Николай Кочин - Князь Святослав
Лукавый царедворец, который в своём кругу называл Фалалея «придурковатым бродяжкой», всегда играл на страсти царя к суевериям и религиозному фанатизму, поэтому и сейчас стал Фалалея расхваливать.
— Как же поступим, паракимонен?
- Так, как напророчено, владыка. Клин клином… Болгар руссами усмирили, теперь руссов усмирим печенегами.
Царь облегчённо вздохнул:
— Невыразимая мудрость говорила устами блаженного… И всё верно.
Царь подал Василию письмо Калокира и царицы Марии. Паракимонен уже знал их содержание, ни одно письмо помимо его воли не попадало василевсу.
— Случаи гнусного предательства слишком многочисленны в истории ромейской империи, о, дражайший владыка мой, чтобы удивляться вероломству этого херсонесского вертопраха, — сказал Василий. — Воины и полководцы, те дальше от интриг, свивающих гнезда в тиши гинекеев и вельможных дворцов. Прямодушная жизнь, которая складывается в походах, лишена светского лицемерия и чиновной лжи. Я знаю его. Калокир всю свою жизнь провёл в интригах против двора. Двоедушие стало его вторым инстинктом. Там, в далёкой провинции, вне царского глаза, он сам себе царь, а здесь в столице — он заурядный чиновник и скромный подданный. Там раздувалась его спесь, здесь он должен притворяться смирным и покорным. Люди, сотканные из этих двух противоречивых качеств души, способны на самые неожиданные поступки и чаще всего являются иудами, клятвопреступниками.
— Почему эти мысли не высказал ты перед тем, как посылать Калокира послом к Святославу? — спросил Никифор.
— Я не имел ни права, ни сил препятствовать собственному решению василевса, — ответил паракимонен. — И если припомнит мой повелитель, я предупреждал тебя насчёт Калокира… Я говорил о его непомерном честолюбии и гордыне ума. Он и Святославу ещё не раз изменит, как только того оставит фортуна. Я прямо подозревал его в вероломстве и намекал на это, но протестовать против его назначения я не мог. Ибо если бы он не поехал в Киев, правоту моих слов проверить никто не смог бы, и был бы я без вины виноват…
Никифор должен был признаться, что паракимонен предостерегал его.
— Что же нам делать? Святослав осел на Дунае. Калокир мечтает о короне. Царь Пётр покорился Святославу. Славяне группируются вокруг киевского князя. В столице полно мятежников. Ума не приложу.
— Надо продолжать лечиться тем же лекарством, с которого начали, государь.
— То есть?
— Клин клином вышибают.
— Вот и ты проник в пророчество Фалалея.
— Конечно. Пророчество это так непререкаемо.
— Ну что ж? Против болгар мы позвали руссов. Против руссов позовём печенегов. Но только печенеги ещё большие варвары, можно ли на них полагаться?
— Вспомним, государь, заветы Константина Багрянородного, который не зря дружил с печенежскою ордою. Руссам они загораживают пути на юг и в нашу столицу. Мадьяры, много раз испытавшие печенежские набеги, питают теперь к ним почтительную боязнь. За свои услуги печенеги не будут просить большие подарки. Печенеги сослужили бы нам более нужную службу, не будь этого херсонесского демона, приведшего с собою варварского князя, земли которого теперь лежат у наших границ.
Никифор с благодарностью взглянул на Василия, который все ошибки царя приписал послу.
— Несмотря на варварскую свою натуру, Святослав, как слышно, не пренебрегает советами людей толковых и образованных и имеет при себе толмачей. Он следит за всем, что происходит в мире, не препятствует учёности, а в Киеве немало христиан, которым покровительствует мать его Ольга, сама христианка. На горе нам, князь имеет государственный ум, силу барса, алчность гиены. Он видит смысл в торговых дорогах мира, и он не уйдёт с Дуная, хитрости его хватило настолько, чтобы перехитрить просвещённых и богатых болгарских бояр и привязать к себе таких хитроумных негодяев как Калокир. О, боговенчанный! Это была роковая ошибка — посылать Калокира призывать Святослава…
Никифор поморщился. Не он ли смеялся над опасениями министра? Не он ли намеренно коверкал, произнося имя Святослава, «гужоеда, сына смердячки Ольги…»? Не он ли считал ниже своего достоинства придавать значение опасности со стороны Святослава?
Паракимонен знал, что с этой минуты он ещё больше возвышается в глазах царя.
— О, богопрославленный! — продолжал Василий. — Печенегам не нужны ни наши города, ни наши земли. На них смело можно положиться. Своим множеством они превосходят рои весенних пчёл, мирную жизнь они считают несчастьем, а главное, всегда готовы опустошить чужую страну, ибо только степи считают высшим благом. Пошлём немного золота князю Куре, опытного и льстивого посла, и вскоре Киев будет осаждён. И уж тогда Святослав улепетнёт с берегов Дуная.
