Кристиан Жак - Храм Миллионов Лет
После совершения возлияния молоком и медом и произнесения ритуальных молитв царская чета вошла в святилище, вырубленное в скале, где царила приятная прохлада.
— С тобой говорил доктор Париамакху? — спросил Рамзес у Нефертари.
— Он предписал новое лечение, которое должно изгнать последние следы переутомления.
— И больше ничего?
— Он скрыл что-то, касающееся Меритамон?
— Нет, успокойся.
— Что он мог мне сказать?
— Мужество не является главной добродетелью нашего доктора.
— В чем он струсил?
— Ты чудом выжила после родов.
По лицу Нефертари промелькнула тень.
— У меня больше не будет детей, не так ли? Я не дам тебе сына?
— Ха и Меритамон законные наследники престола.
— У Рамзеса должны быть другие дети и другие сыновья. Если ты посчитаешь, что меня необходимо отправить в храм…
Царь прижал к себе жену.
— Я люблю тебя, Нефертари. Ты — свет и любовь. Ты — царица Египта. Наша душа навсегда едина, и ничто не сможет нас разлучить.
— Исет даст тебе сыновей.
— Нефертари…
— Тебе это необходимо, Рамзес, необходимо. Ты не обычный смертный, ты фараон.
Прибыв в Фивы, царская чета отправилась на место, где должны будут возвести Храм миллионов лет Рамзеса. Место показалась ему по-настоящему грандиозным, наполненным энергией, питающей одновременно и горы Запада, и плодородную долину.
— Я был неправ, пренебрегая этим строительством, обратившись целиком к строительству столицы, — признал Рамзес. — Предостережение моей матери и покушение, совершенное на тебя и на нашу дочь, открыли мне глаза. Лишь Храм миллионов лет защитит нас от зла, скрывающегося во мраке.
Благородная и блистательная Нефертари обходила обширное пространство скал и песка, казавшееся бесплодным. Как и Рамзес, она наслаждалась близостью с солнцем, лучи скользили по коже, не обжигая ее, даруя свой свет. Казалось, время остановилось, а царица, став божественным воплощением всего сущего, освящала эту землю, ступая по ней.
Вечность опечатывала с каждым шагом великой царской супруги выжженную солнцем почву, уже отмеченную знаком Рамзеса.
Два человека столкнулись нос к носу на капитанском мостике царской барки и замерли. Сетау был ниже Серраманны, но столь же широк в плечах. Их взгляды скрестились.
— Я надеялся, что больше не увижу тебя вблизи царя, Сетау.
— Я не расстроился, разочаровав тебя.
— Ходят слухи о черном маге, подвергнувшем жизни царицы и ее дочери опасности.
— Ты еще не узнал, кто это? Поистине, окружение Рамзеса ни на что не годится.
— Никто не ломал тебе нос?
— Попытайся, если это тебя развеселит. Но опасайся моих змей.
— Это угроза?
— Мне безразлично, что ты думаешь. Каким бы ни был твой внешний облик, пират всегда останется пиратом.
— Если бы ты сознался в своем преступлении, ты сберег бы мое время.
— Для начальника личной стражи ты плохо информирован. Разве ты не знаешь, что я спас царскую дочь?
— Маскарад. Ты весьма коварен, Сетау.
— У тебя извращенный ум.
— В следующий раз, когда ты попытаешься навредить царю, я раскрою тебе череп.
— Твои претензии тебя погубят, Серраманна.
— Хочешь сам попробовать?
— Беспричинные посягательства на друга царя приведут тебя на каторгу.
— Ты сам туда скоро отправишься.
— Я пропущу тебя вперед, сард. А пока мы ждем этого, уйди с моей дороги.
— Куда ты идешь?
— К Рамзесу. По его приказу, я должен очистить место, где будет его храм, от рептилий, живущих там.
— Я помешаю твоим козням, колдун.
Сетау отстранил Серраманну.
— Вместо того чтобы нести чушь, ты бы лучше охранял царя.
Рамзес долго собирался с мыслями в святилище, посвященном его отцу, внутри храма в Гурнахе, на западном берегу Фив. Царь разложил на алтаре гроздья винограда, ягоды можжевельника, сосновые шишки. В этой обители покоя душа Сети жила в мире, питаясь тонким запахом подношений.
Именно здесь Сети объявил Рамзеса своим преемником. Молодой царевич не почувствовал тяжести отцовских слов. Он жил мечтами, в спасительной тени гиганта, чья мысль двигалась подобно божественной ладье через небесные пространства.
