Иван Ефремов - Таис Афинская
Неарх ощутил странное чувство жалости и влечения к трагической, нежной и пылкой Гесионе. Чем-то сродни ему, изгнаннику и заложнику с детства, показалась эта девушка, в которой чувствовалась тонкая, светлая Душа. По блеску глаз Таис догадалась о переживаниях критянина и негромко сказала, набрасывая одежду:
– Не спеши, мореход, и она будет тебе хорошей подругой.
– Не буду спешить. Я понимаю, что ее надо разбудить. А ты отдашь Гесиону?
– Как я могу не отдать? Она не рабыня, а свободная и образованная женщина. Я люблю ее и рада буду ее счастью. Только смотри и ты. Один неверный шаг, и… ты имеешь дело не с обычной судьбой и не возьмешь ее, как других.
– А ты поможешь мне?
– Прежде всего не буду мешать.
Неарх привлек к себе Таис и поцеловал ее в обнаженное плечо.
– Не спеши с благодарностями, – засмеялась Таис и, вспомнив что-то, слегка оттолкнула Неарха.
Подозвав Гесиону, Таис резким движением разогнула браслет на ее левой руке, знак рабыни, и, сорвав его, бросила в море. Фиванка не успела ничего сказать, а Неарх трижды хлопнул в ладоши, выражая одобрение.
Они переехали через пролив, правя на высокий столб, намечавший место будущего волнореза, и у западного конца пролива нашли еще остатки критских построек.
Неарх сказал, что его снова и снова удивляет верное чутье Александра. Порт, выстроенный столь основательно тысячелетия тому назад, конечно, был важной гаванью на торговых путях великой критской морской державы. А теперь послужит и для государства сына Филиппа.
Таис гостила в будущей Александрии до новолуния, плавая в море даже в ветреные дни. Прибыла часть отряда македонцев, сопровождавших Александра в оазис Аммона. К удивлению всех, Александр из оазиса пошел напрямик к Мемфису – трудным и опасным путем через Ливийскую пустыню. С ним остались Птолемей, Гефестион и брат няни Александра Клейт, по прозвищу Черный, гигант неимоверной силы. Поход к святилищу Аммона в зимнее время оказался не столь уж труден – воду находили в каждой большой впадине. Путь на восток, к Мемфису, более опасен и тяжел. Громадные горы песка дымились и пересыпались под ветром, бесконечным чередованием гряд пересекая все четыре тысячи стадий пути.
Непонятно, зачем Александр решился на этот подвиг, мало что прибавлявший к его славе.
Неарх пожал плечами:
– А мне понятно.
– А мне нет. Объясни.
– Александру надо идти в глубь Азии за Дарием, через пустыни и степи, наполненные зноем. Он хочет испытать и закалить себя.
– А что сказал оракул Аммона?
– Ничего никому не известно. Жрецы оракула и гараманты, хранители дуба, встретили Александра с величайшим почетом. Утром он один вошел в храм, а сопровождающие ожидали его день и всю ночь. На рассвете Александр покинул убежище Аммона, сказав, что узнал от бога все, что хотел и в чем нуждался.
– Что же теперь делать?
– Поплывем в Мемфис. Сегодня же. Или ты хочешь еще побыть у моря?
– Нет! Я соскучилась по Салмаах.
И снова потянулись бесконечные равнины Дельты, показавшиеся еще более унылыми после чистых просторов моря. Критянин опять рассказывал о походах Александра. Только теперь Таис часто уходила на носовую палубу, оставляя его вдвоем с фиванкой. Она замечала, что взгляды Гесионы, обращенные к Неарху, становятся нежнее и мечтательнее. Однажды вечером Гесиона скользнула потихоньку в их общую каюту, куда Таис удалилась раньше и лежала без сна. Услыхав, что девушка сдерживает смех, Таис спросила, что случилось.
– Посмотри, – Гесиона поднесла к свету люкноса морскую губку гигантских размеров.
– Подарок Неарха, – догадалась Таис, – редкая вещь, под стать этой чаше.
В углу их каюты стояла огромная, выстланная серебром, круглая плоская чаша (или бассейн) для омовений, носить которую было под силу лишь двум крепким рабам.
– Попробуем? – весело предложила Гесиона. Она выкатила чашу, как колесо, и опрокинула на пол.
Грохот сотряс корабль, и испуганный помощник кормчего вбежал в каюту. Очарованный улыбками женщин, он тут же прислал двух моряков, наполнивших чашу водой.
Таис погрузила в бассейн губку, вобравшую почти всю воду, велела Гесионе стать в него и, с усилием подняв губку, обрушила ее на фиванку. Восторженный вопль вырвался из уст Гесионы, дыхание ее перехватило от целого каскада холодной воды.
– Смотри, чтобы любовь Неарха не утопила тебя, как эта губка, – пошутила Таис, а девушка отчаянно замотала головой.
Однако на четвертый день плавания Гесиона не вышла на корму и осталась в каюте. Таис потребовала командующего к ответу.
– Я полюбил ее. А она… Боюсь, что Гесиона так и не оттает. Как бы я не испортил всего. Помоги чем-нибудь. Вы, искусные жрицы Афродиты, должны знать такие вещи.
– Положись на меня, – успокоила его Таис. – Хоть и странно мне быть союзником мужчины, но уверена, что ты не обидишь мою Гесиону.
