Вера Хенриксен - Знамение
Она не решалась думать о короле; она боялась, что ей станет дурно при одной мысли о нем.
И она мысленно представила себе Грьетгарда, каким он был в последнее утро перед отъездом на юг. И для нее было слабым утешением то, что они расстались друзьями.
«Будь добра с Хеленой», — сказал он тогда. Она остановилась и уставилась на светильник, стоящий на земляном полу, с плавающим в масле фитилем.
Она вдруг подумала, что она не так одинока. Еще один человек мог разделить ее скорбь.
Она быстро вышла из зала и направилась на кухню. Там ей сказали, что Хелена находится в одном из домиков, и она пошла туда.
Она нашла ее лежащей в постели, зарывшейся лицом в подушки, и села возле нее.
— Хелена… — прошептала она, положив на одеяло руки. Девушка вздрогнула и повернулась к ней, глаза ее покраснели от слез, но в них все же пламенела злоба.
— Оставь меня! — тихо и подавленно произнесла она.
— Мы обе любили его, — почти умоляюще произнесла Сигрид.
Но Хелена оттолкнула ее; она чуть не ударила ее.
— Если я не была хороша для тебя до этого, то теперь и подавно! — воскликнула она.
Сигрид встала и пошла обратно в старый зал. Она вошла в спальную каморку, там было холодно. Она легла в постель и лежала так, уставившись в темноту.
Она долго лежала так, потом услышала скрип открывающейся двери.
Пришел Тронд; он забыл закрыть за собой дверь и стоял, освещенный светом очага, находящегося в зале.
— Что тебе нужно? — без всякого выражения произнесла Сигрид.
— Я… я не знаю… — стоя в дверном проеме, неуверенно произнес он. — Меня послал священник Энунд.
— Иди ко мне, — сказала Сигрид. И когда он подошел к постели, она уложила его рядом и прижала к себе, словно никогда больше не хотела отпускать его.
И тут из глаз ее полились слезы.
На следующий день, проведя бессонную ночь, Сигрид пошла к мессе. Но мир, который она последнее время обретала в церкви, не приходил к ней, и никто не мог ее утешить.
Голос священника Йона казался ей потусторонним. И она ощущала в себе один только бунт; бунт против судьбы, бунт против Бога.
Она мысленно видела перед собой своих мальчиков и картины их детства. Она видела, как Турир делает первые шаги, как он поднимается на свои слабые еще ножки посреди кухни. Она видела его, возвращающегося домой с охоты, когда он убил своего первого лося.
И она видела Грьетгарда, приходящего в неописуемую ярость еще в младенческом возрасте; она вспомнила, как он пытался обуздать свой гнев. И все же его жизненный путь был уже завершен.
— Месса закончена, Сигрид, — сказала Рагнхильд, подходя к ней. И Сигрид, стоявшая на протяжении всей службы на коленях, встала и вышла из церкви.
К вечеру Энунд снова появился в Эгга; прошлым вечером Сигрид отказалась беседовать с ним. Но на этот раз она пошла с ним в церковь, когда он позвал ее.
— Попробуй жить без ненависти, Сигрид, — начал он.
Она тут же повернулась к нему, глаза ее горели.
— Я уже устала слушать тебя! — сказала она и, передразнивая его, произнесла: — Возлюби своего врага, подставь другую щеку… — и это все, что ты можешь сказать мне. Ты хочешь, чтобы я любила самого дьявола?
Энунд отпрянул назад, видя выражение ее лица.
— Нет, — сказал он. — Мы должны ненавидеть зло, но…
— Если я имею право ненавидеть зло, я имею право ненавидеть Олава и все, что связано с ним! — бросила она ему в лицо.
— Нужно ненавидеть грех, но любить грешника, — сказал священник.
— Выходит, нужно любить дьявола, но ненавидеть его поступки?
— Это совсем другое дело, Сигрид. Сатана это и есть зло.
— Король Олав тоже, — сказала Сигрид. — Он ни что иное, как раб сатаны, использующий имя Бога для своей выгоды. Он называл себя крестным отцом моих сыновей, но он не захотел слушать мольбы приемного отца за одного из сыновей. У него была возможность показать, во многом ли он следует христианству, он должен был заплатить Туриру выкуп за смерть отца. Но он показал всем лишь свою злобу.
Она встала и ушла.
И Энунд опустился на колени перед алтарем, видя над собой прекрасный, скорбный лик святого Иоанна.
В эту зиму Сигрид занималась Трондом больше, чем до этого кем-либо из своих детей.
Она замкнулась в себе, и никто, даже священники, не знали толком, что у нее на уме. Но она постоянно спрашивала о новостях с юга.
