Станислав Десятсков - Персонных дел мастер
Выход из положения нашла княгиня Козель:
— Лучшие солдаты вашей армии, сир, мои лучшие гости! За стол, господа! В подвалах Штольпена запасено водки, вина и пороха на сто лет!
— Вот это женщина!— восторженно завопили драбанты.
И праздник, задуманный придворным поэтом Бессером как сельская пастораль, превратился в шумную солдатскую пирушку.
Правда, за верхним столом по-прежнему царили благопристойность и чинность. Карл XII, как истый пуританин, почти не пил, шведские генералы и министры невольно подражали своему королю. Один лишь Август не уступал, пожалуй, по силе своей доброй чарки драбантам, столы для которых устроили в исполинском рыцарском зале замка.
Речь шла о недавних битвах, потрясших Европу.
— Расскажите нам о Рамильи, сэр Джон, — попросила Аврора Кенигсмарк, ловко усаженная стараниями Джефриса между шведским королем и прославленным английским полководцем.
— Ну что же, Рамильи так Рамильи, графиня,— со своей обычной невозмутимой любезностью начал Мальборо.
«У него в кармане десяток таких Рамильи,—с невольной завистью подумал Карл,— а у меня, в сущности, ни одной порядочной виктории, кроме побед над этим дураком и пьяницей Августом. Нарва не в счет. Всей армии известно, что там командовал не я, а Рёншильд!»
— Итак, господа,— продолжал меж тем англичанин,— я бросаю гвардию на правое крыло маршала Виллеруа, французы там бегут, и мне ничего не остается, как обойти их центр. Виллеруа теряет пятнадцать тысяч убитыми, весь свой парижский гардероб и артиллерию, и линия реки Шельды, Брюссель, Антверпен и Брюгге в наших руках!
«И красавица Аврора в руках этого щеголя-англичанина. Стоит взглянуть, как темнеют ее глаза, встречаясь взглядом с Мальборо. А она еще хороша! Тогда, в Стокгольме, я был рядом с ней желторотым щенком, а теперь, как знать, все было бы иначе! Но как умеет молоть вздор этот англичанин!»
Впрочем, Мальборо раздражал не одного только короля Карла. Не менее он раздражал и фельдмаршала Рёншильда.
«Они там, на западе, одержат одну победу — и трубят словно Цезари, а здесь выиграешь войну, а о тебе ни слова! Просто ставят в королевскую конюшню до следующей кампании!» — закипал старый вояка, слушая самоуверенного британца. И вот, воспользовавшись паузой в речи Мальборо и обращаясь только к нему (потому как Карл Густав Рёншильд, ученик прославленного фельдмаршала Ашенберга, никого за равных здесь по военным талантам не почитал), он сухо и надменно процедил:
— Что ж Рамильи?! Позволю заметить, дорогой сэр, что ни Рамильи, ни Бленхейм, хотя и славные баталии, войны, однако, не закончили! Меж тем мой Фрау-штадт — классический пример из римской истории: удар но флангам — и маленькие Канны — сломил Саксонию и принес нам счастливый мир в Альтранштадте.— Рёншильд победоносно оглядел стол.
«Смотри-ка, и мой старый осел метит в великие полководцы!— подумал Карл.— Меж тем за одним столом не может быть трех великих полководцев!» Карл буквально наливался бешенством и не мог скрыть своего гнева от проницательного взгляда Авроры.
«О, он уже теребит салфетку, мой жеребеночек!» — цинично усмехнулась Аврора. Она-то помнила те жалкие ночи в Стокгольме, когда ей пришлось залезать в постель этого мальчишки.
Один Август, попивая добрый токай, пунцовел и оставался совершенно равнодушен к славе знаменитых полководцев. И только когда сидевшая рядом княгиня Козель, давно с тревогой наблюдавшая за налившимся кровью лицом своего повелителя, приказала лакею обнести его вином, Август решил, что сейчас самое удобное время под предлогом острой дипломатической необходимости пригласить короля Карла в боковую комнату, подготовленную фон Витцумом. Там Карла XII поджидает этот наглец Сонцев со своими мирными пропозициями, а его ждет заветная бутылочка недурной мадеры! С тем счастливым соображением он поднялся во весь свой могучий рост и пригласил своего кузена удалиться на-несколько минут от общего застолья ввиду неожиданных государственных обстоятельств.
Несколько удивленный, Карл, однако, охотно последовал за своим кузеном, который избавил его от необходимости далее созерцать самодовольные физиономии двух «великих полководцев», не желающих признать, что в мире есть один великий полководец — он, Карл XII!
— Итак, царь Петр не возвращает мне ни Ингрии, ни Петербурга! И это вы именуете мирными пропозициями?!
