Михаил Иманов - Звезда Ирода Великого.Ирод Великий
Его мужская сила не могла проявляться полноценно, и всякий раз, совершив то, что совершают молодой муж и молодая жена, он отворачивался от Дориды и натягивал на голову одеяло.
Так он провел эти несколько дней, в тоске и смущении, пока однажды не вошел к Фазаелю и, взяв брата за руку, глухо и требовательно не проговорил:
— Отведи меня к блуднице.
Он стоял, низко опустив голову, и не видел лица Фазаеля, но по тому, как дернулась рука брата в его руке, он понял, что на лице того выразился страх. Он не ошибся, брат выговорил испуганно:
— Что с тобой, Ирод? Ты сошел с ума.
— Отведи меня к блуднице, — упрямо повторил Ирод и тут же добавил умоляюще, почти униженно: — Прошу тебя, Фазаель.
Фазаель помолчал, потом протянул руку, дотронулся до груди Ирода и, как в детстве, успокаивая кем-то обиженного брата, прошептал:
— Не бойся, я с тобой.
Вечером следующего дня они незаметно покинули дом и, не взяв лошадей, пешими отправились в тот район города, куда люди их положения обычно старались не заходить. У темных ворот низенького домика Фазаель остановился и, мельком глянув на брата, тихо постучал. Через минуту ворота приоткрылись и выглянул мужчина — лысый, с всклокоченной бородой. Мужчина что-то недовольно проворчал, а Фазаель, склонившись к нему, шепотом сказал несколько слов и что-то сунул ему в руку. Тогда мужчина, приоткрыв ворота пошире, кивнул, приглашая пройти внутрь. Фазаель и Ирод вошли.
Пересекли дворик, вошли в дверь, в коридоре было две двери друг против друга — Фазаель подтолкнул брата к левой двери. Войдя, Ирод оказался в маленькой, ярко освещенной комнате. Дешевые светильники чадили, и в воздухе стоял тяжелый запах горелого масла. Глиняные неровные стены были черны от копоти. Сидевшая на краю ложа женщина средних лет, некрасивая, с размалеванным лицом, встала навстречу, подошла к Ироду, покачивая мощными бедрами, положила руки на его плечи, проговорила, лукаво улыбаясь:
— Какой красивый! Ты, наверное, нездешний, у нас таких нет.
— Я из Иерусалима, — зачем-то ответил Ирод.
— О, из Иерусалима! — воскликнула женщина, цокая языком, — Тогда пойдем, я утешу тебя после долгой дороги.
Она подвела Ирода к ложу, сама раздела его — быстро, ловко, умело, — легонько подтолкнула в спину. Он шагнул, ткнулся коленом в край ложа и не лег, а упал на грудь. Она бросилась на него, плотно прижалась всем телом, уткнулась в его затылок лицом, что-то зашептала быстро и горячо.
Он не понимал, сколько пробыл в этом страстном чаду — то ли очень долго, то ли совсем немного. Когда совершенно обессилел, лег на спину, высоко закинул голову, широко расставив ноги. Женщина сидела возле, прислонившись к стене, смотрела на него со снисходительной улыбкой. Она была голой, он тоже не стеснялся своей наготы. Протянув руку, погладил ее крепкое колено, спросил:
— Как тебя зовут?
Она усмехнулась:
— Помпея.
— Помпея? — переспросил он, — Это римское имя, разве ты римлянка?
Она фыркнула:
— Ты хочешь знать, как меня назвали родители?
Ирод смутился:
— Нет — И, чувствуя слабость в своем все еще подрагивающем теле, заставил себя встать и одеться. Стоя спиной к ней, спросил: — Сколько нужно заплатить тебе?
— Нисколько, — ответила она, — ты ведь уже заплатил при входе. Но если хочешь…
Она не договорила, а он, достав из мешочка на поясе несколько монет, положил их на край стола. Сказал с непонятной ему самому враждебностью:
— Приду еще.
— Приходи, я буду ждать. Ты настоящий мужчина.
Фазаель уже ждал Ирода во дворике дома. Он молча
кивнул брату и, приоткрыв ворота, вышел. По дороге домой не разговаривали, шли молча и быстро.
Когда Ирод вошел к себе, Дорида была уже в постели, но не спала.
— Ждала тебя, — проговорила она без укора и грусти.
— А я… — Ирод запнулся и после короткой паузы договорил: — Спешил к тебе.
Он лег, она, повернувшись, уткнулась лицом в его плечо. Он поглаживал ее волосы, проводил ладонью по шее и спине, впервые чувствуя к жене некое подобие нежности.
В последующие восемь дней он еще трижды посещал блудницу Помпею. И всякий раз после этого, возвращаясь к жене, ощущал все возраставшую нежность. Но ни любви, ни страсти Дорида так и не разбудила в нем.
На девятый день, поздно вечером, в дверь их комнаты резко постучали. Ирод вышел, за дверью стоял Фазаель. Лицо его было встревоженным.
