Питер Дарман - Парфянин. Книга 1. Ярость орла
– Ты один управлялся с этими конюшнями? – спросил я.
– Нет, принц, – он повернулся в другую сторону и крикнул кому-то: – Вы уже можете выйти!
В дальнем конце помещения возникли пять фигур, все одетые так же, как Годарз, хотя и моложе его – на вид едва ли старше двадцати лет.
– Они тут прятались. Боялись германцев, думали, их схватят, но твой приход избавил их от этого, – он быстро глянул на меня. – По крайней мере, пока.
– Вы в полной безопасности! – крикнул я тем. – Вам не сделают ничего плохого!
Он подошли ближе, склонив головы.
– Спасибо, принц, – сказал Годарз. – А теперь я покажу тебе лошадей.
Лошади оказались в безупречном состоянии, надо отдать должное их конюхам. В последнем стойле стояло животное редкой красоты, белый жеребец с синими глазами. Пораженный, я уставился на него, восхищаясь мощными плечами и высоко поднятой головой. Он гордо стоял передо мной и смотрел прямо в глаза.
– Он карфагенских кровей. Мой хозяин назвал его Ремом.
– Странное имя, – заметил я.
– Рем, как мне говорили, это один из тех близнецов, что основали Рим много веков назад. Он должен стать твоим, принц, поскольку у него упрямый и высокомерный характер, так что ему нужен настоящий мастер, настоящий повелитель лошадей, чтобы его укротить и приручить.
Я медленно протянул руку и погладил коня по голове. Кажется, ему это понравилось.
– Нам надо уходить отсюда, – сказал я. – Ты сообщил Спартаку, что идешь с нами?
– Да, принц.
– А как быть с этими людьми?
– Они тоже идут с вами.
– Очень хорошо, – сказал я. – Этих лошадей берем с собой. И уходим. – Я обернулся к Рему: – А ты, мой прекрасный друг, будешь теперь моим конем.
Годарз и конюхи ехали позади нас, ведя в поводу запасных лошадей, когда мы уезжали с форума, который был сейчас забит повозками и фургонами самого разного вида; все они дожидались своей очереди, чтобы выехать на большую дорогу и двинуться на запад от Нолы. Я заметил возбужденного Каста, он стоял с Ганником впереди длинного ряда нагруженных повозок, пытавшихся выбраться на дорогу. Я подъехал к нему. Когда мы покидали тот богатый дом, в котором ночевали, то выгребли оттуда все, что представляло какую-нибудь ценность. Я нашел шелковую нательную рубашку и дорогую белую тунику, украшенную по краю красным и золотым. Я забрал себе обе эти вещи и тут же надел их на себя, а еще пару сапог для верховой езды и белый плащ. Красный плюмаж со шлема я сорвал и заменил его длинным белым из гусиных перьев. Я все же был парфянин, а не римлянин и желал выглядеть как парфянин. Кроме того, я причесался и побрился, велев своим людям сделать то же самое.
Каст посмотрел на меня:
– Прекрасный конь!
– Фургоны давно отправляешь? – спросил я.
– С самого рассвета. По последнему подсчету, у нас их почти четыре сотни. И все заполнены с верхом. В городском арсенале нашли тысячу копий и щитов плюс пару сотен кольчужных рубах.
Я поглядел на германских воинов, сидевших на повозках, и тех, что охраняли форум. Все они, кажется, были так же скверно одеты и вооружены, как вчера.
– А ты разве не перевооружил остальных своих людей? – спросил я.
Он отрицательно покачал головой:
– Все отправляем на Везувий, а уж там распределим поровну, по потребности. На этом настоял Спартак.
– А где он?
– В амфитеатре. Ганник покажет тебе, где это.
Ганник был рад убраться с форума и повел меня с моими людьми в западные предместья Нолы к большому деревянному стадиону. Мы спешились, и я велел всем оставаться снаружи, а мы с Ганником прошли внутрь через открытые ворота. Внутри оказалась удлиненная, посыпанная песком площадка, со всех сторон огороженная трибунами со скамейками. Сверху над ними не было никакой защиты ни от солнца, ни от дождя, если не считать трибуны в дальнем конце, где на деревянных столбах была установлена крыша, под которой располагались резные кресла. Спартак сидел на краю этой крытой трибуны, свесив ноги с высокого барьера, который окружал арену. Я поблагодарил Ганника и пошел к Спартаку через ряды скамеек. Он не обернулся, когда я сел рядом с ним. И долго молчал, глядя на песок внизу.
– Я сражался здесь несколько раз, – наконец произнес он. – Здесь всегда было полно народу. И всегда было жарко. Они сначала казнят преступников, с утра, а потом им нравится смотреть на схватки диких животных. К тому времени, когда приходит очередь гладиаторов сражаться друг с другом, уже наступает вторая половина дня, и вся арена воняет кровью, мочой, дерьмом и блевотиной. Они обычно засыпа́ли кровь песком, но вонь никуда не пропадала. Это мне запомнилось больше всего – не убийства, не крики толпы, а отвратительный запах. Неважно, насколько велика арена и как аккуратно она посыпана песком, вонь все равно та же самая.
