Жан Маркаль - Жизор и загадка тамплиеров
Вот тогда папа Климент объявил о своей воле в булле от 12 августа 1308 года. Он подтвердил, что участь ордена зависит только от него одного, но проблема слишком сложна и серьезна, чтобы он мог вынести окончательное решение сразу. Он учредил комиссию, в главе которой поставил архиепископа Нарбоннского, выбранного за его беспристрастность (он отказался скрепить печатью постановление об аресте тамплиеров), а в помощь ему назначил трех епископов и компетентных монахов. Эта комиссия должна была в течение двух лет представить свой отчет о расследовании. Затем, различая сам орден — зависевший только от него — и отдельных членов ордена, понтифик передал их в ведение инквизиции, оставив за собой право судить четырех высших сановников, участь которых он собирался решить позднее.
Большинство французских епископов ненавидели тамплиеров. Другие монашеские ордена — тоже. Особенно яростными врагами были доминиканцы, причем не по духовным мотивам, а исключительно по прозаической причине: тамплиерам часто доставались выгодные церковные бенефиции, на которые претендовали доминиканцы. Небесполезно будет упомянуть, что в многочисленных епархиях с тамплиерами обращались из рук вон плохо, пытали их или отправляли на костер, как в Париже и Сансе, где архиепископ, брат Ангеррана де Мариньи, был беззаветно предан Филиппу Красивому. В любом случае, комиссия выслушала и другие признания, иногда более развернутые и обстоятельные, чем раньше; однако большинство тамплиеров признались добровольно, без применения силы. Тем не менее в других странах все обстояло по-иному.
В Португалии монарх просто отказался арестовать рыцарей Храма. В Кастилии начали следствие, но оно не привело ни к каким ощутимым результатам. В Арагоне епископы провели расследование, но остереглись выносить обвинительный приговор храмовникам. В Англии дело закончилось компромиссом, в результате которого большинство тамплиеров даже не тронули. В Германии почти все они были оправданы: те же члены, которые подверглись осуждению, были наказаны за свои личные преступления. То же самое происходило на Кипре. Решительно, процесс тамплиеров был прежде всего французским делом: в других европейских странах ордену никогда не удавалось достигнуть такого могущества, как во Франции, и создать такую плотную сеть орденских резиденций. Поэтому угроза со стороны рыцарей Храма была гораздо меньшей, а ненависть к ним — значительно слабее.
Орден попытались защитить, но делали это только сами тамплиеры. Однако дело защитников, которые иногда вели себя необычайно отважно, было обречено на провал. Несмотря на все старания брата Пьера Булонского, исчезнувшего неизвестно куда еще до завершения процесса, все прочие защитники ордена отказались продолжать свой труд. Осталось лишь несколько братьев, которые отказались от своих первоначальных признаний и до конца отрицали вину ордена Храма. Но в случае с Жаком де Моле все обстояло иначе.
4 ноября 1309 года великий магистр предстал перед папской комиссией. Допрос велся со всей возможной объективностью и гарантиями: комиссия подчинялась понтифику, а не королю или местным епископам. Жака де Моле попросили выступить в защиту ордена, что было логично, поскольку он являлся его великими магистром. Ответ его был обескураживающим: «Я не настолько знающий человек, как следовало бы… Я готов защищать орден изо всех своих сил… но задача эта представляется мне не из легких: как его защищать надлежащим образом? Ведь я пленник папы и короля, и у меня есть только четыре денье на эту защиту». Тогда Моле зачли признания, сделанные им до этого в присутствии трех кардиналов, и попросили объясниться. Он потребовал два дня на раздумья, которые были ему предоставлены. Комиссия даже уточнила, что он может думать больше этого срока, если пожелает.
Второй раз магистр явился к комиссии 28 ноября 1309 года. С самого начала он отказался защищать орден: «Ведь я всего лишь бедный и неграмотный рыцарь». Поведение его решительно непонятно: может он что-то скрывал? Но что Жак де Моле хотел утаить от комиссии? Он объявил, что раз уж папа не захотел вынести ему приговор, он отдает себя на его волю. У него еще раз попросили защитить орден. Он ограничился расплывчатой хвалебной речью о тамплиерах, превознося их блистательные успехи и отвагу в бою. Комиссия ответила, что все это не имеет значения, если под ударом находится истинная вера. Тогда магистр согласился подтвердить свою приверженность христианской религии, уверяя присутствующих, что он верует в Бога и Троицу. Однако имени Иисуса Христа он не произнес. И затем добавил несколько загадочные слова: «Когда душа покинет тело, станет ясно, что было дурным, а что благим, и откроется истина о вещах, поставленных ныне под сомнение». Судя по всему, речь шла о простом отказе раскрыть правду о некоторых вещах. Но Жак де Моле не обмолвился ни о страданиях своих братьев, не объяснил свои предыдущие признания. Он попросил только позволить ему присутствовать на мессе, что ему было позволено.