— Отступится ли царь Пётр от притязаний своих на дань и простит ли нам наши проступки против болгар? — спросил Никифор, умолчав о письме царицы Марии.
— С царём Петром следовало бы заключить прочный мир, восстановить былую дружбу, — ответил Василий. — Он будет рад этому сейчас, когда половина его царства под пятой варваров, а сам он с перепугу валяется в постели. А для прочности союза нашего, двух его девиц-дочерей помолвить надо невестами наших малолетних василевсов Василия и Константина. И пусть престарелый царь остаётся в своей столице Преславе. А сыновей его Романа и Бориса пригласим к нашему двору. Это будет знаком твоего к ним расположения, а главное, находясь при дворе, они фактически станут заложниками. Имея сыновей и дочерей Петра, мы можем диктовать ему любые условия, какие захотим.
— Мудро, — согласился царь. — Так и будет.
— А на всякий случай надо готовиться к войне. Святослав неукротим, и вряд ли он скоро и легко откажется от завоёванной Болгарии. И, кроме того, нельзя всецело надеяться на печенегов. Хитрый, вероломный и гадкий Куря во всем на свете ищет и ценит только одну выгоду… Его легко купить, но ещё легче перекупить…
Никифор просветлел. К нему вернулся дух твёрдости и уверенности.
— Нельзя допустить, — сказал он, перекрестясь, — чтобы без руководства вспомоществующей благодати божьей могло обойтись пророчество Фалалея. На нём лежит признак естественного откровения. И тебе, дражайший паракимонен, передалась частица его провиденческого дара. Ведь ты почти в точности сказал то, что напророчил он. Верно?
— Не в точности, ваше величество, а чуть-чуть. Истинному пророчеству может быть присуща и некоторая неясность, так как провидцу открывается тогда не целостный образ будущего, а только отдельные части его. Поэтому апостол Павел и говорит: «отчасти пророчествуем». Ну вот и я удостоился…
Василий точно читал мысли царя. Никифор во всем с ним согласился, так как знал, что, по мнению церкви, каждый мог получить дар пророчества под наитием «первоизбыточествующей благодати». Он отдал распоряжение отправить послов к царю Петру и к печенегам. Князю Куре Никифор выделил деньги. Половину паракимонен отправил в свою кладовую, другую половину отдал посланцу.
Никифор начал подготовку к войне. Эпарх привёл в движение всю свою огромную канцелярию. Посылались распоряжения во все места столицы и провинции. Повысили пошлины, налоги на крестьянство и ремесленников. Ещё большим стеснением подверглись корпорации. Всё это доводило жителей до возмущения.
Глава XV.
ДУДИЦА
За три месяца, к зиме, Святослав полонил всю восточную Болгарию, забрал её столицу Великую Преславу и вторгся в пределы византийских провинций — Фракии и Македонии. Он обложил их данью, оставил там часть войска, а сам вернулся в Переяславец. Там он занялся изучением болгарских порядков и подбором разведчиков. Вскоре он стал хорошо разбираться в нравах людей, особенно бояр, и с нетерпением ждал своего советника Калокира, в который раз побывавшего в Царьграде. Святослав хотел точно знать мнение василевса, оставаясь в полном убеждении, что грекам не могла нравиться такая «помощь руссов».
Калокир прибыл в Переяславец под вечер зимнего дня, и пользуясь особым расположением князя, прошёл к нему прямо в горницу. Святослав отдыхал на медвежьей шкуре. Он обрадовался Калокиру, вскочил, обнял его:
— Ну как? Скорее, что нового?
— Скажу, князь, тебе по-дружески: василевсу Никифору не нравится наша помощь.
Святослав засмеялся:
— Ещё бы нравилась? Нашёл дурака. Признаться, и я не рассчитывал на симпатию царя…
Святослав налил вина, выпили:
— Что же, всё-таки, он думает?
— Он говорит, что вместо маленького неприятеля — болгар, он теперь имеет коварного и матерого врага — руссов, которые захватив Болгарию, пялят глаза на Романию. Словом, он очень обеспокоен тем, что ты, может быть, не захочешь уйти обратно в Киев.
— И он, представь, прав. Тёплый климат Дуная нам очень по нраву. Здесь изобилие плодов земных. Сюда сходится всё благое: от греков золото, паволоки, вина и разные дорогие вещи; от чехов и серебро и кони; из Руси — меха, мёд, воск и невольники. Не для того я жертвовал кровью своих воинов и тяготами родной земли, чтобы Никифор вделал лишних два рубина в свою корону. Насколько я знаю, царь сам не промах. Ведь ты говорил, что он добыл престол через женщину. Это такой путь, идти которым любой воин моей державы постыдился бы. Руссы привыкли пользоваться женщинами вовсе не в подобных целях. Славу и положение они добывают не через баб, а мечом и отвагой…
