Жорж Бордонов - Кавалер дю Ландро
— Не беспокойтесь из-за меня.
— Но вы согласитесь отобедать вместе?
И она удалилась.
«Ландро, дьявол тебя побери, — сказал он себе, — беги отсюда, и побыстрее, хоть пешком, хоть как! Не оставайся здесь ни одной лишней минуты. Да или нет, ты знаешь себя? Она одна. На этот раз некому ее защитить. Тогда убирайся! Беги! Она принимает тебя как брата, а что тебе может прийти в голову? Такая девушка, как она, для твоей грязной натуры — это как овес для лошади, как кусок мяса для охотничьего пса. Ты ведь знаешь, что Виктория не шлюха. Ты всегда путал свои желания и реальность. Она не то, чем может показаться с первого взгляда… Возможно, возможно! Однако не совсем по-братски она меня принимает. Она меня ждала и как!.. Часовой, будь начеку! Ты засыпаешь! Следи за огнями вражеского лагеря. Теперь твои врага не пруссаки и не русские, а ты сам. Враг хочет тебя погубить, унизить в собственных глазах… Возможно, возможно! Держу пари, что Виктория не та, какой хочет казаться. Почтительная и сдержанная, с чистой душой и непреклонной волей, и при этом совсем не испытывает страха… Как знать! А если я попробую раскрыть правду, дознаться, что она есть на самом деле?»
Желание забрать багаж и немедленно уехать с новой силой охватило его. Но появилась Виктория.
— Шевалье, я заставила вас ждать. Дайте мне еще пять минут. А пока попробуйте этого вина…
А следующая ее фраза заставила его замереть на месте:
— Всего пять минут вашего ожидания после двух лет моего, господин.
«Вот ты и выдала себя этой фразой, моя бедная красавица, не надо было ее произносить… Но кто из нас в результате выиграет? Интересное положение!» — подумал он.
Очень пикантная, но опасная ситуация, и, может быть, плохая дуэль, скверная ссора были бы сейчас лучше. Они обедали вдвоем, хотя она иногда выходила из-за стола, чтобы подать ему какое-нибудь блюдо или налить вина, как и раньше, по обычаю женщин этой страны. Каждый сидел на своем краю длинного стола, и взгляды их пересекались.
— Мой несчастный отец…
— Поверьте мне, мадемуазель, я глубоко сожалею о нашей ссоре.
— Он оказал вам сопротивление, господин шевалье.
— Тем более я не имел права так недостойно себя с ним вести. Драгун короля и человек чести! К сожалению, ни честь, ни заслуги не написаны на лице.
— Он умер, Бог мой, вы, наверное, будете смеяться, от расстройства пищеварения, перепив пива и объевшись кислой капустой.
— Смерть не выбирают. Видно, настал его час, хотя он и выглядел еще совсем крепким. Люди умирают от разных причин.
— С тех пор я слежу за домом и хозяйством вместе со старшим мастером.
— Вы справляетесь?
— По документам и бумагам мы здесь уже почти двести лет. Я пытаюсь продолжать наше дело. Надо сказать, что отец понемногу приучал меня к торговле лесом. Я сама веду счета, пишу письма.
Их диалог казался нереальным. Слова имели только внешнюю оболочку. Что они значили на самом деле, никто не мог услышать, кроме их двоих. Но из принципа они не желали признаться в этом, старались выглядеть серьезными, играть свою роль рассудительных, соблюдающих приличия людей.
— О! — сказала она, — компаньоны у меня прекрасные люди, но старший мастер родом из города. Он на многое открыл мне глаза. — Она снова рассмеялась: — И он положил глаз на меня. Для него я — очередное «дело».
— А вы не боитесь работать одна среди мужчин?
— Я могу защитить себя. К тому же кто здесь осмелится проявить ко мне неуважение?
Шевалье снова кашлянул; он вспомнил пощечину и сцену, которая за этим последовала. Ему некуда было отступать, и он сказал:
— Пожалуйста, мадемуазель, я хотел бы взглянуть на саблю вашего отца. Она, кажется, в третьем ящике этого буфета?
— У вас прекрасная память!
Она постоянно наполняла его кружку, но он, пытаясь сохранить контроль над собой, не очень прилежно прикладывался к ней. Он даже отказался от вишневого ликера, но выпил две чашки кофе. После обеда он осмотрел лесопилку, долго ходил между станков, немного зачарованный длинными стальными лезвиями, вгрызающимися в розоватую древесину огромных елей. Он с удовольствием вдыхал воздух, пропитанный смолой. Виктория объясняла ему принцип действия механизмов. Он сам попробовал встать за рычаги машины. Под конец она увлекла его в лес, чтобы показать водопад, низвергающийся со скал. Ее ноги горного жителя ловко и уверенно ступали по камням, но мох был скользким, и несколько раз она соскальзывала с камней, и тогда Ландро услужливо подавал ей руку. Ее длинные теплые пальцы странно переплетались с его пальцами. Чтобы помочь ей взобраться на большой камень, мокрый от росы, он обнял ее за талию.
