Геннадий Ананьев - Бельский: Опричник
Но вряд ли кому приходило в голову вникать в истинные чувства юной царицы, великолепной лицом и изумительным станом. Все любовались ею, бросали ей под ноги цветы, обсыпали зерном, чтобы нарожала она как можно больше детей.
Покоряло москвичей и то, как смущена царственная красавица столь великим вниманием.
Отпировав установленное вековой обрядностью и даже сверх того, сразу же принялись готовиться к следующей свадьбе — царевича Федора и Ирины Годуновой. Не до посольств, не до переговоров царю и его приближенным, хотя Баторий как раз в это время уже подступал к Полоцку, ловко зайдя к нему с подбрюшья. Обо всем забыли в Кремле, кроме того, как угодить царю, готовя свадьбу его младшего сына. Даже Богдан, получивший от тайного дьяка весьма тревожные сведения, не осмелился говорить о них царю-батюшке. Не понял бы тот попытки приостановить торжество посаженым отцом.
Дня за три до свадьбы Борис приехал в гости к Богдану. Снизошел. Пока готовилось угощение и накрывался стол, они вели уединенную беседу. Она шла не совсем ладно. Годунов взял сразу же покровительственный тон, а Бельский не принял его.
— Дьяк Тайного сыска слишком много о себе думает, — говорил Годунов. — Тебе надобно убрать его. Заменить своим. Он едва не подвел меня под пыточную. Хорошо, что я сообразил переложить вину на немцев. Если не уберешь его, вполне можем оказаться на вертеле, как Бомелей.
— Я не царь, чтобы по своей воле менять дьяков. Тем более — тайных. Тебе самому стоит действовать осторожней и продуманней. Не я, не сносить бы тебе головы. Тайный дьяк мне откровенно указал на тебя. Будто бы Бомелей твою волю исполнял.
— Ошибся он. С Бомелеем я не якшался. И все равно, зачем тебе было о нем говорить царю? Смолчал бы.
— Подставлять свою голову взамен твоей? Ты наследил, а мне ответ держать? Я к такому не готов. Да и уговора такого не было. И потом, раз ты не через Бомелея подносил царю зелье, не Бомелей готовил его, чего тебе тревожиться. А вот что меня тревожит. Тайный дьяк, думаю, знал все, знает и о нашей уговоренности. Если не точно, то догадывается. Рассудил я так оттого, что именно дьяк надоумил меня на Бомелея все свалить. Похоже, он его сам и предупредил о грозе над ним, посоветовав бежать из Москвы. Вот из этого мы с тобой должны исходить и действовать куда как осторожней. И еще я бы хотел, чтобы ты не говорил со мной тоном повелителя.
— Но я спас тебя от опалы за выкрутасы твои в Вольской земле. И еще не забывай, теперь я вошел в царскую семью. Не слуга я теперь, а член семьи.
— Все так. Только и тебе не стоит забывать, что я спас тебя от вертела. Квиты мы с тобой, действуя по тайному нашему уговору помогать друг другу в беде. Скажу тебе так, либо мы равные в делах наших условленных, либо всяк по себе. Только думаю я, печально окончится для нас наш разнотык. Для тебя же — в первую голову. Вошел ты в царскую семью долгими усилиями, а вылетишь аки пробка из бочки с сыченной брагой. Не забывай, я — оружничий. Не только Тайный сыск в моих руках, но и аптекари с лекарями тоже.
Не ждал подобного отпора Борис. Он уже считал, что схватил Бога за бороду и можно теперь подминать под себя всех и вся, ан — нет. Не по зубам Богдан. Время, видимо, еще не подошло. Оно придет. Если, конечно, не ломиться в открытую дверь. Пока стоит, если есть нужда, повременить, приостановиться у порога. Или даже отпятиться. Протянул руку Богдану.
— Извини, если ненароком высокомерил. Друзьями мы были, ими и останемся.
— Принимаю. И вот совет тебе: зельем в малых дозах не пои ни того, ни другого. Еще покойный Малюта мне сказывал: привыкнет организм к малому, устоит против большого.
— К моему зелью не привыкнут. Оно медленно разрушает тело, но неотвратимо. Когда же все привыкнут, что царь и царевич хворые, кончина их поочередная не вызовет кривотолков.
— Осторожней действуй. Я, конечно же, всячески стану оберегать тебя, но я — не царь.
За Богданом последнее слово. Надолго ли?
Услышав приближающиеся к двери шаги, они враз сменили тему. Заговорили о предстоящей свадьбе, словно ради этого и уединялись.
— Нет, не ловко венчаться в Успенском соборе, где только что венчался наш государь, — будто бы продолжал с жаром отстаивать свою точку зрения Борис Годунов.
— Не нам решать, — вроде бы стоял на своем Богдан. — Как Иван Васильевич определит, так мы, холопы его, и поступим.
Слуга постучал в дверь и, приоткрыв ее, доложил:
— Стол накрыт. Боярыня самолично готова потчевать гостя кубком фряжского вина.