Третий допрос перед комиссией Жака де Моле имел место тремя месяцами позже, 2 марта 1310 года. На него он явился совсем обескураженным. Он повторил, что судить его должен папа и он ждет его приговора. Комиссия четко объяснила магистру, что она не судит его, а проводит расследование. Никакого результата: Моле замкнулся в себе и молчал. Его не беспокоила судьба ордена: одно лишь решение папы о его дальнейшей участи занимало магистра.
Непонятно. Самое меньшее, что можно сказать, — орден не защищали те люди, которые должны были бы это делать в первую очередь. На этой стадии поведение Жака де Моле и главных орденских сановников выглядит исключительно эгоистичным, если не сказать глупым. Какого решения они ожидали от понтифика? Надеялись ли они выиграть время? Но в этом случае на чью помощь они могли рассчитывать? При любом раскладе, они бросили своих братьев на произвол судьбы. У нас нет ответа на все вопросы, возникающие в связи с Жаком де Моле и его молчанием.
В конце концов, во Вьенне, имперском городе по соседству с Францией и Авиньоном, собрался церковный собор (13 октября 1311 года). С момента начала процесса прошло ровно четыре года. Пора было его закрывать.
Собор рассмотрел отчеты папской комиссии, проводившей следствие. Затем были созданы несколько комиссий, которые должны были заняться этими материалами. Ждали приезда короля Франции, но, как кажется, он не слишком торопился выступить с объяснениями. События стали развиваться еще медленнее, когда семь рыцарей тамплиеров, а потом еще двое предстали перед собором и заявили, что хотят защищать орден. Распространились слухи, что двухтысячная армия храмовников готова взять город приступом. Конечно, это была ложная тревога, но чтобы избежать беспорядков, Климент V приказал поместить под стражу девятерых прибывших тамплиеров. На их упреки он заметил, что это единственный способ уберечь их от опасности.
Филипп Красивый приехал во Вьенн в марте 1312 года. Его сопровождал не только придворный кортеж, как и полагалось, но и крупный военный отряд. Несомненно, он хотел произвести на собор впечатление. Климент V боялся худшего. Он знал, что обвинения против ордена Храма отчасти имеют под собой основания и открытая дискуссия может серьезно пошатнуть авторитет Церкви. Но такой изворотливый политик, каким был Климент, быстро нашел выход. 22 марта папа собрал консисторию и объявил, что только ему принадлежит право вынести окончательное решение, без всяких дебатов. И на вновь открытом заседании церковного собора в понедельник 5 апреля 1312 года папа громким голосом зачитал буллу «Vox clamantis»: в этой булле папа объявлял о роспуске ордена Храма и передаче его имущества госпитальерам. Сами же члены ордена отдавались на суд компетентных церковных властей. Текст буллы поражает своей двусмысленностью, что, впрочем, не может удивлять в таком странном деле. Особенно показательна преамбула: «А потому, рассмотрев лавину позорных и мерзостных обвинений, а также учитывая секретность и порочность приема в орден новых братьев и отступление многих тамплиеров от общепринятых христианских обычаев, особенно в том, что, принимая других в братство, они заставляли их давать обеты и клясться, что никому не расскажут о своем вступлении в орден и никогда его не покинут — почему, видимо, и возникло предубеждение к ордену, — и свидетельствуя о грозном протесте, волна которого поднялась против ордена так, что ее, кажется, невозможно будет сдержать, если упомянутый орден продолжит существование, а также чувствуя пагубность как для самой веры, так и для душ верующих многочисленных злодеяний, совершенных братьями упомянутого ордена… мы не без горечи и печали сердечной… распускаем орден тамплиеров и отменяем его устав, облачение и название, и налагаем запрет на его дальнейшую деятельность».