Георг Эберс - Серапис
Прежде чем совершилось искупление мира, люди заимствовали от этих мудрецов многие возвышенные идеи и присоединили их к культу Сераписа. Так, почитателям этого бога вменялось в обязанность более заботиться о благе души, чем об удовлетворении своих телесных потребностей, потому что язычники уже и тогда признавали бессмертие духовной стороны нашего существа. Бренная оболочка человека, рожденного в грехе, должна обратиться в прах, тогда как душе предстоит воскресение для вечной жизни благодатью божественного милосердия. Как египетские мудрецы осознали это во времена фараонов, так позднее и эллины пришли к тому же заключению, что душа человека за гробом должна отвечать за все, что она сделала дурного в продолжение всей своей земной жизни. Господь начертал свой закон и в сердцах язычников, чтобы сама природа учила их поступать по справедливости. Поэтому они умели отличать добродетель от греха, и между ними являлись по временам избранники, которые хотя и не знали истинного Бога, но во имя Сераписа налагали покаяние на грешников и считали спасительным воздерживаться от суетных наслаждений и обуздывать свои страсти. Эти вещие умы старались внести в языческий мир чистоту нравов и здравый взгляд на мир. Они требовали, чтобы их ученики сосредоточенно вдумывались в серьезные вопросы и уяснили себе законы истины и свойства божества. В обширных помещениях Серапеума были устроены с этой целью уединенные кельи для набожных людей, где многие из них, удостоившись благодати свыше, умирали для радостей мира и, предавшись созерцанию возвышенных предметов, готовились к переселению в вечность.
Но, возлюбленные, благодать, которой мы пользуемся без заслуги с нашей стороны, еще не излилась на детей той мрачной эпохи. Ко всем их благородным стремлениям примешивалось глубокое суеверие. Язычники по-прежнему приносили кровавые жертвы, предавались нелепому поклонению идолам и бессмысленным животным, занимаясь, сверх того, колдовством. Даже здравые понятия об истине были помрачены у них хитросплетениями суетной философии, которая завтра отвергала то, что было твердо установлено ею сегодня. Понемногу храм синопского божества сделался центром обмана, кровопролитий, грубого суеверия, сластолюбия и вопиющих бесчинств. Хотя в стенах Серапеума по-прежнему существовала высшая школа философов, но их ученики отвратились от истины, пришедшей в мир благодатью Божией, и стали проповедниками заблуждений. Учение, некогда положенное в основу их культа, было искажено и утратило свой возвышенный смысл, а с тех пор как великий апостол [56], которому посвящена эта церковь, пришел в Александрию для евангельской проповеди, могущество ложного бога окончательно поколебалось. Спасительное учение христианства дало роковой толчок обветшалому трону Сераписа и почти довело его до разрушения, несмотря на жестокие гонения верующих, нечестивые эдикты Юлиана Отступника и на отчаянные усилия философов, софистов и язычников. Иисус Христос, наш Учитель и Господь, обратил в осязаемую действительность ту неясную тень смутно сознаваемой истины, которая лежала в основе поклонения Серапису. На месте оскверненного людьми туманного пятна, с которым можно сравнить культ этого бога, засияла чистая, лучезарная, яркая звезда христианской любви. Как меркнет бледный месяц при восходе солнца, так и поклонение Серапису рассеялось прахом повсюду, куда проникала евангельская проповедь. Здесь, в Александрии, это гаснущее пламя поддерживается только искусственным образом, и если сегодня или завтра оно будет потушено волей набожного императора Феодосия, то никакая сила в мире не зажжет его снова. Не только наши внуки, но даже наши сыновья будут спрашивать в недоумении: кто такой был Серапис? Тот, кому предстоит быть ниспровергнутым, уже не могущественное божество, а ложный кумир, лишенный своего величия и славы. Здесь не может быть и речи о борьбе двух противников одинаковой силы; теперь побежденному остается только склонить голову под смертельным ударом. Насквозь прогнившее дерево не может задавить никого при своем падении, но всякий предмет, на который оно упадет, заставит его разлететься на тысячи осколков. Этот властелин давно пережил самого себя, и если у него выпадет из рук надломленный скипетр, немногие пожалеют о нем. В мире воцарился новый верховный Владыка, и ему подобает царство, сила и слава во веки веков!
Дада не особенно внимательно слушала проповедь Евсевия, но ее заключение поразило девушку. Почтенный старец, стоявший на кафедре, казался человеком несомненно благонамеренным, а между тем его слова противоречили тому, что молоденькая певица слышала от своего дяди Карниса, также не менее благоразумного, справедливого и опытного старика, любившего вдобавок находить во всем светлую сторону. Как же могло случиться, что христианский пастырь представил в таком жалком виде то божество, о котором Карнис два дня назад отзывался с благоговейным восторгом?