Когда на его голову были возложены белая и красная короны, спокойствие наследника трона навсегда покинуло Рамзеса, чтобы столкнуть его с миром, о трудности которого он не подозревал. На ступенях этого храма серьезные и улыбающиеся боги делали жизнь священной, возродившийся фараон почитал их, общаясь с невидимым. Снаружи были люди. Человечество с его мужеством и трусостью, прямотой и лицемерием, щедростью и жадностью. А он, Рамзес, находился в центре этих противоречий и был обязан поддерживать связь между богами и людьми, несмотря на свои желания и слабости.
Он правил лишь год, но уже давно не принадлежал себе.
Когда Рамзес поднялся на колесницу, которой правил Серраманна, солнце клонилось к закату.
— Куда мы едем, Великий Царь?
— В Долину Царей.
— Я обыскал барки, которые сопровождают нас.
— Ничего подозрительного?
— Ничего.
Сард нервничал.
— Ты больше ничего не хочешь мне сказать, Серраманна?
— Совершенно ничего, Великий Царь.
— Ты уверен?
— Обвинять пока некого.
— Ты узнал, кто этот черный маг?
— Мое мнение ничего не стоит. Лишь факты имеют значение.
— Поехали, Серраманна.
Лошади направились к Долине, вход в которую постоянно охранялся. За день скалы раскалились и теперь дышали жаром. Казалось, что проезжаешь через печь, в которой непременно умрешь от удушья.
Весь в поту, задыхаясь, главный стражник склонился перед фараоном и заверил его, что ни один вор не проник в гробницу Сети.
Но Рамзес направился не к гробнице отца, а к своей собственной. Рабочий день был уже закончен, каменотесы чистили свои инструменты и складывали их в корзины. Неожиданное прибытие властителя заставило смолкнуть разговоры, рабочие встали за надсмотрщиком, который заканчивал свой ежедневный доклад.
— Мы прорыли длинный коридор, ведущий к залу Маат. Могу я показать его вам, Великий Царь?
— Оставьте меня одного.
Рамзес преступил порог своей гробницы и спустился по довольно короткой лестнице, вырубленной в скале, символизирующей путь от солнечного света во тьму. На стенах были выбиты иероглифы, расположенные вертикально, молитвы, с которыми вечно молодой фараон обращался к могуществу света, чьи тайные имена он перечислял. Потом следовали ночь и испытания тайного покоя, которые должно пройти старое солнце, чтобы возродиться утром.
Пройдя через царство теней, Рамзес увидел себя возрождающимся в вечности перед божествами, представшими в потустороннем мире в своем облике. Роспись была великолепна.
Справа находилась зала царской колесницы с четырьмя колоннами. Здесь положат дышло, саму колесницу, колеса и другие части ритуальной колесницы Рамзеса, чтобы она перешла в иной мир, и монарх смог бы перемещаться, поражая врагов света.
Затем коридор становился уже. Он был украшен ритуальными текстами и изображениями мистических сцен открывания рта фараона, перевоплотившегося и воскресшего.
Дальше была скала, лишь немного тронутая инструментами каменотесов. Им понадобится много месяцев, чтобы вырубить и украсить залу Маат и золотой покой, где будет покоиться саркофаг.
Смерть прошла перед глазами Рамзеса, спокойная и загадочная. В языке вечности хватало слов и искусства для отображения всего. Молодой царь отделится в ином мире от своей земной сущности, присоединившись к вечности, чьи законы превышали возможности человеческого понимания.
Когда фараон вышел из своей гробницы, мирная ночь царила над Долиной его предков.
45
Второй жрец Амона, Доки, бежал к Фиванскому дворцу, где царь пожелал собрать главных лиц управления храма Карнака. Маленький, с выбритым черепом, узким лбом, острым носом и подбородком и с челюстью, похожей на крокодилью, Доки боялся опоздать из-за глупости своего секретаря, не предупредившего его, в то время как он проверял отчеты писца о поголовье стад. Дурак будет сослан на ферму, далеко от благостной жизни храма.
Серраманна обыскал Доки и позволил ему войти в приемную залу фараона. Старый Небу, великий жрец и первый священник Амона, сидел лицом к нему на удобном сидении с подлокотниками. Плечи его были опущены, он положил больную левую ногу на подушку и вдыхал цветочные эссенции из флакона.
— Прошу простить меня, Великий Царь. Мое опоздание…
— Не будем об этом. Где третий священник?
— Он занят очищающими ритуалами в Доме Жизни и желает оставаться там в затворничестве.
— Хорошо. А Бакен, четвертый священник?
— На стройке Луксора.
— Почему он не здесь?
— Он наблюдает за сложной установкой обелисков, если вы желаете, я пошлю за ним…
— Не нужно. Хорошо ли чувствует себя главный жрец Карнака?
