Артуро Перес-Реверте - Учитель фехтования
Справа послышался шорох. Он ткнул шпагой в направлении источника звука, и клинок с силой налетел на что-то твердое: один из негодяев, чтобы обезопасить свое наступление, выставил перед собой стул. Маэстро двинулся по стене вправо, пока его плечо не уперлось в какой-то крупный предмет, по-видимому шкаф. Он размашисто ударил шпагой, словно хлыстом; раздался бодрящий грозный свист рассекающего воздух клинка; убийцы, несомненно, тоже его слышали; этот зловещий звук вынуждал их действовать осмотрительно, что для дона Хайме означало еще несколько минут жизни.
Они опять подступили совсем близко; дон Хайме нюхом уловил их приближение. Он бросился вперед, наталкиваясь на невидимую в потемках мебель. Что-то с грохотом падало на пол. Он добрался до противоположной стены и затаился, едва дыша: легкий свист вдоха и выдоха не давал ему расслышать другие звуки. Слева совсем рядом с ним что-то рухнуло. Он оперся на левое бедро и принялся наносить новые уколы. Внезапно раздался яростный вопль:
– Проклятье, он опять меня ранил! «Этот тип просто круглый болван!» – подумал дон Хайме. Он осторожно перебрался в другое место. На этот раз он ничего не задел и усмехнулся: поединок в темноте напоминал детскую игру в жмурки. Сколько еще удастся ему продержаться? Должно быть, недолго. Но после всего, что произошло, это был не самый худший момент для смерти: по крайней мере, погибнуть в бою достойнее, чем спустя несколько лет скончаться в приюте в окружении монашек, которым достанутся его жалкие пожитки, сложенные под кроватью; испустить дух, ругая Бога, в которого он никогда не верил. – На меня!
На сей раз слабый возглас остался без ответа. Какая-то тень метнулась в его сторону, захрустели битые черепки, и неожиданно на стене вырос светлый прямоугольник. В приоткрывшуюся дверь юркнула тень, за ней протиснулся другой темный силуэт.
Снаружи донеслись голоса соседей, разбуженных шумом драки. Застучали шаги, захлопали двери и ставни, послышались встревоженные возгласы разбуженных женщин. Дон Хайме, пошатываясь, сделал несколько шагов и бессильно прислонился к дверному косяку, с наслаждением втягивая в легкие прохладный ночной воздух. Его одежда пропиталась потом, рука, державшая шпагу, дрожала. Он не сразу осознал, что свершилось чудо: после столкновения в кромешной тьме с убийцами он остался жив.
Вокруг него столпились испуганные соседи в ночных сорочках, вооружившиеся масляными фонарями и свечами. Они с любопытством заглядывали внутрь квартиры, не решаясь войти. По лестнице поднялся дежурный полицейский, держа в руках фонарь; соседи уважительно расступились, пропуская его вперед. Полицейский с подозрением покосился на шпагу, которую дон Хайме все еще держал в руках.
– Вы их задержали? – спросил маэстро, заранее зная ответ.
Полицейский отрицательно покачал головой и почесал затылок.
– У нас ничего не вышло, сеньор. Эти двое удирали вниз по улице во всю прыть; за ними погнались, но возле Толедских ворот они вскочили в поджидавший их заранее экипаж и умчались… Что здесь произошло?
Дон Хайме указал в глубь квартиры:
– Там в комнате тяжелораненый; посмотрите, что с ним. Хорошо бы позвать врача. – Силы, которые давал ему азарт битвы, постепенно покидали его, уступая место безграничной усталости; внезапно он почувствовал себя очень старым и утомленным. – Надо бы срочно предупредить начальство, дона Хенаро Кампильо.
Полицейский был не на шутку встревожен.
– Не беспокойтесь, сеньор. – Он внимательно посмотрел на дона Хайме и, заметив на его лице пятна крови, взволнованно спросил:
– Вы ранены?
Дон Хайме потрогал пальцами лоб. После удара, нанесенного им в схватке противнику, брови распухли и кровоточили.
– Это не моя кровь, – ответил он, слабо улыбнувшись. – К сожалению, я едва ли смогу описать, как выглядели эти двое… У одного сломан нос, а у другого на теле две раны, – больше мне ничего не известно.
* * *
Рыбьи глаза пристально и холодно смотрели на него из-за стекол пенсне.
– И это все?
Дон Хайме молча смотрел на остатки кофе в чашечке, стоявшей перед ним на столе. Ему было крайне неловко.
– Я рассказал вам то, что мне известно.
Кампильо встал из-за стола, прошелся по кабинету, остановился возле окна и, продев большие пальцы в петли жилета, задумчиво поглядел на улицу. Через некоторое время он медленно обернулся и мрачно уставился на своего посетителя.
– Видите ли, сеньор Астарлоа… Скажу вам прямо: во всей этой истории вы вели себя как мальчишка.