Удивительно, что люди могут смотреть на один и тот же предмет с совершенно различных точек зрения! Однако Дада находила старца Евсевия рассудительнее своего дяди. Ей вспомнился в эту минуту и Марк с его добрым сердцем, и Агния – идеал кроткой покорности и терпения. Основываясь на таких примерах, девушка невольно подумала, что христианская религия, пожалуй, гораздо лучше, чем ее представляли приемные родители Дады. Она теперь окончательно перестала бояться ожидаемых александрийцами бедствий вследствие разрушения Серапеума и внимательнее прежнего слушала проповедь старца.
– Возрадуемся, возлюбленные! – продолжал Евсевий. – Дни великого кумира сочтены. Знаете ли, с чем можно сравнить в настоящее время его культ? Представим себе гавань, где стоит на якоре множество кораблей и мелких судов; в среде их красуется роскошная трирема с пестрыми флагами, на которой свирепствует чума. Горе тем, кто к ней приблизится, горе безрассудным, которые, прельстившись ее разукрашенной внешностью, войдут на палубу зараженного судна. Они в одну минуту погубят сами себя и перенесут заразу с одного корабля на другой, а с кораблей на берег, пока чума не охватит все корабли и весь город. Поэтому мы должны быть благодарны тем, кто оттолкнет красивое судно от нашего рейда, кто затопит или сожжет его! Будем молить Господа, чтобы Он дал твердость духа поборникам христианства, укрепил их на подвиг и благословил их дело. Когда мы узнаем, что великий Серапис, наконец, ниспровергнут и весь мир избавлен от этого соблазна, то в городе Александрии и во всех местах, где есть христиане, должно наступить великое торжество.
Но в этот решительный момент нам следует быть справедливыми и вспомнить о прекрасных дарах, принесенных той же самой триремой нашим отцам, когда она была еще свободной от заразы и неслась по морским волнам, управляемая здоровым экипажем. Если мы вспомним об этом, то ее гибель произведет на нас впечатление тихой грусти, и нам сделается понятной глубокая печаль тех, которых она носила на себе во время прилива и отлива и которые многим обязаны пострадавшему судну. Но в то же время мы должны вдвое радоваться при мысли о том, что у нас есть безопасный корабль с крепкими мачтами и хорошим рулем. На это надежное судно мы можем смело пригласить пассажиров уничтоженной триремы, как только они очистятся от болезни.
Мне кажется, что вы поняли эту притчу. Ниспровержение Сераписа причинит жестокое горе языческому миру; но если мы – настоящие христиане, проникнутые духом учения Спасителя, то нам не следует равнодушно относиться к печали этих людей. Напротив, мы должны стараться их тешить. Когда Серапеум будет разрушен, то вам, возлюбленные, придется быть врачами, исцеляя душевные раны пострадавших от этого переворота. Но предупреждаю вас при том, что хороший врач, прежде всего, обязан рассмотреть, в чем заключается недуг больного. Выбор лекарств зависит от свойства болезни.
Этим я хочу сказать, что истинное утешение может принести только тот, кто умеет заглянуть в душу страждущего, кто способен прочувствовать чужое горе, как будто бы оно было его собственным. Сострадание наравне с истинной верой более всего приятны Господу.
Я живо представляю себе развалины великого храма, разбитое в прах художественное произведение Бриаксиса и многие тысячи язычников, оплакивающих свою поруганную святыню. Как иудеи в плену вавилонском плакали, вспоминая Сион и его былое величие, повесив на ветки ив свои замолкнувшие арфы, так точно будут горевать поклонники Сераписа. Конечно, они оплакивают то, что было искажено и осквернено по их же собственной вине. Зачем, когда на место старого, обветшалого культа явилось истинное, высшее учение, эти неразумные люди не захотели слушать евангельскую проповедь? Им следовало предоставить мертвым погребать мертвецов, обратившись к свету христианства, но они не хотели расстаться с разлагающимся трупом. Язычники поступили безрассудно, но это безрассудство основывалось на преданной любви к старым богам; если мы обратим их в христианство, то они также ревностно будут стремиться к Иисусу Христу, не щадя своей жизни, и получат со временем венец бессмертия. А вы знаете, что на небе бывает больше радости об одном кающемся грешнике, чем о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии? Кто из вас любит Спасителя, тот может доставить ему великую радость, указав этим опечаленным язычникам путь в Небесное Царствие.
