Николай Задонский - Донская либерия
19
Стремление действовать «с ведома общего совета», стремление улучшить казацкое самоуправление – наиболее яркая отличительная черта Кондратия Булавина как вождя казацко-крестьянского восстания. И, думается, эта сторона деятельности Булавина, никем еще не затронутая, заслуживает особого исследования.
Стоит представить, что происходило двести пятьдесят лет назад в Пристанском городке. В то время всюду господствовала монархическая власть и никто из русских людей не помышлял об ином образе правления. А в Пристанском городке собираются «на совет» избранные в станицах «лучшие люди», утверждают ряд организационных мероприятий, выбирают временную исполнительную власть в лице походного атамана и старши?ны.
В дальнейшем, когда Черкасск булавинцами был взят, временная исполнительная власть, избранная в Пристанском городке, слагает свои обязанности. В Черкасск снова собираются «на совет» представители ста десяти станиц и городков, которые голосованием избирают всею донскую власть и войскового атамана и «по договору для крепкого впредь постоянства и твердости в книги написали»
Выборность, правда, существовала в донском войске издавна, но, с тех пор как донское казачество попало под контроль царского правительства, демократический характер выборов был утерян. Донская власть избиралась из среды домовитого казачества, из лиц, угодных царскому правительству, причем голутвенные казаки верховых городков в выборах не участвовали, а «крикунов и старожилых, коренных казаков» домовитые или подкупали, или устраняли от выборов.
Булавин изменил этот порядок. В выборах получили возможность участвовать самые широкие слои казачества и донской голытьбы. Такие меры, как конфискация церковных денег, или высылка богатых низовых казаков, или, наконец, введение «заповеди под смертной казнью, чтоб никто про имянование великого государя не вспоминал», были проведены Булавиным лишь потому, что за эти меры в войсковых советах стояли наиболее революционно настроенные представители голутвенного верхового казачества.
Все это, несомненно, должно представлять большой интерес для историков и исследователей.
20
Поражение булавинцев на Курлаке порадовало царя Петра, но возвращение Бахметева и Рыкмана в Воронеж причинило сильную досаду. Петр писал в Воронеж адмиралу Апраксину: «Поздравляю вашу милость добрыми ведомостями; что учинил господин Рыкман, где и сам ранен и прочие, над товарищами Булавина… токмо зело жаль, что была самая пора на них далее идти, и городки их воровские жечь, и прочее делать» (Голиков, Деяния Петра Великого).
21
Пленные булавинцы все же не избежали страшной участи. 25 мая царь Петр писал адмиралу Апраксину: «Воров булавинцев, которые ныне на Воронеже, прикажи казнить и перевешать по дорогам ближе тех городков, где они жили и воровали, и о том изволь отписать к майору Долгорукому». В начале июня пленные булавинцы были повешены и расстреляны под Воронежем.
22
Киевский воевода Голицын 4 апреля 1708 года доносил царю Петру: «Булавина жена с сыном, которому полгода, привезена в Белгород. И о ней, что ваш указ повелит?» Царского ответа на этот вопрос нигде в бумагах я не обнаружил. Известно лишь, что в июле месяце среди белгородских заключенных «Ульяна Булавина с младенцем при ней» продолжала еще числиться. Дальнейшую судьбу ее выяснить не удалось.
23
Хочется отметить необычную форму и стиль переписки Булавина и его атаманов. Боярские и дворянские письма той эпохи характеризуются проявлением самого низкого угодничества и лести перед сильнейшими, бахвальства и чванства перед людьми, находящимися в подчинении.
Такими подписями, как «скудоумный раб твой» или «последний твой холоп», пестрят все дворянские письма к царю и вельможам.
Меншиков, став царским фаворитом, называет природного князя Григория Ивановича Волконского просто «Григорием», а иногда и «Гришкой», а Волконский именует себя «униженным рабом» фаворита и пишет ему в таком стиле: «Умилися надо мною таким бедным, чтобы я был взыскан вашею милостью, ни от кого себе помощи не имею, токмо надежду имею на бога и на вашу княжую милость, ото всех обидим, ни от кого не помилован».
В грамоте Булавина царю и воеводам унизительные для человеческого достоинства слова не употребляются. В письме Булавина князю Голицыну, как и в других его письмах, отражается твердая воля вождя народного восстания, сознание правоты затеянного им дела и уверенность в своих силах.
