Бернард Корнуэлл - Приключения Натаниэля Старбака
— Я могу завести ниггера? — с восторгом спросила она.
— Двух, — раскрасил Ридли свое обещание. — Горничную и повара. Потом, конечно, когда появится ребенок, сможешь завести няню.
— И еще я хочу экипаж. Вроде вон того, — она показала через окно на элегантный четырехколесный экипаж на кожаных рессорах и с черным полотняным верхом, откинутым назад, обнажив обивку из стеганой алой кожи.
В экипаж были впряжены четыре одинаковые гнедые лошади. На козлах сидел чернокожий кучер, а второй негр, раб или слуга, помогал подняться в экипаж даме.
— Это ландо, — сказал ей Ридли.
— Ландо.
Салли произнесла это слово, как бы пробуя его на вкус, и оно ей понравилось.
Высокий, бледный как мертвец мужчина сопроводил даму в коляску.
— А это, — сообщил Салли Ридли, — наш президент.
— Вот тощий то! — она наклонилась, чтобы рассмотреть Джефферсона Дэвиса, стоящего у экипажа с цилиндром в руке, он прощался с двумя мужчинами на крыльце отеля. Закончив с делами, президент Дэвис сел напротив жены и водрузил блестящий цилиндр на голову. — Это и правда Джефф Дэвис? — спросила Салли.
— Он самый. Он с женой остановился в отеле, пока ему не подыщут дом.
— Никогда не думала, что увижу президента, — произнесла Салли, во все глаза таращась на ландо, когда то свернуло со двора и прогрохотало под аркой на Мейн-стрит. Салли улыбнулась Ридли.
— Ты и правда вовсю стараешься быть милым, да? — сказала она, будто Ридли лично организовал так, чтобы президент временного правительства Конфедеративных Штатов Америки продефилировал под окном ради Салли.
— Я и правда вовсю стараюсь, — подтвердил он, потянувшись через стол, чтобы взять ее левую руку. Он поднес ее к губам и поцеловал пальцы. — И буду продолжать вовсю стараться, чтобы ты всегда была счастлива.
— И малыш, — Салли вдруг начала чувствовать себя матерью.
— И наш малыш, — сказал Ридли, хотя эти слова почти застряли у него в глотке, но он выдавил из себя улыбку, а потом достал новое золотое кольцо из кармана, вытащил его из замшевого мешочка и надел на ее палец.
— У тебя должно быть обручальное кольцо, — объяснил он. Салли стала носить свое старинное серебряное кольцо на правой руке, а левая оставалась пустой.
Салли некоторое время рассматривала эффект от маленького золотого кольца на пальце, а потом засмеялась.
— Это значит, что мы женаты?
— Это значит, что ты должна выглядеть респектабельно в глазах владельца жилья, — ответил он, взял ее правую руку в свою и стащил с пальца серебряное кольцо.
— Осторожно! — Салли попыталась выдернуть руку, но Ридли крепко ее держал.
— Хочу его почистить, — объяснил он, кладя кольцо в замшевый мешочек. — Я буду хорошо о нем заботиться, — обещал он, хотя, по правде говоря, решил, что это старинное кольцо станет отличным сувениром на память о Салли. — А теперь идем! — сказал он, взглянув на большие часы над столиком с резьбой.
— Мы должны встретиться с моим братом.
Они шли по залитым весенним солнцем улицам, и люди думали, какую прекрасную пару они составляют — привлекательный офицер-южанин и его прекрасная грациозная девушка, раскрасневшаяся от вина и смеющаяся.
Салли даже сделала несколько танцевальных па, воображая, какое счастье принесут грядущие месяцы. Она станет респектабельной леди с собственными рабами и живущей в роскоши.
Когда Салли была маленькой, ее мать иногда рассказывала о прекрасных домах богатеев со свечами в каждой комнате и перьевыми матрасами на каждой постели, и что там едят с золотых тарелок и не знают, что такое холод.
Их вода не вытекала из замерзающего зимой ручья, в постелях не было вшей, а руки не были покрыты мозолями и ссадинами, как у Салли. Теперь она тоже станет такой же.
— Роберт сказал, что я буду счастлива, если просто перестану мечтать, — призналась она любовнику, — если б только он сейчас меня видел!
— Ты сказала ему, что отправилась сюда? — поинтересовался Ридли.
— Конечно же нет! Я больше не желаю его видеть. Пока не стану настоящей леди и тогда смогу позволить ему открыть дверцу моего экипажа, а он даже знать не будет, кто я такая, — она засмеялась в предвкушении этой сладкой мести своей прежней нищете. — Это экипаж твоего брата?
Они подошли к углу Кэри-стрит и Двадцать четвертой. Это был мрачный уголок города, расположенный близко к железной дороге Йорк-Ривер, которая шла между мощеной улицей и скалистым берегом реки.