— Письмо от отца. Тебе нужно срочно возвращаться в Иерусалим. — Фазаель сделал паузу и, прежде чем Ирод успел спросить, что же случилось, быстро договорил: — Сын царя Аристовула, Александр, бежал из Рима.
Ирод спустился во двор и сам расспросил гонца. Оказалось, что Александр не просто бежал из Рима, но в течение короткого времени сумел собрать войско из противников Гиркана и римлян (это оказалось нетрудно, таких противников в Иудее было большинство) и, судя по сведениям, доставленным Антипатру лазутчиками, намеревается идти на Иерусалим.
— Как бы я хотел ехать с тобой, — сказал Фазаель. — Ты знаешь, что я люблю науки больше, чем войну, но сидеть здесь, вдалеке, когда ты и отец сражаетесь, мне невыносимо. Знаешь, Ирод, порой мне бывает стыдно, будто я прячусь здесь от опасностей. — Фазаель вздохнул и удрученно покачал головой.
— Ты напрасно коришь себя, — убежденно ответил Ирод. — То, что ты делаешь здесь, не может сделать никто — ни я, ни Иосиф.
Фазаель снова вздохнул:
— Понимаю.
Еще не взошло солнце, а Ирод был уже в седле. Всадники сопровождения гарцевали за воротами. Он уже попрощался с матерью и братьями. Они стояли чуть поодаль. Сестра держала мать за руку. Мать не плакала, но лицо ее было бледным, неподвижным и в одно это утро заметно постаревшим. Дорида стояла рядом, держалась рукой за стремя. Она не плакала, но испуганно-непонимающе поглядывала то на мужа, то на свекровь. Ирод тронул коня, пальцы Дориды не сразу выпустили стремя, она сделала вслед за лошадью несколько торопливых шагов, запнулась и упала на землю. Фазаель и Иосиф бросились к ней. Но Ирод уже не видел, как они поднимали жену, — выехал за ворота, всадники окружили его, и он, не оборачиваясь, поскакал прочь.
3. Новая угрозаКогда Ирод прибыл в Иерусалим, иудейское войско было готово к походу.
Антипатр встретил сына с неожиданной холодностью, угрюмо кивнул, угрюмо спросил о близких. Молча выслушал ответы сына.
Выступление назначили на утро следующего дня. Побыв до вечера в войске, Ирод отправился к Гиркану. Первосвященник встретил его значительно приветливее, чем отец, — обнял, назвал сыном, тут же стал сетовать на свою несчастную судьбу:
— Люди злы, все хотят моей гибели, Ирод. Ты слышишь, все, все…
Сбивчиво, поминутно вздыхая и охая, он рассказал, что происходило в Иудее за время отсутствия Ирода. Событий было много, но главные — неудачный поход прокуратора Сирии Скавра на Аравийское царство и побег Александра из Рима, теперь угрожающий не только власти первосвященника, но и самой его жизни.
Поход Скавра в Аравию стал быстротечным и неудачным. Аравийское царство не хотело платить дань, не признавало, хотя и без громких заявлений, римского владычества, и Скавр решил наказать непокорного царя и добиться победы одним стремительным броском. По словам Гиркана (он уверял, что имел такие сведения от надежных людей в Дамаске), Скавр не согласовал поход с Римом и не подготовил его как должно. Он помнил страх аравийского царя Ареты, когда тот при виде всего одного легиона римлян — этим легионом тогда командовал Скавр — снял осаду Иерусалима и ушел в свои земли. Скавр опрометчиво полагал, что, когда три легиона подойдут к Петре, аравийский царь сдастся без боя и примет все те условия, которые захочет высказать ему высокомерный римский наместник.
Скавр не учел двух обстоятельств: во-первых, сражаться на своей земле и за свою землю — это не то что завоевывать другие. Арета у стен Иерусалима и Арета за стенами Петры — это два разных царя. Во-вторых, природа Аравии, и сама по себе суровая, непривычна для римских солдат. Скавр сумел довести легионы только до Пеллы, осадил крепость, не решившись на штурм. А уже через несколько дней вынужден был снять осаду. Песчаные бури, в это время года особенно частые, отсутствие пищи и воды сделали то, чего не могли бы сделать и две армии аравийского царя. Солдаты страдали от голода и жажды, слепли от неистово жаркого солнца и забивающего глаза песка. Было очень много больных, о поднятии боевого духа римских солдат уже не могло идти и речи.
Непомерная гордыня Скавра усугубила и без того отчаянное положение армии. Гиркан через Антипатра посылал римлянам съестные припасы, но этого оказалось недостаточно. На все советы своих командиров оставить Аравию и уйти в Дамаск Скавр отвечал угрюмым молчанием.
Выход нашел Антипатр и, в сущности, спас римское войско от гибели. Он уговорил гордого римского наместника довольствоваться скромным выкупом аравийского царя. Это было единственной возможностью спасти римских солдат и в какой-то мере спасти лицо римской власти на Востоке. Антипатр сам вызвался отправиться в Петру и договориться с аравийским царем.