24
Посланные в Черкасск тайные соглядатаи доносили азовскому губернатору: «Да у него ж вора умышление, и будет посланные от него Некрасов и Драной полки Государевы разобьют, и у него же вора намерение идти под Азов и под Троицкой и в Русь по городам до Москвы. А буде ратные Государевы полки тех ево единомышленников побьют, и у него вора с Некрасовым положено сбираться по Дону в Цимле, а собрався идти на Кубань».
25
Бывшие в Запорожье посадские люди на допросе показали: «И была-де в раде меж казаками битва великая и положили-де было на том, что идти под самарские города для разорения. И послали было в конное стадо для того походу. И того ж де числа присланы из Киева в Сечу к церкви черные попы на перемену прежним попам, и те попы выносили из церкви в раду святое евангелие и крест, и от такова злого намерения их запорожцев уговаривали а отвращали. И того-де числа та их рада не состоялась».
26
Донская Либерия! Что это такое? Несомненно, что слово «Либерия» происходит от латинского «liberias» (свобода), но я нигде не встречал документов, в которых «Либерией» именовались бы восстания Разина или Пугачева, а в булавинских бумагах это слово употребляется неоднократно.
Бригадир Федор Шидловский, после того как булавинцы разгромили Сумской полк и укрепились в силах, доносит Меншикову: «Донские казаки делали тайно, а ныне явно объявили свою Либерию и воровство». В другом письме Шидловский сообщает, что пошел со своими полками «для истребления оной донской Либерии и для искоренения воров». Следовательно, в понятие «Либерия» вкладывалось нечто отличительное от обычного «бунта», или «воровства», как тогда назывались антиправительственные выступления народа.
Очевидно, имелась в виду возглавляемая Булавиным донская власть, стоявшая за казацкие вольности и пытавшаяся демократизировать казацкое самоуправление.
27
Г. В. Плеханов делает о Булавинском восстании нижеследующее замечание:
«Какие учреждения нужны и возможны были для того, чтобы оградить тяглую Русь от «напрасного» разорения, грабежа и битья, этого не знал Посошков, и это оставалось неизвестным всей многострадальной тягловой Руси. Для Булавина или для Голого этот вопрос решался очень просто: введением в России казацкого устройства. И мы видели, что, восставая против поставленных царем начальных людей, тяглые жители деревень и посадов не прочь были сделаться казаками. Но усвоение казацких порядков разве лишь на время устранило бы в России те общественные «неисправы», которые толкали ее черных людей на восстание: разделение общественного труда при данных экономических условиях опять привело бы к порабощению трудящейся массы. При этом, вероятно, исчезли бы некоторые, наиболее тяжелые и унизительные последствия ее порабощения. И это, разумеется, было бы чистым выигрышем для нее. Но и об этом можно было разве; лишь мечтать. Соотношение общественных сил заранее обрекало на неудачу всякую попытку сломить установившийся на Руси общественно-политический строй» (Г. В. Плеханов, Движение русской общественной мысли после Петровской реформы. Сочинения, т. XXI. Государственное издательство, 1925 г.)
28
Азовский губернатор Толстой 5 июня 1708 года доносил царю следующее: «По ведомостям из Черкасского от Василия Фролова с товарищами уведал я, что оный вор Булавин хочет из Черкасского с единомышленниками своими бежать вскоре на Кубань, посылал я раб твой к Черкасскому для отгону воровских его конских табунов, чтобы оному вору бежать было не на чем. И те, Государь, посланные мои, согласись с ним, Василием, с товарищами конские табуны от Черкасского отогнали к Азову, и они, Василий Фролов с товарищами, приехали в Азов».
29
Изюмский житель Левко, бывший целовальник, показывал, как при нем «на Бахмуте сбирали бахмутцев всех в круг и в кругу читали войсковую от Булавина грамоту. А в той грамоте написано, чтоб во всех юртовских городках, также и в Бахмуте, поверстали казаков в десятки, а с десятка выслали по семи человек в Черкасск со всеми войсковыми припасами, а по три человека оставляли в куренях… Да в том же кругу сказало, чтоб войско охотное кто хочет шли набезпечно до Черкасского до Булавина».
