Ильяс Есенберлин - Гибель Айдахара
– Приготовь воду для умывания, – сказал он. – Наступает утро…
* * *Степь жила неспокойно. Все, казалось, оставалось по-прежнему – так же кочевали роды, люди ухаживали за скотом, радовались рождению детей, печалились, когда приходила смерть, но где-то подспудно уже бродило в народе недовольство, чаще вспыхивали жаркие споры и срывались с языка злые слова. Это значило, что люди устали от бесконечных междоусобиц, постоянных стычек и убийств.
Степь помогла Едиге победить. Была вера, что новый хан – не чингизид, а значит, будет больше думать о народе, и наконец придет долгожданный мир. И вначале все было именно так. Но, видимо, недаром говорят, что если иноходцу приходится долго бежать, то рано или поздно он перейдет на обычный шаг и его будет трудно отличить от простой лошади.
Едиге был азартным всадником и не любил останавливаться. С каждым годом ему хотелось все большей славы и власти; и чем громче делалось его имя, тем нетерпеливей и безрассудней становился хан.
Славу степняку приносят только войны, и Едиге это хорошо понимал. Тщеславие его было велико. Он возвысил над всеми родами, кочевавшими в Дешт-и-Кипчак, свой род мангыт, и о хане с неодобрением стали говорить, что он больше не вождь всего народа, а только повелитель своего рода.
Возвышение одних и унижение других всегда порождает несправедливость. Так случилось и здесь. Но кто посмел бы сказать об этом вслух, кто решился бы выступить против всесильного хана?! И когда завязывается такой узел, разрубить его может только случай.
И этот случай пришел. Был он, как всегда, неожидан, но степь будто ждала его.
Страшная весть облетела Дешт-и-Кипчак. За неповиновение по приказу Едиге был полностью вырезан один из алчинских аулов. Воины хана не щадили никого. В эту ночь под их кривыми саблями пали почти все жители аула. Не было пощады даже старикам и детям.
Страшная весть черной птицей облетела степь из края в край, но первыми поднялись соседи алчинцев, воины рода кенегес. Словно река в весенний паводок, забурлила Дешт-и-Кипчак. Вырвалась на волю годами копившаяся ненависть. Руки людей потянулись к оружию.
Во главе недовольных встал предводитель племени кенегес бий Актайлак. Он был стар, но мудр, и потому люди услышали его голос. Актайлак-бий говорил:
– Ханская власть – это шестиглавый дракон. Он будет глотать людей до тех пор, пока не найдутся батыры, которые отрубят ему головы. Пять сжатых пальцев – это кулак. Объединившиеся роды и племена – народ. Если мы будем все вместе, то что сможет сделать с нами хан?!
И всколыхнулась степь Дешт-и-Кипчак:
– Правильно говорит мудрый старец!
– Все племена и роды степи должны собираться вместе!
– Главное – начать!
– Пусть скачут гонцы!
Представители всех родов съехались в аул Актайлак-бия на большой совет, и все были едины в своем желании выступить против Едиге.
Слово попросил юный джигит Тоган, сын Алау-батыра.
– Я мангыт, – сказал он, – но моя мать из вашего рода, рода кенегес, и потому я хочу быть с вами.
Собравшиеся одобрительно зашумели:
– Молодец, племянник…
– Сразу видно, что орленок из нашего гнезда…
Актайлак-бий провел ладонью по седой бороде.
– Слушайте наше решение, – негромко, но твердо сказал он. – Пусть все мужчины рода кенегес через три дня соберутся в урочище Кзылшия. Я же выступлю со своими джигитами сегодня ночью.
Но степь есть степь. Здесь невозможно сохранить тайну, как невозможно в дырявом бурдюке сберечь воду. Когда восставшие кенегесцы через двое суток добрались до урочища Кзылшия, они увидели перед собой ханское войско. Во главе его стоял Карасур-батыр.
Не было предела отчаянию кенегесцев. Всякий, имеющий глаза, видел, что им не одолеть золотоордынское войско, потому что главные силы восставших были еще далеко и подойти к месту битвы могли лишь через несколько дней.
Злорадно усмехаясь, выехал навстречу кенегесцам на гнедом жеребце сам Карасур-батыр. Был он огромен и грозен. В степи Карасур-батыра хорошо знали. Он был монголом из рода барын, всего три года назад пришел на службу к Едиге, но рассказы о его жестокости и кровожадности уже успели облететь всю Дешт-и-Кипчак. И еще славился Карасур-батыр страшной, нечеловеческой силой. Его булава с железным, утыканным острыми шипами шаром, разила противника без промаха и наповал.
