Саша Бер - Кровь первая. Арии. Они
Она ещё раз поклонилась и обернувшись к сёстрам, скомандовала:
— Ну кась дуйте отсюды по норам. Мяне готовить пора начинать. Валите куды-нибудь, — махнула она рукой в неопределённом направлении, — Малху к Данаве в шатёр покась опрядялите.
Девки загалдели и быстренько похватав одежду, кучей вывалили из Данухиного шатра, плавно перебравшись всей оравой в шатёр колдуна, где продолжили никем не контролируемые расспросы…
С одной стороны, Дануха беременностью не страдала, да и прощаться с новой жизнью, что говорится «не дождётесь», но с другой, памятуя о древних устоях, попыталась получить хоть какую-нибудь Благую Весть[32] от предков, которые, как она была уверена, благоволили ей. Поэтому с самого утра впала в полную бездеятельность и единственное что сделала — это разожгла очаг и завалившись рядом на меховой пол на бок, тупо смотрела на огонь. Зашедшей к ней чуть позже Голубаве заявила, чтобы сегодня на неё не рассчитывали и готовили себе сами, а у неё видите ли что-то вроде праздника и по этому радостному поводу вообще весь день собирается прореветь, ну или делать вид что ревёт, так чтоб не паниковали и её не трогали. Из девок её никто и не трогал, вот только на Воровайку это не распространилось. Эта пархатая дрянь залезла в шатёр почти сразу, как Дануха начала выдавливать из себя жалкие потуги плача по себе любимой. Сорока принялась скакать у входа туда-сюда, то и дело пригибаясь к полу и постоянно что-то ворча. Сначала Дануха не обратила на неё никакого внимания, она вообще её просто не заметила, наверное, потому что ворчала Воровайка тихо, а Дануха рыдала громко. Отвлёк бабу от рёва резкий порыв ветра, что прошёлся по стенам шатра, да так, что последний жалобно заскрипел на растяжках, а сорока при этом резко взвизгнула, выдав тем самым своё присутствие, лихо проскакав за спину хозяйки. Дануха внимательно присмотрелась к своей питомице и не мало удивилась, увидев в её поведении панический страх. Давненько она её такой не видела, даже забыла, когда. Осмотрелась. Шатёр ходил ходуном. Нехотя встала и направилась к выходу, чтоб глянуть наружу, но стоило ей завернуть тяжёлую входную шкуру в сторону, как резкий порыв ветра подхватил эту импровизированную дверь и закинул на крышу, ударив холодным воздушным натиском по вылезшей в проём бабе. Дануха еле на ногах устояла, хватаясь за края прохода и взглянув на происходящий в лесу «конец света», только и пропела своё «Ох, ё». Небо было чёрным от туч, но ни дождя, ни снега не было. Бедные деревья колыхались как травинки. С них срывались обломанные сухие сучья и с бешеной скоростью неслись между стволами, ударяясь об них, разламываясь на более мелкие и несясь дальше. Дануха попыталась достать задранную входную шкуру, но та не поддалась. Тут откуда-то, пригибаясь к земле, прибежала Голубава и в одном прыжке стянула шкуру на место, буквально влетев вместе с Данухой внутрь.
— Эт чё делатся то? — риторически спросила Дануха, теребя свои волосы разом спутанные на голове.
— А мы думали это ты устроила, — изумлённо вторила ей Голубава.
— Я тябе чё, Валова колдовка, чё ли, погодой вертеть, — продолжая отряхиваться и приводить себя в порядок, пробурчала недовольная Дануха.
— Странно, — задумчиво протянула Голубава.
— Чё странного то? — переспросила хозяйка шатра, бросив «прихорашиваться» и уставившись на гостью.
— Странная какая-то туча, — начала в задумчивости Голубава, — пришла к нам на край леса и стоит, никуда не уходит. Везде вокруг светло, а у нас вон чё делается.
— На какой край? — не понимая, будто слышит бред какой-то, переспросила Старшая.
— Она остановилась примерно в районе вашего старого баймака, — ответила ей Голубава, указывая рукой направление.
Дануха дёрнулась, взмахнув зачем-то руками, закрутилась лихорадочно, как будто, что-то искала. Наконец найдя, что искала, кинулась одеваться и схватив клюку, выскочила на поляну, даже не успев завязать полы тулупа. Выскочила и завертелась, оглядывая небо по сторонам. Действительно. Везде вокруг даже облачка на небе не было, а в стороне баймака, воронкой вертелась огромная чёрная туча, и никуда не улетала.
— Твою ж мать! — проорала Дануха, стараясь перекричать закладывающий уши шум ветра, — Голуба, айда кась за мной.
Скрючившись в три погибели, цепляясь за стволы деревьев, преодолевая сильный встречный ветер, который дул как в трубу, они на пару двинулись по тропе, ну или примерно в её направлении. В этом кошмаре и в трёх соснах заблудиться было не мудрено, а тут по лесу пришлось прилично прорываться. Дануха не знала, что происходит, не понимала ни природы этого явления, ни сути, но какое-то странное предчувствие, внутренняя сила буквально плетью гнала её в это безумие стихии.