Маэстро потупился.
– Я совершенно с вами согласен.
– Да что вы говорите? Значит, согласны! Но какая помощь следствию от того, что вы согласны? Этого вашего Карселеса превратили в котлету, словно кусок телятины, и все потому, что вам, видите ли, взбрело в голову поиграть в Рокамболя.
– Я только хотел…
– Я прекрасно понимаю, чего вы хотели. И предпочитаю об этом не думать, а то очень уж хочется засадить вас за решетку.
– Я всего лишь старался защитить донью Аделу де Отеро.
– Так я и думал. – Кампильо сокрушенно покачал головой, словно врач, обнаруживший у пациента неизлечимое заболевание. – И мы знаем, чем закончилась эта ваша защита: одна убита, другой при смерти, а сами вы избежали смерти просто чудом… Я уж не говорю о Луисе де Аяле.
– На самом деле я вовсе не собирался вмешиваться…
– Ну-ну! Предупреждаю вас: если вы намерены продолжать в том же духе, вы еще и не таких дел натворите… – Кампильо достал из кармана носовой платок и принялся сосредоточенно тереть стекла пенсне. – Понимаете ли вы, сеньор Астарлоа, всю серьезность вашего положения?
– Да, понимаю. И готов нести за это ответ.
– Вы хотели сохранить жизнь человеку, который, вероятно, имел отношение к убийству маркиза… Или, лучше сказать, несомненно имел: даже смерть сеньоры Отеро не может рассеять подозрения в том, что она была замешана в преступлении. Более того: полагаю, именно это и стоило ей жизни…
Кампильо умолк, надел пенсне и вытер с лица пот.
– Ответьте мне на один вопрос, сеньор Астарлоа… Почему вы ничего не рассказали об этой женщине?
В кабинете стало тихо. Дон Хайме медленно поднял голову и посмотрел на комиссара, словно не замечая его или рассматривая что-то невидимое за его спиной. Его взгляд стал суровым, и он опустил глаза.
– Я любил ее.
Из открытого окна доносился грохот проезжавших внизу экипажей. Кампильо не произнес ни слова; он был растерян и не знал, что ответить. Он прошелся по кабинету, смущенно покашлял и сел за стол, не глядя на дона Хайме.
– Мне очень жаль, – сказал он после паузы. В ответ Хайме Астарлоа покачал головой.
– Буду с вами откровенен, – произнес комиссар, когда замерло эхо последних слов. – Чем больше проходит времени, тем сложнее распутать это дело или по крайней мере поймать виновных. Ваш приятель Карселес – вернее, то, что от него осталось, – единственный живой свидетель; будем надеяться, он протянет еще немного и успеет нам что-нибудь рассказать… Итак, вы не сумели рассмотреть ни одного из палачей, истязавших несчастного?
– Это было невозможно. Все происходило в темноте.
– Вам крупно повезло вчера ночью, сеньор Астарлоа. Кабы не так, отдыхали бы вы сейчас в том славном местечке, которое мы недавно посетили. На прохладном мраморном столе.
– Да, сеньор…
В первый раз за все утро комиссар улыбнулся.
– Теперь-то я знаю: вы крепкий орешек. – Он рассек воздух воображаемой шпагой. – И это в ваши-то годы… Не часто такое бывает. Пожилой человек один на один с двумя профессиональными убийцами… Гм…
Хайме Астарлоа пожал плечами.
– Я всего лишь защищал свою жизнь, сеньор Кампильо.
Комиссар вложил в рот сигару.
– Да, это веский повод, – покачал он головой в знак одобрения. – Это весьма веский повод. Вы по-прежнему не курите, сеньор Астарлоа?
– По-прежнему не курю.
– Все это очень, очень любопытно, друг мой. – Кампильо зажег спичку и с наслаждением втянул дым. – Видите ли… Несмотря на ваше… не вполне разумное поведение во всей этой истории, я почему-то испытываю к вам симпатию. Честное слово. Вы позволите мне сделать одно довольно смелое сравнение? Разумеется, при всем моем к вам уважении.
– Конечно, прошу вас.
Водянистые глаза пристально смотрели на дона Хайме.
– В вас есть что-то… Что-то наивное, не знаю, поймете ли вы меня правильно. Вы мне чем-то напоминаете монаха-затворника, которого против его воли втянули в мирской водоворот. Вы участвуете в этой трагедии, двигаясь, так сказать, по своей собственной орбите; вам чужды законы обычной логики, вы живете в каком-то своем мире, в высшей степени субъективном… И этот ваш субъективный мир не имеет ничего общего с миром реальным. Может быть, как раз ваша наивность, простите за выражение, по неведомой причине помогла вам оказаться сегодня в моем кабинете, а не в покойницкой. Короче говоря, сеньор Астарлоа, вы так и не поняли, в какое осиное гнездо угодили.
