Василий Седугин - Князь Гостомысл – славянский дед Рюрика
Подъехал Годолюб, переодетый в обычное княжеское одеяние, плечо у него было перевязано.
– Отец, гридница готова принять военачальников! – весело проговорил он, красуясь на резвом скакуне, и Гостомысл невольно залюбовался им: княжич был статен и красив. – Столы уставлены едой и питьем, слуги на своих местах!
Велигор хмуро глядел на него. Он не мог простить своеволия, когда сын сбежал от него в пекло сражения. Слава богам, что все благополучно обошлось, получил лишь ранение, а не остался на поле брани, как тысячи других воинов.
– Ступай, – досадливо буркнул он.
Годолюб тотчас развернул коня и поскакал по направлению к княжескому дворцу. Он не очень расстроился неласковым отношением отца к себе. По-другому поступить не мог, а отец подуется, но потом все равно прежним останется!
В гриднице собирались гости. Здесь были военачальники племен, их жены и взрослые дочери; в языческие времена женщины пользовались большой свободой и вместе с мужьями за одним столом сидели на пирах и гуляньях. И вдруг Годолюб увидел девушку, невысокую, с удивительно статной, гибкой фигурой и толстой косой, ниспадавшей ниже пояса. «Если она еще и такая красивая лицом, то я обомру и упаду перед ней без чувств», – шутливо думал он, пробираясь среди гостей и стараясь зайти к ней спереди. Но пока он обходил кучками стоявших людей, девушка куда-то исчезла. Годолюб с досады даже расстроился, будто потерял что-то важное, дорогое. «Ладно, – решил он. – Если она здесь, то никуда от меня не денется».
Вошел Велигор, поприветствовал присутствующих, сел во главе стола, вокруг него расположились князья Задора, Рача и Гостомысл, а также старейшина саксов Эшерих. Гости рассаживались, кто где хотел, не считаясь со званиями и заслугами.
И тут Годолюб снова увидел ту девушку. Она выбрала место на другой от него стороне стола и, отвернувшись, о чем-то разговаривала со своим соседом, парнем в богатой княжеской одежде. Ему бросилось в глаза мягкое очертание свеженького личика, длинная шея и небольшое ушко с золотой сережкой.
Недолго думая Годолюб растолкал сидящих на скамейке и расположился напротив нее. Пара продолжала разговаривать между собой, и он с удивлением узнал в ее собеседнике того воина, с которым чуть не подрался накануне битвы. «Только этого не хватало! – с раздражением подумал он. – Как видно, на пир явилась со своим женихом. Но кто она? Знатных девушек в Рерике я знаю всех. Выходит, приехала из земли поморян или лютичей».
Девушка между тем закончила разговор и принялась за еду. Велигор уже провозгласил тост за победу, все принялись пить и закусывать, а Годолюб продолжал довольно бесцеремонно рассматривать неизвестную. Да, у нее было приятное лицо с небольшим курносым носиком, тонкие губки, пухленькие щечки. Ничего особенного, таких девушек в столице много. Ему даже стало казаться, что где-то он ее видел... Хотя нет, просто похожа на кого-то, а вот на кого, вспомнить не мог. Возможно, попадалась на глаза, когда они с отцом посещали соседние племена? Или она заезжала в столицу?...
Встречались и встречались, подумаешь, важность какая! Обычная девушка. Наверно, он подойдет к ней сегодня, а может, и нет. У него сложилось мнение о ней, и он хотел уже приняться за еду, как вдруг она взглянула на него. У нее были удивительные глаза – неправдоподобно синие, с длинными, изящно изогнутыми ресницами, от них исходило сияние, которое закрыло весь мир, они притягивали, путали мысли, заставляли забыть обо всем. Он бессилен был оторвать свой взгляд от них и стал непроизвольно улыбаться, чувствуя, как внутри его нарастает жаркая волна небывалого счастья и ликования.
Она опустила взгляд, щеки ее порозовели. И вдруг снова взглянула ему в лицо, прямо и открыто. И они слились взглядами, забыв обо всем. Ушли в сторону все люди, все шумы и музыка игравших в гриднице музыкантов. Они остались одни на всем белом свете...
Наконец она склонилась над своей тарелкой, потом что-то стала шептать своему соседу, но не удержалась и обратила сияющий взгляд на него. А он уже не скрывал своих чувств и не отрываясь смотрел на нее, наслаждаясь каждым ее жестом, каждым движением.
Громче заиграли музыканты, гости поднялись и образовали хоровод. И они тоже встали в круг и стали танцевать, обмениваясь сияющими взглядами. Сколько времени прошло, они не знали, но, как-то не сговариваясь, вышли на вольный воздух и пошли по улице. Солнце садилось в море, была удивительная тишина, какая иногда устанавливается в конце дня. Чистое багряное небо чертили в разных направлениях редкие птицы, готовящиеся на ночной покой.