И слухи были такими противоречивыми, что невозможно было разобраться, что к чему.
Говорили, что после смерти Турира Эльвирссона оппландские хёвдинги пошли в поход против короля Олава и тот вынужден был бежать в Викен. Сигрид горячо желала, чтобы это было правдой, и чтобы это было для короля не единственной неприятностью.
Говорили также, что король Кнут отправился морем на юг, вдоль норвежского берега, к крепости Сарп; оттуда он должен был перебраться в Данию. Но ярл Хакон, прибывший с ним из Англии, собирался остаться в Трондхейме.
Последние известия были, скорее всего, верными, поскольку перед Рождеством ярл собирал ополчение со всего Трондхейма, и люди тянулись на юг, чтобы присоединиться к нему.
От тех, кто вернулся, она узнала, что Олав вынужден был бежать из Вестланда по суше в Свейю и что Кальв покинул короля. Говорили, что он отправился с ярлом на север.
Но всю правду о происшедшем Сигрид впервые узнала после праздника Троицы, когда Кальв вернулся домой.
День был холодным. Ночью шел снег, но к утру растаял, и теперь дождь размывал во дворе снежное месиво. Было так скользко, что невозможно было ходить.
В Эгга спешно зажгли все светильники в большом зале, весь люд собрался там.
Заходя в дом, Кальв остановился в дверях и осмотрелся: почти два года его не было в Эгга.
Сигрид встала и направилась к нему, спокойно и с достоинством; каждый ее шаг и даже улыбка были выверены. Но от него не укрылось горестное выражение ее глаз.
Он готов был забыть о собравшихся в зале людях, забыть о своем и ее достоинстве — ему хотелось только, чтобы она узнала, как горячо он тосковал по ней и что он разделяет ее скорбь о погибших сыновьях.
Она видела тепло в его глазах, но все-таки он казался ей чужим; шлем, прикрывающий нос, придавал ему устрашающий вид, в руке у него было копье. Плащ его совсем промок, со шлема на лицо стекали капли дождя, сверкающие в свете пламени.
Неожиданно для себя она растерялась.
Она всегда думала о нем, как о большом ребенке. Но теперь, ощущая свою отчужденность по отношению к нему, она на миг увидела его таким, каким его видели остальные: хёвдингом, человеком, которого многие боялись, которого уважали и которому доверяли.
И теперь он был на стороне ярла, он был врагом Олава. Он пытался спасти Турира и после гибели приемных сыновей отвернулся от короля. Он так же, как и она, горевал о них.
«Попробуй быть помягче с Кальвом!» — сказал Грьетгард в тот, самый последний раз. «Возможно, это будет не так трудно сделать», — вдруг подумала она.
— Ты промок, — сказала она; и это все, что она смогла сказать ему.
Он оглядел свою мокрую одежду и рассмеялся.
— Может быть, ты принесешь мне что-нибудь посуше? — сказал он.
Она то и дело посматривала на него во время еды.
Она прислуживала ему, когда он приводил себя в порядок, как это делали женщины, когда их мужья возвращались из похода. Он провожал ее долгим взглядом, когда она наливала ему воду для купания, подавала полотенце и сухое белье.
И он схватил ее за руку и грубо притянул к себе, чего раньше за ним не водилось. И она ощутила в себе страсть, которую раньше никогда не испытывала к Кальву.
Когда они вернулись в зал, он уже был в праздничном убранстве: на стенах висели ковры и драпировки. Тронд тоже был в зале; сначала он вел себя сдержанно, но от приемного отца не отшатнулся.
После еды Сигрид стала расспрашивать Кальва о походе и о бегстве короля.
Он сказал, что король отправился из Викена на запад вдоль берега, надеясь переманить на свою сторону людей. Но везде к нему относились плохо. Тем не менее, он был близок к победе, похитив Эрлинга Скьялгссона и его корабль из большого, собранного им флота. Дело дошло до сражения, и перевес был на стороне короля; все закончилось тем, что Эрлинг сдался и присягнул королю на верность. Но один из воинов короля потерял голову и убил Эрлинга. Поэтому король был вынужден отправиться на север вдоль вестландского берега, и нигде он не мог пристать к берегу, потому что сигнальные костры предупреждали его о враждебном отношении местных жителей, и слух об убийстве Эрлинга быстро распространился повсюду.
Прибыв в Стад, он узнал, что ярл Хакон движется к нему с севера с большим флотом. Теснимый ярлом Хаконом с севера и сыновьями Эрлинга с юга, он, спасая свою жизнь, отправился по суше в Свейю.
— Там я и расстался с Олавом, — сказал Кальв. — Но мои братья, связанные с ним клятвой сопровождать его дома и на чужбине, отправились вместе с ним на юг.