Ридли объяснил Салли, что у его брата дела в этой части города, и потому им пришлось пройтись пешком по улицам. Теперь, находясь уже в шаге от того, чтобы избавиться от девчонки, он почувствовал угрызения совести.
Сегодня вечером она составила приятную и легкую компанию, ее смех не был натужным, а взгляды других мужчин на улице льстили своей ревностью. Потом Ридли вспомнил о ее столь не реалистичных амбициях, об угрозе, которую она собой представляла, и укрепился в намерении совершить неизбежное.
— Вот экипаж, — сказал он, гадая, была ли эта большая, безобразная коляска с задернутыми занавесками и правда экипажем Дилейни, хотя самого его не была видно, лишь огромный негр сидел на козлах позади двух костлявых лошадей в обветшалой упряжи и с продавленными спинами.
Негр опустил глаза на Ридли.
— Вы мистер Ридли, масса?
— Да, — Ридли почувствовал, как Салли в страхе сжала его руку.
Негр дважды стукнул по крыше коляски и занавешенная дверь отворилась, а за ней оказался худой человек среднего возраста, его улыбка обнажала отсутствующие зубы, на глазу было бельмо, а волосы давно не мыты.
— Мистер Ридли. А вы, должно быть, мисс Траслоу?
— Да.
Салли занервничала.
— Приветствую вас, мэм. Приветствую, — отвратительное существо спрыгнуло с подножки и низко поклонилось Салли. — Меня зовут Тиллотсон, мэм, Джозеф Тиллотсон, и я ваш слуга, мэм, ваш самый покорный слуга, — он поднял на нее глаза из своего склоненного положения, моргнул в изумлении от ее красоты, и глаза его заблестели от предвкушения, когда он махнул рукой, замысловатым жестом приглашая ее внутрь коляски.
— Будьте так добры, дорогая леди, сесть в коляску, и я взмахну своей волшебной палочкой и превращу ее в золоченую карету, подходящую для такой прекрасной принцессы, как вы, — он зашмыгал носом, рассмеявшись своей собственной остроте.
— Это не твой брат, Итан, — Салли стала подозрительной и встревожилась.
— Мы встретимся с ним, мэм, и правда встретимся, — произнес Тиллотсон, снова гротескно поклонившись.
— Ты едешь, Итан? — Салли по прежнему прижималась к руке любовника.
— Конечно, еду, — заверил тот Салли и убедил ее подойти к экипажу, из которого Тиллотсон спустил складную лестницу, покрытую обветшалым ковром.
— Дайте мне свой зонтик, мэм, и следуйте за мной, — Тиллотсон взял зонтик Салли и провел ее внутрь темного и затхлого экипажа. Окна коляски были закрыты кожаными шторками, опущенными и приколоченными снизу.
Ридли сделал шаг в сторону коляски, неуверенный, что делать дальше, но Тиллотсон бесцеремонно отпихнул его, сложил ступеньки, проворно запрыгнул внутрь и крикнул кучеру:
— Трогай, Томми! Пошел! — он выбросил новый зонтик в канаву и захлопнул дверь.
— Итан, — выкрикнула Салли в жалобном протесте, когда большой экипаж рванулся вперед. Потом она снова крикнула, уже громче: — Итан!
Раздался звук пощечины, вопль, а потом всё затихло. Чернокожий кучер взмахнул хлыстом, колеса экипажа с железными ободами заскрипели по мостовой, и тяжелая коляска повернула за угол, избавив Ридли от его суккуба.
Он чувствовал угрызения совести, потому что ее голос был таким трогательным, когда она издала этот последний отчаянный крик, но знал, что другого выбора не было. И действительно, говорил он себе, во всем этом мерзком деле виновата сама Салли, превратившаяся в надоеду, годящуюся только для постели, но теперь она исчезла, и он повторял себе, что навсегда от нее избавился.
В его руках все еще была тяжелая сумка Салли. Он открыл ее и обнаружил, что внутри нет оружия, лишь сотня серебряных долларов, которые были первым его взносом за ее молчание.
Каждая монета была отдельно завернута в оторванный кусок бумаги из-под сахара, как будто каждый доллар был каким-то особенным, и на мгновение Ридли растрогался от этой детской непосредственности, но потом понял, что, возможно, Салли завернула монеты, чтобы они не звенели, привлекая предательское внимание.
Как бы то ни было, деньги снова оказались у него, и это показалось справедливым. Итан взял сумку под мышку, натянул перчатки, надвинул форменную кепи на глаза, поправил саблю и медленно зашагал домой.
— Кажется, — Анна потянулась через стол, чтобы взять булку, которую разломила пополам, а потом окунула одну половину в подливку, чтобы угостить своих шумных спаниелей, — у Траслоу есть дочь, и она забеременела, так что он выдал ее замуж за какого-то беднягу, а теперь она сбежала, мальчишка в Легионе, а Траслоу в ярости.