— Но Ижорская земля, сир, это древняя Водская пятина Господина Великого Новгорода, земля отчич и дедич! Мой спутник, сир,— Сонцев кивнул на Никиту,— новгородец. Он может вам сказать, что в Новгороде о том сызмальства все ведают.
— Ах, новгородец?-— Карл с действительным любопытством смерил саженные плечи Никиты.— Шведы уже брали как-то Новгород! Не так ли? Ну что же, я возьму его еще раз, и думаю — навсегда! А коли там водятся такие рослые парни, как этот драгун, кузен, то я буду набирать из них полки солдат-великанов!
Август поперхнулся мадерой от злобной усмешки, звучавшей в голосе шведского короля. О! Он по себе знал, что эта насмешка не сулит ничего доброго. Такая же насмешка звучала в голосе Карла, когда он потребовал выдать ему голову Рейнгольда Иоганна Паткуля. И Август тогда вынужден был уступить и отдать несчастного Паткуля на четвертование. Неужели и сейчас... Конечно, наглеца Сонцева давно следовало проучить, но все же он вестник мира...
— Однако, сир,— невозмутимо продолжал Сонцев,— мой государь возвращает вам Восточную Лифляндию и Эстляндию, Дерпт и Нарву, готов выплатить разумное вознаграждение за ваши потери! Мы оставляем себе только то, что принадлежит нам по международному, государственному и историческому праву...
— Право юридическое, право историческое! Все это бред, пустые выдумки законников! Мой великий предок, король Густав Адольф, взял ваши земли по праву завоевателя! И я верну их обратно но нраву меча! Так и передайте царю Петру, князь! Мир я заключу с ним в Москве!
Король Карл резко щелкнул ботфортами и хотел уже выйти, как вдруг у Никиты, навытяжку стоявшего у дверей, непроизвольно вырвалась та фраза, которая всем новогородцам ведома сызмальства:
— Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет!
— Что он сказал?— резко повернулся к Никите Карл.
Сонцев бросился было спасать своего драгуна, но Никита, в упор глядя в глаза короля, упрямо повторил уже по-немецки:
— Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет!— И, простодушно улыбаясь, пояснил:— У нас в Новгороде в былые времена великий князь так говаривал, именем Александр Невский!
— Вот как! — зло прищурился Карл, в голубых глазах которого словно заблистали две льдинки.— Ты смелый солдат! И потому отныне ты мой пленный! Ни к чему оставлять царю Петру храброго воина!— И тоном приказа Карл небрежно бросил Августу: — Кузен, русского князя отпустите! Пусть он отвезет царю Петру мой устный ответ! Этого же драгуна немедленно выдайте мне! Я его сошлю на галеры. Адмирал де Пру жалуется мне в последнем письме, что у него как раз не хватает сильных гребцов.
Бледный и мигом протрезвевший Август только всплеснул руками, и тут же три дюжих драбанта, дежуривших у дверей, по знаку графа Пипера навалились па Никиту и скрутили ему руки.
— Сир, это нарушение международного права!.. — кинулся было Сонцев к шведскому повелителю, но словно налетел на каменную стену.
— По международному праву, сударь,— мягко взял под локоток Сонцева Пипер,— мы и вас должны бы повесить, как шпиона. Так что благодарите бога, что моему государю потребен гонец, дабы отвезти его непреклонный ответ царю Петру.
По знаку Пипера солдаты тотчас вывели Сонцева во двор и подвели лошадь.
— А что я могу?! — в ответ на безмолвный упрек Сонцева пожал плечами стоявший в воротах фон Витцум.— Хорошо еще, что и меня с моим августейшим повелителем не отправили на галеры адмирала де Пру.
И Сонцев поскакал из Штольпена стремя в стремя с двумя мрачными шведскими драбантами, исходившими завистью к своим товарищам, продолжавшим веселиться в исполинском зале замка.
За верхним столом внимательными взглядами встретили вернувшихся с переговоров венценосных кузенов. Карл выглядел довольным и веселым, как человек, окончательно для себя что-то решивший, Август же был угрюмым и мрачным, точно весь хмель окончательно улетучился у него из головы.
— Представьте себе, господа! Царь Петр только что предложил'мне через своего посланца вечный мир! — на весь стол объявил Карл, усаживаясь рядом с очаровательной Авророй.
Лица французских послов озарились радостью. Мир на востоке означал для Франции поход Карла XII на императорскую Вену. Напротив, лица Джефриса и австрийского посла графа Братиславского сразу поскучнели. И только сэр Джон Черчилль Мальборо оставался невозмутимым. Он давно знал, что первые объявления ничего не значат. Все дело в последующих разъяснениях. И они последовали.