Добравшись до края леса и вцепившись в стволы раскачивающихся берёзок, обе встали, как вкопанные, смотря через заливной луг источника в сторону баймака. Дануха даже не заметила, как у неё рот распахнулся от удивления, но, когда в него что-то прилетело, закашлялась, сплюнула и громко выругалась. А картина действительно предстала эпической. Вокруг площади баймака, в районе бывших землянок, крутилась с бешеной скоростью высоченная стена, до самого неба, непонятно из чего состоящая. В ней была пыль, грязь, снег, куски льда, ветки, какой-то непонятный мусор. Там даже обгорелые огрызки брёвен от сожжённых жилищ летали. Да ладно бы только это. В стене шла нескончаемая гроза! Молнии то и дело сверкали вдоль и поперёк, освещая всполохами вихревую стену, но даже их ярчайший свет не давал возможности разглядеть пелену мрака насквозь. Зрелище было не для слабонервных.
Дануха упала на землю к комлю берёзы и замахала Голубаве рукой, подзывая к себе. Та на карачках подползла и пристроилась рядом тут же за стволом, спросив не на шутку перепуганным голосом:
— Что это?
— Да Троица его знат, — ответила та, — всяка повидала, но таку сказку в первый раз.
Дануха ещё раз оглядела мусорную стену, выглядывая из-за ствола и задирая глаза кверху, стараясь оценить её высоту.
— Слышь, Голуба, — оторвавшись от просмотра и обращаясь к лежащей рядом бабе, — нам как-т надоть попасть туды.
— Куда? — недоумению и испугу Голубавы не было придела.
— Туды. Внутрь.
— Зачем?
— Да, хуило его знат зачем. Ни он не знат, ни я не ведаю. Просто чую, чё надоть, а зачем? — и она неопределённо повела рукой, выпятив губы уточкой.
— Там же гроза! — не сдавалась Голубава.
— Ну и чё? Прибьёт разок, второй уж не больно будеть. Ладноть. Оставайся тута, а я ползком поползаю.
Но ползком она не поползла, а низко пригнувшись к земле и выставив перед собой руку с распахнутой ладонью, пустилась бежать по протоптанной дорожке, прижимая другой рукой волчий хвост к клюке. Только добежав почти до своего сада, плюхнулась на пузо и поползла, так как на подъёме ветер буквально срывал с ног. Прячась под кустами смородины, что были чуть ли не прижаты к земле, замерла. Отдышалась, всматриваясь вперёд. Тщетно. Ничего не видать. Обернулась. И сзади уже ничего не видать. Тут прямо по ней приложилось что-то тяжёлое, видно обгорелое бревно, но смородиновые кусты с амортизировали и удара, как такового, не получилось. Она от неожиданности уткнулась лицом в снег и тут же совсем рядом перед ней шарахнуло так, что она оглохла до дикого звона в ушах и даже умудрилась лёжа подпрыгнуть. Её отшвырнуло на несколько шагов назад, сорвав и утащив куда-то шапку с головы. Прямо перед ней в трёх шагах образовалась чёрная плешь от удара молнии. Дануха выматерилась, психанув с чего-то на саму себя и заорав благим матом, что было мочи, рванула вперёд, превозмогая грёбанный ветер всеми своими бабьими силами… И тут же от неожиданности её резко бросило в сторону, да так, что она со всего маха грохнулась на бок, пробороздив несколько шагов по снежной наледи. Внутри, куда она проскочила, свозь стену, ветра не было! Полный штиль. Дануха быстро вскочила на ноги и лихорадочно за озиралась по сторонам. Стена бешеного ветра, замешанного не пойми на чём, была всего в шагах трёх, но совершенно не ощущалась, даже дуновения не чувствовалось. Тогда она быстро закрыла глаза и начала пронюхивать внутреннюю территорию и тут же, как и ожидала, учуяла кого-то родного, но непонятного. Открыв глаза Дануха увидела её. Хотя если б сразу внимательно осмотрелась, то и пронюхивать бы не пришлось. Девка лежала на снегу в самом центре этого светопреставления. Она была раздета, ну не совсем голая, а в одной травяной рубахе, без шапки и босиком. Признаков жизни не подавала. Но Дануха не кинулась к ней сломя голову, а пошла осторожно, при этом сообразив выпустить из руки колдовской хвост, приводя себя в адекватное состояние и успокаиваясь. Ещё на подходе, баба пыталась рассмотреть девку издали, определить кто это, но сколько не всматривалась глазами и внутренним своим даром, всё равно понять не могла. Не узнавала и всё. Вроде как своя, хорошо знакомая, а непонятно кто. Даже подойдя вплотную и заглянув в лицо не признала, лишь тихо пропев «Ох, ё». Лицо девки всё было покрыто ярко розовыми узорами, напоминающие разросшиеся водоросли со своими стволами и мелкой сетью веточек. Молодуха лежала так, как будто спала. Устроилась на бочок, ножки подогнула, ручки под щёчку и спит. Дануха осторожно потрогала её лоб, почему-то сперва подумав, что девка уже околела, но лоб оказался таким горячим, что она тут же поменяла своё предположение — у девки жар. Баба тут же принялась скидывать с себя тулуп и укутывать бедняжку. Когда начала перекатывать её, чтоб запаковать в шкуру, девка зашевелилась. Она оказывается действительно просто спала, почти нагишом на снегу.