Они шли молча. Наконец он произнес:
– Какой сегодня необыкновенный вечер...
– Чем же он необыкновенен? – спросила она, старательно глядя под ноги.
– Ни ветерка. Даже листья деревьев не шелохнутся.
– А бывает по-другому?
– Еще какие ветры с моря налетают! – оживился он, обрадованный тем, что нашлось о чем говорить. – Недавно ураган пронесся, крыши срывало.
– У нас тоже бури иногда свирепствуют, но чтобы крыши срывать...
– А ты где проживаешь? Разве не у берега моря?
– Нет, море от нас далеко. Вокруг нас леса и болота. Ну и реки, конечно...
– Так, попробую отгадать. Наверно, ты из лютичей, но у них болот почти нет. Да и рисунок твоих вышивок меня смущает. Отличен он от лютических...
– Ты прав. Я приехала издалека, от Ильменского озера.
Годолюб остановился, встал перед ней, спросил удивленно:
– Так ты из племени славен? Из тех, что когда-то ушли из наших краев далеко на восток?
– Из них, князь.
– Зови меня Годолюб. А как тебя звать?
– Умила.
– Какое замечательное имя! Теперь я буду постоянно повторять его про себя!
Умила низко наклоняла голову, чтобы скрыть свое смущение. Ей нравились его слова, нравилось, как он говорит, она готова была идти рядом с ним далеко-далеко... Такого с ней никогда не бывало!
– Так, значит, ты живешь возле Ильменского озера. Говорят, там много пушного зверя, даже простой народ одет в шубы из соболей и куниц.
– Так оно и есть. Их добывают в лесу, обрабатывают и шьют повседневную одежду.
– А мне почему-то взбрело в голову, что я где-то тебя встречал. Надо же! Видно, ты на кого-то похожа, вот я и спутал.
– Нет, князь, мы виделись с тобой. И совсем недавно. На днях.
– Не может быть! Я бы запомнил. У меня хорошая память на лица.
– И не только виделись, но и разговаривали.
– Исключено! Ты меня хочешь ввести в заблуждение!
– Вспомни ночь перед битвой. Ты подошел к нашему костру...
Он взял ее за плечи и развернул к себе, некоторое время вглядывался в улыбающееся лицо. Наконец произнес с крайним удивлением:
– Так этот подросток, что сидел с парнем... это была ты?
Она пожала плечами.
Он хлопнул себя ладонью по лбу и простонал:
– О балбес! Какой я балбес!
Она тихонько, будто про себя, смеялась.
– Как же я сразу не догадался! И личико, и голосок... Ну конечно же, это была девушка! – продолжал терзаться Годолюб, хотя ему было приятно, что у костра была она, Умила, и что он не узнал ее.
– Вот такие вы, мужчины, ненаблюдательные. Мы, девушки, сразу замечаем все мелочи, и нас не проведешь!
– Сдаюсь, сдаюсь! – наконец произнес он, и ей понравилось, что он не упрямился, не настаивал на своем, а сразу признал свой промах. И вообще ей с ним было легко и приятно.
– Папа тоже в свое время не узнал в моей маме девушку, тоже посчитал за мальчика-подростка.
– Твоя мама была такой же отчаянной, как и ты?
– Да, она была рыбачкой. С детства ходила в море, испытала и бури, и ураганы.
– Тогда понятно, почему ты оказалась далеко от своего дома да еще в одежде воина. У тебя это наследственное!
Они продолжали идти по улицам, занятые только самими собой, и не замечали ничего вокруг. Умила удивлялась себе. Раньше она почти все время проводила с мальчишками, днями и вечерами была с ними, но ни к одному не испытывала никакой привязанности. Некоторые из них предлагали ей дружбу, а двое даже начинали разговор про любовь, но она только смеялась над ними. А теперь ей было приятно идти рядом с этим незнакомым парнем, у нее сердце замирало от его голоса, и жаркая волна прокатывалась по всему телу, когда он нечаянно касался ее руки.
Вернувшись в светлицу, Умила долго сидела у открытого окна и глядела в высокое звездное небо. Спать не хотелось, ею овладело доселе не испытанное блаженство, хотелось вскочить, кинуться куда-то вдаль, упасть в пропасть и кричать, восторженно кричать о своем счастье!.. Уснула под утро. Но что это был за сон! Она будто не спала, а колыхалась в зыбком, сияющем тумане, сердце тревожно и сладко ныло, а перед ней плавал образ Годолюба, такой красивый, такой притягательный, такой милый...
На второй вечер на условное место она шла, боясь, что он не придет. Но Годолюб уже ждал ее, побежал навстречу, и они невольно, сами того не ожидая, обнялись, а потом, тесно прижавшись друг к другу, до утренней зари прогуляли по городу. Проговорили, кажется, обо всем на свете. На прощание он ее поцеловал, нежно, ласково. Но от этого поцелуя у нее так закружилась голова, что она чуть не лишилась чувств...
