Гасьен Куртиль де Сандра - Мемуары графа де Рошфора
В рядах противника царил полный беспорядок, и за три месяца они полностью потеряли три свои провинции. Однако принц Оранский[92] был человеком совсем иного рода. Он отправил маркизу Бранденбургскому, своему дяде, сообщение с предложением союза, объяснив ему преимущества, которые он получит, поддержав республику. Дело в том, что мы заняли несколько бранденбургских городов. Хотя наш король и был хозяином всего мира, его шпионы доложили ему об этих договоренностях лишь через восемь дней после того, как об этом сказал виконт де Тюренн. Я не знаю, по каким каналам он получил эту новость, но он пришел к королю и сказал, что пора заключать мир, пока он еще может быть очень выгодным для нас. Король захотел узнать мнение принца де Конде по этому поводу и отправил к нему гонца в Арнем, где он приходил в себя после ранения. Принц де Конде подтвердил ему то же самое. Король чувствовал правильность этих советов, но он оставил управление всем маркизу де Лувуа, думая, что военный министр лучше все понимает, чем его два самых лучших полководца. Он полностью понадеялся на министра и следовал его советам до последнего. Принц де Конде и виконт де Тюренн были разгневаны на то, что король послушал не их, а маркиза де Лувуа, и если бы они не приложили свои таланты к исправлению этой ошибки, возможно, наш король не был бы таким могущественным, каким он является сейчас.
Вильгельм III Оранский
Господин де Тюренн, подойдя к Арнему, решил отправить приветствие принцу де Конде и осведомиться о состоянии его здоровья. Это задание больше подходило для слуги, чем для адъютанта, однако он отправил меня, поручив мне сказать ему еще кое-что. Я нашел принца сильно страдающим от полученной раны. Даже разговаривая со мной, он вынужден был прерываться от приступов боли. Именно поэтому я постарался по возможности сократить свой визит, чтобы дать ему отдохнуть, но в это время вдруг появился герцог Мекленбургский, которого в прихожей предупредили о состоянии, в котором находится принц. Узнав об этом, герцог сделал очень грустное выражение лица, но все же вошел, вернее сказать, влетел в комнату как сумасшедший. «Fructus belli!»[93] — закричал он, а потом повторил это еще раз десять, подходя все ближе и ближе к кровати раненого. Если бы я мог остаться в комнате до конца этой комедии, я бы ни за что не ушел. Я очень уважал принца де Конде и должен был что-то предпринять. Все, что было в моих силах, это остаться в прихожей вместе с Дерошем, капитаном гвардии, и попросить последнего войти и посмотреть, чем закончится этот фарс. Но он мне ответил, что я принимаю его за дурака, если думаю, что он станет вмешиваться, что я, видимо, совсем не знаю герцога Мекленбургского, если позволяю себе говорить подобные нелепости.
А в это время маркиз Бранденбургский, привлеченный больше деньгами голландцев, чем призывами принца Оранского, пообещал прийти последнему на помощь[94]. Голландцы же не только разорвали мир, но и убили своего главного министра[95], которого подозревали в связях с нами. Многие тогда попали в немилость, и среди прочих некий Монба, с которым я раньше имел дело из-за одного из моих родственников, которого звали Бринон. За десять тысяч экю, которые он одолжил у своей матери, он ему продал участок земли, который стоил сорок тысяч, под обещание покрыть разницу деньгами. Но контракт не состоялся, так как в нем была тысяча юридических тонкостей, так что несчастный мальчик, ничего не понимавший в процессе, дал ему расписку на сорок тысяч франков, думая, что это облегчит выплату остального. Однако ход дел пошел совсем иначе, Монба привел кредиторов, которые сформулировали свои требования, а Бринон перед тем, как продать землю, указал ему на них как на надежных плательщиков, и это стало новым препятствием. Он довел бедного дворянина до такой крайности, что он обратился ко мне. Я поговорил об этом с Монба, который пообещал все решить в две недели, но сказал, что у него нет денег в Париже и он отдаст их в Голландии, если с ним туда поедут. Он злоупотребил доверием несчастного, завербовал его в свою роту и заставил все подписать. Я был в страшной ярости против него, но ничего не мог поделать, так как все было заверено нотариусом, и он мог десять лет не возвращаться во Францию. Что касается моего родственника, он его сгноил в нищете, не дав ему больше ни су.