– Надо ли говорить?
– Не надо! – И Таис вошла под навес в каюту и оставалась там до самой ночи.
Прошло еще два дня. Судно подходило к Эшмуну во мраке безлунной ночи. Таис лежала в каюте без сна, обдумывая слова Неарха о том, что Александр хотел идти к пределам мира на востоке. А что теперь делать ей?
Неожиданно в каюту ворвалась Гесиона, с размаху бросилась на ковер перед ложем и, пряча лицо, протянула руки к Таис по шелку покрывала.
Таис сильно потянула Гесиону к себе, несколько раз поцеловала в пылающие щеки и, слегка оттолкнув от себя, с безмолвным вопросом взглянула в ее каштановые глаза.
– Да, да, да! – страстно зашептала фиванка. – И он надел мне этот браслет и это кольцо. Он сам купил их в Навкратисе, не думай, это не те, не Эгесихоры!
– И ты пойдешь к нему опять?
– Пойду. И сейчас!
– Подожди немного. Я научу тебя, как стать еще более прекрасной. Хоть ты и так неплоха… Сними эпоксиду!
Таис достала набор красок для тела и душистые эссенции. Она критически осмотрела подругу и спросила лукаво:
– Так ли уж плоха мужская любовь?
– О нет! – горячо воскликнула фиванка, покраснела и добавила: – Только не знаю, как надо, чтобы было хорошо ему.
– Как к поэту, ты должна нисходить к нему богиней, готовой отдаться священному обряду, без опаски и без нетерпения. Служить ему, как перед Афродитой на морском берегу, без края и предела. Если у тебя так…
– Да, да! Я знаю, он начальник флота у великого Александра, а я? Но все равно я счастлива, а там что пошлет судьба! Кто может спорить с ней?
– Сами боги не могут и не смеют, – согласилась Таис. – Только мы, смертные, чтобы не погибнуть, должны быть сильны душевно.
– А что дает силу?
– Долгая подготовка, крепкая закалка, строгое воспитание.
– И для гетер тоже?
– Для нас – в особенности. Немало девушек, одаренных Афродитой превыше многих, возвысилось, принимая поклонение, как царицы, а кончали жалкими рабынями мужчин и вина, сломленными цветами. Любая гетера, ставшая знаменитой, погибнет, если не будет заранее душевно закалена, – в том и смысл учения в храме Афродиты Коринфской.
– Я не понимаю.
– Скоро поймешь. И когда постигнешь, что нельзя стать знаменитой только одной любовью, будет не поздно заняться танцами, искусством веселого собеседника-рассказчика.
– Как бы я хотела стать танцовщицей, как ты!
– Что ж, увидим. Я знаю в Мемфисе одну финикиянку, она научит тебя тайнам.
– О, мне не нужно тайн. Я люблю Неарха и, кроме него, никогда любить никого не буду.
Таис пристально посмотрела на фиванку.
– Бывает и так, только редко!
8. Рыжий иноходец
Птолемей увидел Таис верхом на темно-пепельной лошади, когда возвращался вместе с Александром, Гефестионом, Черным Клейтом и Леонтиском, начальником тессалийской конницы, с прогулки к пирамидам. Александр ехал на Букефале, проезжая любимого коня в ранний час дня. Обычно он ездил на нем только в бою, избегая перегревать вороного в дальних поездках под палящим солнцем Азии. Букефал поднял умную широколобую голову с пятном-отметиной и продолжительно заржал, приветствуя кобылу. Салмаах кокетливо затанцевала, сдерживаемая крепкой рукой Таис.
Три возгласа удивления прозвучали почти одновременно. Три друга безошибочно узнали «Четвертую Хариту». Тессалиец замер, рассматривая небольшую, одетую без роскоши женщину, перед которой остановились три могущественных человека и в их числе сам божественный полководец.
– Она, моя мечта – афинянка! – вскричал Птолемей, спрыгнув с коня и хватая под уздцы Салмаах.
– Самоуверенность! – насмешливо заметил Гефестион. – Твоя без тебя?
– Я сказал мечта! – упрямо повторил Птолемей, испытующе глядя на Таис.
Она положила обе руки на холку лошади, подняв высоко голову, и смотрела только на Александра, словно завороженная его взглядом. Чуть сведя брови, Таис закинула ногу и соскользнула с левого бока лошади на землю. Она казалась совсем небольшой перед тремя гигантами на огромных конях. Александр, Гефестион и Клейт были выше четырех локтей на целую палесту (ладонь), а рост Таис три локтя, три палесты. Тем не менее гетера не теряла достоинства и даже дерзкой независимости, удивившей Птолемея еще в Афинах. Теперь он во все глаза смотрел на нее. В расцвете женской силы, утратившая прежнее мальчишеское, она стала необъяснимо привлекательной, далекой и еще более желанной. Лошадь Таис отступила в сторону, и Птолемею пришлось смотреть на нее против солнца. Могучий золотой свет проник сквозь легкое одеяние гетеры и облек все ее тело сияющим огнем, словно сам Гелиос принял в свои объятия прекрасную дочь Эллады и Крита. По манере смотреть вдаль, словно она видела нечто неведомое остальным, Таис вдруг напомнила ему Александра. Птолемей задрожал и опустил взгляд, чтобы не выдать себя.
