KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Историческая проза » Джузеппе Томази ди Лампедуза - Гепард

Джузеппе Томази ди Лампедуза - Гепард

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Джузеппе Томази ди Лампедуза, "Гепард" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Скажите, дон Пьетрино, вы никогда не задумывались над тем, сколько названий разных профессий приобрели обидный характер? От сапожников, извозчиков и носильщиков до reitre[71] и pompier[72] у французов. Люди не думают о заслугах сапожников и солдат, они обращают внимание лишь на их недостатки, поэтому все сапожники и солдаты у них пьяницы и грубияны. Пользуясь тем, что вы спите и не можете меня слышать, могу сказать вам, что для меня не секрет расхожее понимание слова «иезуит».

Заметьте, что эти аристократы стыдятся собственных несчастий: я видел одного бедолагу, который на следующий день намеревался покончить с собой и при этом вел себя как ни в чем не бывало, прямо-таки светился, точно ребенок перед первым причастием. Иное дело вы, дон Пьетрино: пока на вас не подействует ваш слабительный сбор, вы оглашаете стонами всю округу. Гнев и насмешка, а не уныние и жалобы — вот что отличает настоящих господ. Хочу дать вам совет: если встретите хнычущего аристократа, приглядитесь к его генеалогическому древу, и вы сразу увидите на нем засохшую ветвь.

По сути дела, это сословие трудно уничтожить, ибо оно постоянно обновляется, успевая, прежде чем умереть, пустить семя. Возьмите Францию: французские дворяне красиво принимали смерть, их убивали, а они живы и, как прежде, остаются дворянами. Я говорю «как прежде», потому что не поместья и не феодальные права создают дворянина, но сознание собственной исключительности. Мне рассказывали про польских графов в Париже, которых восстания и самовластие обрекли на изгнание и нищету: нередко они содержат фиакры и возят в них буржуа, однако смотрят на своих седоков с такой неприязнью, что бедняги, сами не зная почему, чувствуют себя под их взглядом неуютно, как собаки в церкви.

Нельзя забывать, дон Пьетрино, что если этот класс должен будет исчезнуть, как это не раз уже бывало в истории, то ему на смену тут же придет другой, равноценный, с теми же достоинствами и недостатками; возможно, принадлежность к нему будет определяться не чистотой крови, а, допустим… наибольшим сроком жизни в данном месте или лучшим знанием какого-нибудь текста, пользующегося репутацией священного.

В эту минуту на деревянной лестнице послышались шаги матери. Войдя, она засмеялась:

— А с кем это ты тут, сынок, разговоры разговариваешь? Или не видишь, что твой друг спит?

Падре Пирроне смутился:

— Сейчас я его провожу. Бедный старик всю ночь по холоду бродить собирается.

С этими словами он открыл дверку фонаря, вынул из него лампаду и, став на цыпочки, зажег ее от лампы, после чего вернул на место, успев запачкать маслом сутану.

Дон Пьетрино плыл по волнам сна; струйка слюны стекала с нижней губы на воротник, образуя на нем мокрое пятно. Падре Пирроне не сразу удалось его разбудить.

— Извини, падре, слишком мудреные вещи ты говорил, вот меня и сморило.

Оба улыбнулись. Спустились по лестнице, вышли на улицу. Весь Сан-Коно, вся долина тонули во мраке, ночь позволяла различить лишь соседние горы, угрюмые, как всегда. Ветер стих, но было очень холодно. Неистово сверкали звезды, излучая тысячеградусное тепло, но согреть бедного старика они не могли.

— Хотите, дон Пьетрино, я принесу вам еще один плащ?

— Спасибо, я привычный. Завтра расскажешь, как князю Салине понравилась революция.

— А я вам и сейчас в двух словах скажу: он говорит, что никакой революции не было и что все останется как раньше.

— Ну и дурак! А это тебе не революция, когда мэр хочет заставить меня платить за траву, которую создал Бог и которую я сам собираю? Может, и ты малость умом повредился?

Мигающий свет фонаря не сразу исчез в плотных, как войлок, потемках.

Падре Пирроне подумал, какой сложной головоломкой мир должен представляться тем, кто не знает ни математики, ни теологии. «Господи, лишь ты, Всеведущий, мог так все запутать. Сложная у нас жизнь».


Очередное подтверждение сложности жизни он получил на следующее утро. Ему предстояло служить мессу в местной церкви, и когда он спустился вниз, чтобы отправиться в храм, и заглянул в кухню, то увидел там свою сестру Сарину, которая резала лук В глазах у нее стояли слезы — более крупные, как ему показалось, чем обычно бывает при резке лука.

— Что случилось, Сарина? Ты чем-то расстроена? Не огорчайся: Господь посылает испытания и дарует утешение.

Она больше не сдерживала себя и, уронив голову на засаленный стол, громко разрыдалась — так на бедную женщину подействовал ласковый голос брата. Сквозь рыдания слышались одни и те же слова:

— Анджелина… Анджелина… Если Винченцино узнает, он обоих убьет… Анджелина… Он их убьет!