— Что же, пойдем, — пригласил гостя хозяин. — За трапезой продолжим разговор.
Он не случайно сказал эту фразу: кравчий, звавший их к столу, как раз и был соглядатаем тайного дьяка, вот и нужно было сбить его с толку.
За столом они беседовали только о предстоящей свадьбе. Борис фантазировал, Богдан всякий раз отвечал смиренно:
— Как определит государь наш. Все пойдет по его слову.
Никто не остался доволен этой вечерней встречей. Соглядатай тайного дьяка досадовал, что не мог уловить хотя бы кончик главного разговора хозяина с гостем (а он был уверен, что не ради свадьбы они встретились) и теперь не получит от дьяка ни гроша; Годунов болезненно переживал, что не удалось поставить себя выше Богдана, а наоборот, пришлось уступить первенство ему; Бельский же, оценивая поведение Борисово, обдумывал, как и впредь держать властолюбца в узде, не дозволяя ему уросить, а тем более закусывать удила.
«Не должен я пропускать его вперед себя. Не пропущу!»
Самонадеянность. Уже через три дня, во время венчания Федора с Ириной, он станет всего лишь посаженым отцом, а Борис, на правах брата царевны, сядет за стол по правую руку царевича, а царевич Федор, было видно, с любовью взирал на шурина, как не только на нового родственника, но как на близкого друга.
«Сумел влезть в душу слабоумного. Скорее всего, совместными молитвами».
А через несколько дней после свадьбы сбылось пророчество тайного дьяка: царь позвал Богдана Бельского в комнату для личных бесед. И — сразу:
— Собирайся в Архангельск. Встречать Горсея. Знаешь ли, о чем я его просил?
— Да, — решил не лукавить оружничий. — О припасах для рушниц и огненного снаряда. И еще одно, не менее важное, посватать за тебя английскую королеву.
— Ишь ты, не зря, выходит, очинил я тебя оружничим. За малый срок проник в самые тайны.
— Обязанность моя такая. Не дело с повязкой на глазах. Не могу.
— И не моги. Для тебя не должно быть никаких тайн.
Помолчал немного, затем заговорил повелительно:
— Встретив Горсея, не говори с ним о сватовстве. Об этом у меня с ним отдельный разговор. Твой урок — проводить груз до Вологды. Посуху ли, водой ли, решать тебе. В Вологде примет груз подьячий Разрядного приказа. Он знает, что с ним дальше делать. Тебе же везти Горсея в Москву. Но прежде непременно покажи корабли, которые я строю. Их уже, должно быть, сорок. Да так сделай, чтобы не ударить в грязь лицом.
— Понятно. Все исполню, как надо.
— Поспешай. Тебе еще насады[24] и учаны[25] ладить предстоит. Лучше всего в Холмогорах. Оттуда плевое дело скатиться в Архангельский порт. Рукой подать.
— А если англичан принять в Холмогорах?
— На парусах вверх? Не на галерах же груз прибудет.
И в самом деле ляпнул не подумавши. На парусах вверх по течению можно плыть только при сильном попутном ветре, да и то медленнее черепахи. Ладно, урок на будущее: не раскрывай рта, не знаючи нужного слова.
Грозный смотрит с ухмылкой и советует:
— Ты не тычься в соски слепцом, не кажись пустомелей-всезнайкой, больше слушай поморов и на ус мотай. Тогда все ладом пойдет.
Какой раз ему дают дельные советы, но проходит время, и он забывает о них. Не гоже такое. Особенно когда столкнешься с новым делом.
Определил Богдан для себя такой порядок: в Вологде остановиться на пару дней, побывать у судостроительных мастеров, все самому оглядеть, обо всем порасспросить, что не совсем понятно, дабы с Горсеем речи вести знающие; а в Холмогорах не указывать, какие суда ладить, лишь про груз рассказать и что тем судам с грузом путь в Вологду.
Так и сделал. О многом сам узнал, но, главное, выбрал тех, кто станет знакомить английского гостя с построенными кораблями. Чтобы, значит, с гордостью за свою работу, а не с заискиванием перед иноземцами, которые любят хвалить только себя, а русское оплевывать, относясь к Руси с пренебрежением.
В Холмогорах задержался дольше. Послал слуг своих, дабы своевременно они известили, когда причалят в Архангельском порту английские суда, сам же гостевал у воеводы городовой стражи. Но не в безделии время проводил: то встречался с вожами, знающими речной путь до Вологды, отбирал из них самых уверенных в себе, гордых своей работой, своим авторитетом у поморов, к тому же не лазающих в карман за словом; то проводил весь день в артелях судостроителей, которых определили ладить учаны: груза они берут много, а осадку имеют малую. А чтобы ненароком не подмочить груз, вода для которого губительна, решили послы делать повыше, но даже на низ все же грузить вначале свинец и медь, а уж поверх них все, что боится воды.