Горяча своего гнедого жеребца, поднимая его на дыбы, монгол крикнул:
– Эй вы, безмозглый сброд! Пусть выйдет на поединок со мной тот, кто уговорил вас выступить против великого хана Едиге!
Актайлак-бию давно минуло восемьдесят, но сердце его по-прежнему было горячим, и он любил свой народ.
Оглянувшись вокруг, он увидел хмурые, бледные лица своих воинов. Мудрый старец хорошо знал, что ждет их совсем скоро – быстротечная жаркая битва и смерть. И, стараясь, чтобы все услышали его, бий крикнул:
– Люди, я позвал вас за собой и привел сюда! И потому я принимаю вызов!
Из рядов воинов вдруг выехал Тоган на бархатисто-черном горячем скакуне. Он поднял над головой руку со сжатым кулаком.
– Нет, нагаши-ата[5]! – крикнул он. – Разве нет среди нас батыров, чтобы посылать на поединок мудрых старцев?!
И, не дожидаясь согласия Актайлак-бия, Тоган ринулся вперед. Подобно черной молнии, несся он по степи, а навстречу ему уже мчался Карасур. Все произошло так быстро, что никто даже не успел крикнуть Тогану слов одобрения.
Всадники сблизились. Мелькнула в воздухе тяжелая палица монгола. И случилось то, чего никогда не случалось: грозное, неотразимое оружие не задело юного воина. Огромный гнедой жеребец Карасура тяжело промчался мимо. Легко развернул своего скакуна Тоган и понесся вслед за монголом. И, едва тот успел повернуть своего коня, острый наконечник копья юного воина впился в горло Карасура. Монгол тяжело осел и медленно вывалился из седла.
Ликующие крики раздались среди кенегесцев.
– Карасур повержен!
– Бог милостив к нам!
– Вперед!
– Пусть враг знает нашу силу!
От топота копыт задрожала земля. Вдохновленные победой Тогана, лавиной ринулись вперед воины-кенегесцы.
Но недолго кипела битва. Слишком неравными были силы. Золотоордынцев было больше, да и вооружены они были лучше.
Упал с белого верблюда Актайлак-бий, сраженный стрелой, чья-то острая сабля достала юного Тогана. Но самое страшное случилось потом. Не зная о том, что произошло в урочище Кзылшия, сюда подходили из степи все новые и новые отряды. И с каждым из них легко расправлялось золотоордынское войско. Ветер нес над великой Дешт-и-Кипчак запах гари и крови.
Тихо и тревожно стало в степи. Однажды ночью к могиле Тогана пришел воин, слагающий стихи. Он был уже немолод, и первая седина сделала его виски серебрянными. И в этот раз судьба подарила ему жизнь. Вместе с воином был маленький сын Тогана…
Высокая ясная луна освещала поле недавней битвы. Лицо воина было суровым, а губы шептали:
– Я вновь увидел народ, у которого на глазах кровавые слезы.
Я вновь увидел стервятников, жаждущих крови.
Не добыл народ мой победы,
Лишь могилы оставил он на просторах родной степи.
Вновь народ мой в великой печали,
Ищет он выхода – и не находит.
И мои глаза застилают горячие слезы.
Стервятником горе терзает мою душу.
Пусть будет проклята эта жизнь!
Пусть будут прокляты земля и небо!
Не пришло еще время справедливости!
Но пусть не заржавеют мечи и не затупятся стрелы!
Едиге, узнав о поражении восставших, сказал с презрением:
– Так будет со всеми, кто осмелится поднять руку на Золотую Орду.
Откуда было знать хану, что день этой битвы стал днем начала его конца. И пройдет совсем немного времени, когда ему потребуется помощь народа, но итиль-жаикские кипчаки отвернутся от Едиге, и, спасая свою жизнь, погонит он своего усталого коня в северо-восточные пределы Орды, но и там не найдет он сочувствия. И станет похожа его жизнь на сухую траву перекати-поле.
* * *Едиге был далек от мысли ради любви к Жанике отказаться от борьбы с Тохтамышем. Единственное, что пообещал он жене, – это не убивать ее отца, не запятнать свои руки кровью родственника. Судьбу Тохтамыша должна была решить битва и воля аллаха.
Жанике поверила ему. Вот почему на требование отца, переданное с тайным гонцом, поскорее кончать с Едиге ответила: «Он отец моего единственного сына. Свой спор решайте между собой сами».
Тохтамыш, узнав об этом, пришел в ярость. Он так надеялся, что все в самый короткий срок решить в его пользу. Задуманное рухнуло. Впереди – неизвестность и борьба.