Засунув руки за широкий черный пояс, так что снаружи оставались только большие пальцы, падре Пирроне смотрел на сестру. Понять было нетрудно: Анджелиной звали незамужнюю дочь Сарины, а Винченцино, чьего гнева следовало бояться, был отцом девушки, его, падре Пирроне, зятем. Единственным неизвестным в этом уравнении оставалось имя возможного любовника Анджелины.

Иезуит помнил ее плаксивой девчонкой, какой она была семь лет назад. Теперь ей должно было быть восемнадцать, и вчера, при новой встрече, он нашел ее дурнушкой: челюсти выдавались вперед, как у многих местных крестьянок, а в глазах застыл страх бездомной собаки. Вчера, увидев племянницу, он в глубине души сравнил ее с Анджеликой. Жестокое сравнение: невзрачная внешность племянницы соответствовала ее плебейскому имени Анджелина, точно так же как имя Анджелика, воспетое Ариосто, соответствовало красоте той, что нарушила недавно покой в доме Салина.

Судя по всему, случилась беда — и немалая. Падре Пирроне понял, что попал в переплет, и ему вспомнились слова дона Фабрицио: есть родня, есть и возня. Лучше бы они ему не вспоминались. Он вытащил из-за пояса правую руку и, сняв шляпу, тронул вздрагивающее плечо сестры:

— Будет, Сарина, успокойся. К счастью, я здесь. Не плачь, слезами горю не поможешь. А где Винченцино?

Винченцино собирался в этот день повидаться в Римато с полевым стражником братьев Скиро и уже ушел. Тем лучше, можно спокойно все обсудить. Сарина продолжала всхлипывать, размазывая по лицу слезы и шмыгая носом, но в конце концов падре Пирроне удалось узнать, в чем дело. Анджелина дала себя соблазнить. Эта ужасная история случилась в бабье лето: она встречалась со своим возлюбленным на сеновале у донны Нунциаты и вот уже три месяца как забеременела. Теперь, умирая от страха, она во всем призналась матери, ведь еще немного — и ее выдаст живот, и тогда от Винченцино не жди пощады.

— Он и меня убьет за то, что молчала. Для такого, как он, на первом месте честь.

Глядя на низколобого Винченцино с отпущенными на висках патлами — так называемыми «кодерами», с походкой враскачку, с вечно оттопыренным от ножа правым карманом штанов, сразу было видно, что это «человек чести», один из тех буйных недоумков, которые всегда найдут повод устроить резню.

У Сарины начался новый, еще более сильный приступ рыданий, на сей раз вызванный нелепым раскаянием: она почувствовала себя недостойной своего благородного мужа.

— Сарина, Сарина, сколько можно! Поплакала и хватит! Парень должен на ней жениться, и он женится. Я схожу к нему, поговорю с ним, с родителями, все уладится. Винченцино будет знать только об обручении, и его драгоценная честь останется незапятнанной. Но я должен знать, кто этот человек Тебе-то самой известно, кто он? Тогда назови мне его.

Сестра подняла голову: теперь в ее глазах можно было прочесть уже не тот животный страх смерти, который ожидал увидеть брат, смерти от ножа, а другой, более глубокий, более мучительный страх, пока еще ему непонятный.

— Это Сантино Пирроне! Сын Тури! Он сделал это назло, назло мне, нашей матери, нашему отцу, царство ему небесное! Я с Сантино никогда не раз говаривала, от всех слышала о нем только хорошее, а он подлецом оказался, достойным сынком своего сволочного папаши, нечестивцем. Я только потом уже вспомнила, что тогда, в ноябре, часто видела, как он с двумя дружками ходит мимо нашего дома, а у самого за ухом красная герань. Адский огонь, адский огонь!

Иезуит взял стул, сел рядом с сестрой. Понятно, что к мессе он уже не успеет. Дело оказалось серьезнее, чем он думал. Тури, отец обольстителя, приходился ему дядей: он был братом, старшим братом покойного отца. Двадцать лет тому назад они оба работали надсмотрщиками, и оба достойно выполняли свои обязанности — это было хорошее время. Позже братьев разделила ссора, одна из тех непонятно из-за чего возникающих семейных ссор, когда примирение невозможно, поскольку каждой из сторон есть что скрывать и ни одна из них ничего толком не объясняет. Все началось в тот день, когда отец Сарины и иезуита стал владельцем миндальной рощицы. Его брат Тури тут же заявил, что половина рощи принадлежит ему: то ли он внес за нее половину стоимости, то ли вложил половину труда. Купчая была составлена на имя покойного дона Гаэтано. Разъяренный Тури носился по Сан-Коно, изрыгая проклятия в адрес брата: доброе имя дона Гаэтано оказалось под угрозой, зато благодаря вмешательству друзей удалось избежать худшего. Роща осталась за Гаэтано, однако две ветви семейства Пирроне разделяла теперь бездонная пропасть. Тури даже на похороны брата не пришел, и в доме сестры его иначе как сволочью не называли. Все это иезуиту было известно из путаных писем, которые под диктовку Сарины писал приходский священник, и хотя у него был собственный взгляд на эту историю, он из сыновнего уважения предпочитал его не высказывать. После смерти отца роща принадлежала Сарине.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*