Я занимался этим делом и должен был проявить хитрость, чтобы не попасть в немилость. А тем временем господин де Тюренн получил приказ двинуться против маркиза Бранденбургского, наступавшего во главе армии численностью в двадцать четыре тысячи человек с явным желанием перейти Рейн, так как в нашем договоре было написано, что мы не имеем права вторгаться в пределы Германии. Господин де Тюренн ответил, что это старые сказки, в которые он не верит, и его офицеры могут делать что хотят. Ему дали приказ проконсультироваться по ряду вопросов с электором Палатина[96], и он отправил меня к нему. Электор захотел, чтобы я отобедал с ним. Мы хорошо посидели, и я был там не единственным французом. За столом, например, был один шутник, и он применял некие новинки, в частности он говорил, приставляя нечто, чему я не знаю и названия, к уху человека, так что никто из присутствовавших не мог слышать, о чем идет речь. Этот человек был авантюристом, обожающим разные приключения и развлечения, которые он делал за счет господина электора.
Когда он думал, что никто за ним не следит, он прятал с тарелки то крылышко дичи, то целые куски, и прятал их в карман, и так он кормил свою жену, не платя за это ничего. Никто пока ничего не замечал, но, к несчастью для него, хозяин дома увидел, как он взял индюшатину, и сказал на ухо господину электору, что предлагает посмеяться. Тот спросил как, но он ответил, что рассказывать долго, но достаточно будет предупредить французских офицеров на выходе из-за стола, чтобы они не поднимали скандал из-за того, что им скажут. Принц принял это за чистую монету и сделал так, как его попросил хозяин дома, и как только все встали из-за стола, хозяин заявил, что знает, что один из нас нечестный человек, что он прихватил с собой стакан из позолоченного серебра из буфета. Так как мы были предупреждены, как я уже говорил, мы не удивились этим словам. Человек же, о котором шла речь, был вынужден встать в один ряд со всеми, и у него была найдена индюшка в кармане. Он ничего не мог сказать в свое оправдание, но все показал господину электору, и все стали смеяться, что не нашли вора стакана, но зато нашли вора дичи. Господин электор чуть не умер от смеха, глядя на весь этот фарс, и мы тоже. Этот же человек сказал:
— Да, Монсеньор, я взял эту несчастную индюшку, но у меня больна собака, она очень привередлива в еде, и я вынужден о ней заботиться.
Этот ответ был найден великолепным, и господин электор был так доволен, что распорядился дать ему целое блюдо.
* * *После того как я выполнил порученное мне дело, я отправился к господину де Тюренну. В своем рапорте я ему доложил все, что увидел и услышал, в том числе и о человеке с индюшкой. В это время армия двигалась вдоль Некре, и мы уже находились в одном лье от Вимпфена, и все офицеры принялись смеяться над этим, утверждая, что им не платят нормальных денег и что это такое же плутовство нашего казначея. Казначей был одним из моих друзей, и я предупредил его о том, что происходит. Я сказал, что ему нечего бояться, что есть лекарство от всего, и я ему скажу, что нужно делать. Услышав это, он бросился к моим ногам и стал говорить, что будет мне обязан жизнью, так как он действительно хотел подзаработать на обмене денег. Когда он говорил это, я понял, что он умирает от страха. Увидев это, я спросил его, какие деньги он получил в последний раз. Он ответил, что получил из Страсбурга луидоры и пистоли, а из другого места — двести тысяч франков, и он конвертировал деньги с выгодой для себя.
Когда я услышал это, я посоветовал ему самому сделать платежную ведомость, но так изменить подпись, чтобы ее невозможно было узнать, чтобы, когда господин де Тюренн его вызовет, а этого было не избежать, можно было доказать, что были только такие деньги. А чтобы успокоить офицеров, я посоветовал сказать, что к концу кампании им дадут нормальные деньги или документы на обмен. Он сделал все, как я сказал. И действительно, господин де Тюренн послал за ним, увидел сделанную им ведомость и сообщил офицерам, что тем не стоит возмущаться. Таким образом, казначей не только избежал наказания, которого он так боялся, но и получил большую выгоду, так как маркитанты скупали у него экю, давая за них по два-три су. Казначей был мне так обязан, что пообещал в любой момент дать мне денег, если мне будет нужно[97].
Господин де Тюренн не успокоился, перейдя через Рейн. Он еще переправился через Некре и, вынудив маркиза Бранденбургского уйти за Майн, форсировал еще и эту реку. Я не знаю, почему маркиз так поступил, ведь у него было на треть больше солдат, но, видимо, он боялся проиграть сражение, а посему оставил всю свою страну. Как бы то ни было и кто бы ни начал эту войну, он первым стал искать мира, и ему пообещали уйти с его территории при условии, что он больше не будет вмешиваться не в свои дела. Таким образом, бранденбургский вопрос был решен, и господин де Тюренн вернулся к Рейну. Его войска вернулись такими уставшими, что на них жалко было смотреть. Однако не успели они отдохнуть, как пришлось снова начинать боевые действия, так как король собрался взять штурмом Маастрихт, который он не решился атаковать в прошлом году, хотя в окрестностях города все это время стояла одна из армий.