— Вы меня боитесь?
Он из вежливости предпочел не отвечать.
«С любой женщиной я бы вел себя так же, — подумал он, — для нее я не делаю никакого предпочтения. Что она себе вообразила?»
Они забрались на вершину скалы и уселись на краю узкой расщелины, в которую с высоты падала струя воды. Папоротники, повисшие над пропастью, непрерывно дрожали между корнями рыжих елей, выросших на камнях, оторванных от почвы. Очень далеко, в глубокой и сумеречной утробе холмов, вода ворчала, кипела, встречая на своем пути препятствия, испускала глухие вздохи, разрываемые резкими пронзительными вскриками. И внезапно, оказывалась на свободе, делала прыжок, как зверь, вырвавшийся из клетки, и спокойно и величаво устремлялась к горизонту. Фонтаны алмазных брызг со свистом взлетали в воздух, образуя искрящееся туманное облако, и садились на мох, покрывали листья папоротников, блестели мельчайшими звездочками на еловых иголках и камнях. Ревущий поток воды изгибался и падал с высоты пятидесяти метров и, ударившись о скалу, разлетался взрывом водяного тумана, играющего на солнце. Затем кипящая, смеющаяся, безумная от радости, возбужденная своей силой и свободой вода встречала на своем пути лопасти водяного колеса. Каким маленьким казался дом в этой живой пустыне, внизу склона, поросшего елями! В лесу было множество птиц, но их песни и крики поглощал грохот водопада. Даже Ландро со своим зычным голосом не мог его перекричать. Да и не было у него никакого желания разговаривать.
Его, человека, отнюдь не склонного к литературным сравнениям, потому что он был слишком близок к природе, чтобы смотреть на нее со стороны и восхищаться ею, заворожило это зрелище.
Он любовался этой мощью, вырывающейся из глубины горы, как ядро из жерла пушки, и бросающейся вниз. Необузданность природы совпадала с его ощущениями. Он чувствовал себя хорошо, вдыхая эту водяную пыль, этот запах тумана, который напоминал ему (не без оснований) запах грозы. Виктория не могла не заметить душевного состояния шевалье, но ничуть не удивилась. Внизу Рейн нес свои тяжелые воды с одинокими лодками к морю. Понемногу холмы противоположного берега реки потемнели, вершины елей озарились розовым светом в лучах заходящего солнца. Неспокойная вода непрестанно вспыхивала блеском рубинов, аметистов, рассыпала чудесные искры, тотчас же гаснущие. С соседнего дерева взлетел орел, сделал круг над водопадом, затем его клюв развернулся в сторону Германии. Его ажурные крылья казались огромными. Огни медленно угасали. Виктория поднялась. Они начали спускаться. Шевалье пришлось из предосторожности поддерживать ее за талию, но он выпустил ее из объятий только у ограды мельницы: это была простая рассеянность с его стороны.
— Уже слишком поздно вам возвращаться, шевалье. Оставайтесь на ужин, а переночуете в комнате, от которой вы уже однажды отказались. Вы у меня в долгу.
Он склонил голову. Ее лицо в наступающей темноте было еще более загадочным. Вся она походила на статую, засыпанную листвой. Бледные щеки статуй, их улыбки захватывают вас врасплох, и вы не знаете в этот момент: живое тело перед вами или камень. Статуи больших далеких парков…
— Нет, Виктория, это неприемлемо. Я могу вас скомпрометировать.
Она опять рассмеялась своим чудесным прозрачным смехом, похожим на веселый перезвон струй водопада.
— В этой глухой деревне? Но, шевалье, я вам доверяю.
Ему захотелось крикнуть: «Нет! Не надо! Только не это!» Но он тем не менее позволил взять себя за руку и, казалось, был счастлив услышать:
— Благодарю вас за то, что вы назвали меня Викторией. Вы мне доставили огромное удовольствие. А сколько сейчас может быть времени? Мастер и рабочие уже, наверное, закончили работу.
— Так вы остаетесь здесь одна?
— Конечно, служанка болеет, а я не хочу никем ее заменять. К тому же, в случае опасности она ничем не сможет помочь. Но у меня есть пистолеты отца, и я умею стрелять. Я вам покажу.
«О, Ландро, уходи отсюда! У-би-рай-ся! Сама невинность заманивает тебя прямо в сети. Разве тебя остановит пистолет? Напротив, ты ее быстро обезоружишь, и тогда… мастер, рабочие ушли… Она одна, в твоей власти! Она сама в этом призналась. А не хитрее ли она, чем хочет казаться?»
