друг к другу, как испуганные воробьи. Они понимали, что сейчас офицеры станут всех поднимать и гнать вниз к раненым и убитым. Доставать тела из глубокого ущелья под обстрелом было страшно. Ни у кого не было желания в любую секунду превратиться в окровавленный труп и лежать на земле рядом с мертвым приятелем.
– Вася! Чего ждем-то? Внизу кто-то орет и стонет! Нужно ползти!
– Вот сам и ползи, умный какой! Пулеметы молотят без остановки, головы не поднять!
– А ты ее и не поднимай! По-пластунски, змейкой, мордой в землю! – предложил я капитану.
– Стар я ползать под обстрелами. Помоложе найдутся, – возразил Вася и нахмурился.
– На меня намекаешь? – усмехнулся я.
– Ни на кого не намекаю. Я простой замначальника штаба батальона. Мне по должности не положено водить в атаку людей, воодушевлять бойцов. Другие на это учились…
Я взглянул на Сережку, но того била сильная дрожь. После болезни не окреп, а тут еще такой шок! Черт! Опять мне в передрягу попадать! До чего не хочется подставлять башку! На какое-то время я закрыл глаза, размышляя о предстоящей вылазке, достал номерок из-под тельняшки и погладил его для удачи. Убьют, как пить дать, убьют! Если послать одних солдат, а самому остаться в этой спасительной ложбинке? Нет, они наверняка где-нибудь залягут и никого искать не станут.
– Что ж, миссию следопыта беру на себя, – сказал я Чухвастову. – Сейчас с Шапкиным спущусь метров на пятнадцать по склону, а вы прикрывайте меня. Огонь из всех стволов! Отвлекайте пулеметчиков!
В этот момент на наши ноги сверху рухнуло тело. Оно было довольно крупных размеров, в шлемофоне вертолетчика, с окровавленным лицом, и громко материлось.
– Ты кто? – удивился Чухвастов. – И откуда свалился?
– Я борттехник! Я же из этого вертолета! Как живой остался, не пойму! – торопливо принялся объяснять бортач. – Меня выбросило из люка вниз головой. Вот морду себе разбил при падении о камни.
– Сколько человек осталось в вертушке? – поинтересовался я.
– Ваших трое, кажется, и экипаж. Там кто-то стонет среди валунов.
– Шапкин, за мной! – рявкнул я, плюнул три раза через левое плечо и выполз из укрытия.
Сержант, чертыхаясь, выбрался следом. Пулеметная очередь взрыхлила землю метрах в пяти от меня. Плохо! Пристрелялись гады! Справа кто-то громко стонал и звал на помощь. Я перекатился туда и увидел обгорелого, закопченного летуна.
– Эй, брат, ты кто? – крикнул я ему. – Идти или ползти можешь?
– Нет, не могу. Ноги обожжены. А-а-а-а-а! – громко, с надрывом в голосе прохрипел в ответ вертолетчик. – Я командир эскадрильи! Подполковник! Помогите кто-нибудь ради бога!
– Сейчас поможем. Держись! – обнадежил я летчика и взял у связиста радиостанцию. – «Багор», я «Багор-300», докладываю обстановку: найден живой член экипажа. Нужны «карандаши», чтоб выносили. Летчик ранен, обгорели ноги. Срочно сюда на помощь.
– Сейчас пришлю. У тебя промедол есть? – спросил комбат.
– Кто на связи? Всем остальным молчать! Что видишь внизу? – перебил Подорожника голос какого-то начальника. – Это с вами говорит «Заря-1», докладывайте обстановку!
Ого! Это комдив вклинился в разговор. А что сказать? Ни хрена не видно: сплошная дымовая завеса. Вертушка коптит горящими колесами и топливом из баков. Дюралюминий с громким треском и шипением полыхает, время от времени стреляя искрами. Но это хорошо, что много копоти: «духовские» пулеметчики потеряли нас из виду.
– Нашли одного раненого! Это командир вертушки. Нужна срочная эвакуация. Других никого пока не вижу. Сейчас спущусь вниз, как только заберут раненого. Докладывает заместитель «Багра» «Багор-300».
– Давай, сынок, действуй! Удачи! – напутствовал полковник Баринов.
Ишь, папочка нашелся! Лучше огневые точки «духов» подавите артиллерией. Потому что ползти дальше – значит выбраться из дымового прикрытия. Будем прекрасной мишенью.
Сверху зашуршали камушки, и к нам подползли Шкурдюк, Чухвастов, Сероиван и солдаты.
– Ну вот и славно! Выносите подполковника, а я пробираюсь к пожарищу. Может, и там есть кто живой, – сказал я Чухвастову и, поплевав через левое плечо, направился дальше.
Шапкин, словно нитка за иголкой, передвигался за мной. Ползти стало совершенно невозможно. Едкий дым и гарь стелились по земле, вызывая жжение во рту и глазах. Запах разлившегося керосина затруднял дыхание. Вначале я поднялся на четвереньки, затем пошел чуть пригибаясь, а потом и в полный рост. Миновав дымовую завесу, мы с сержантом оказались возле горящей кабины. Внутри нее находился пилот. Это была в общем-то уже не кабина, а бесформенные, разбросанные повсюду куски обшивки, стекла, пластика, которые продолжали гореть. Летчик сидел в кресле, пристегнутый ремнем, а языки пламени лизали его руки, ноги и закрытый гермошлем. Тело полностью обгорело, оплавилось и пузырилось под действием огромной температуры. Обугленная головешка – а ведь полчаса назад он был человеком, живым, здоровым, уверенным в себе, молодым офицером.