Он встал и посмотрел на небо.
– Я сперва хотел сжечь Нолу, но поскольку она оказалась по отношению к нам весьма гостеприимна и щедра, я решил быть милосердным. Как ты полагаешь, не следовало ли нам перебить ее обитателей?
Я был в шоке:
– Зачем?!
– Римляне уважают силу. Милосердие они считают слабостью, – он глядел на меня широко открытыми глазами, и в них было какое-то дикое выражение. – Но более всего они любят кровь, много крови. Иначе зачем бы они любовались тем, как люди рубят и режут друг друга на арене? А я поклялся обеспечить им то, что они любят больше всего.
– То, что жителям города позволили уйти, было правильным решением, мой господин.
Он пожал плечами и двинулся к выходу.
– Уходим отсюда сегодня же. Пора возвращаться на Везувий. Этот налет побудит римлян к решительным действиям, и они очень скоро пошлют сюда еще войска, чтобы нас уничтожить.
Был уже почти вечер, когда я и мои люди покинули город, ведя лошадей, через западные ворота Нолы на большую дорогу. Впереди, насколько хватало глаз, двигалась длинная колонна телег и повозок, среди которых мелькали воины Каста. Мы тоже захватили несколько повозок, которые набили конскими сбруями и прочим снаряжением, взятым из конюшни, где раньше трудился Годарз, и из других, которые тоже ограбили. Он был счастлив оказаться среди своих, но еще больше обрадовался, когда я оседлал Рема и попросил его поехать со мной, отправившись отыскивать Спартака и оставив своих людей охранять повозки. Мы нашли его в двух милях впереди. Он остановил своего коня на вершине холма, возвышавшегося над равниной, на которой стояла Нола. Спартак заметил нас, кивнул, затем уставился куда-то за наши спины. Я обернулся и увидел огромный столб черного дыма, поднимающегося над городом в безоблачное небо.
– Ты решил все же сжечь город, господин?
– Только амфитеатр. Вместе с гарнизоном.
– Прости, господин?
– Я велел отвести их всех туда, приковать цепями к скамейкам, полить смолой и поджечь, – он посмотрел прямо мне в глаза. – Моему милосердию есть предел, Пакор.
Потом он посмотрел на Рема, и мне вдруг показалось, что я заметил в его глазах тревожное выражение.
– Человек с Востока верхом на белом коне.
– И что?
– Ничего, – резко бросил он. – Да, еще одно. Мы поровну делим все, что было захвачено у римлян. Тебе это может показаться странным, и ты, конечно, этого не знал, но постарайся обеспечить, чтобы этого не случилось вновь.
Потребовался остаток этого дня и весь следующий, чтобы переправить наши трофеи на Везувий. В сильно расширившемся лагере, когда мы туда возвратились, царило возбуждение. Мои парфяне были очень довольны тем, что конница вернулась без потерь, и с радостью приветствовали появление у нас Годарза. Хотя он много лет пробыл пленником римлян, его появление напомнило всем о доме, а умение легко сходиться с людьми обеспечило ему теплый прием. Он без труда влился в наши ряды. Теперь у нас было достаточно лошадей, чтобы обеспечить всех парфян, хотя мы каждый день направляли группы по окрестностям на поиски диких лошадей, а также тех, которых могли «освободить», забрав у римлян. Новость о захвате Нолы, видимо, распространилась далеко, поскольку каждый день прибывали новые люди, пополняя наше войско. Сельскохозяйственные рабочие и пастухи по большей части, но также и хорошо одетые городские рабы, которые уже воображали себя воинами, но не имели понятия о трудностях и тяжких трудах, которые выпадут на их долю. Большинство были галлами и германцами; первых ревностно прибирал к рукам Крикс, контингент которого был пока что самым крупным. Но были также и даки, опытные и умелые наездники, хорошо подготовленные сражаться в качестве тяжелой конницы, в доспехах, но неплохо знакомые и с луком вроде нашего. Фракийцы кучковались вокруг Спартака, большинство просто по той причине, что он был их соплеменником. Его пешее войско росло в размерах. К нам приходило так много людей, что Спартак даже собрал военный совет, чтобы как-то справиться с проблемой переполненности лагеря. Заседание проходило в большом командирском шатре – подарок гарнизона Рима, – в центре расползшегося во все стороны лагеря. Над лагерем постоянно столбом поднимался дым от сотен кухонных очагов, работавших все время. Я взял с собой на совет Нергала и Годарза; Нергала потому, что он был моим заместителем, а Годарза потому, что он хорошо знал окрестности. Я назначил его квартирмейстером нашей конницы, то есть ответственным за размещение войск и снабжение их продовольствием и фуражом, и он с радостью принял это назначение. Ему не потребовалось много времени, чтобы найти в окрестностях несколько подходящих вилл, которые мы реквизировали и стали использовать в качестве временных конюшен. Они принадлежали богатым римлянам из Помпей, но их хозяева давным-давно исчезли, сбежав либо в Неаполь, либо в Помпеи, либо на север.
