Ирвинг Стоун - Те, кто любит. Окончание
Абигейл почувствовала себя озадаченной.
— Где я их помещу? В конце концов я не могу развесить их на веревочку, как сырое белье в Восточной комнате. Но вы правы, я разошлю свои карточки.
Хотя леди из Джорджтауна посещали ее и она сама нанесла пятнадцать ответных визитов, иногда оставляя свою визитную карточку, особняк президента был мало пригоден для приема гостей, к тому же в течение всей недели в нем толпились рабочие, так что Абигейл решилась пригласить лишь одну-две пары гостей на воскресный обед после церковной службы в палате представителей Капитолия. Она получила от Марты Вашингтон приглашение посетить Маунт-Вернон. Внучка миссис Вашингтон приехала на чай, приезжали также миссис Бенджамин Стодерт, миссис Гаррисон Смит, миссис Уильям Торнтон.
Наступило время ожидания, последний отрезок перед решающим часом.
Политика превращалась в игру «орел или решка». Президентские выборы могли принять неожиданный оборот. Строились всевозможные догадки. Александр Гамильтон уничтожил себя как политика своей полемикой и, весьма вероятно, той же полемикой уничтожил федералистскую партию. Будет ли Джон Адамс переизбран президентом, или же «анти», как называла их Абигейл, добьются избрания Томаса Джефферсона? За Джоном Адамсом твердо стояла Новая Англия, за Джефферсоном — Юг, за исключением Южной Каролины, поддерживавшей Пинкни. Джон потерял Нью-Йорк, но на его сторону перешли Нью-Джерси и Делавэр. По всем подсчетам Пенсильвания и Мэриленд разделятся поровну. Если голоса восьми выборщиков от Южной Каролины перейдут к Пинкни и Адамсу, Джон Адамс завоюет пост президента одним-двумя голосами выборщиков.
В начале декабря, после того, как сенаторы-федералисты от Пенсильвании достигли компромисса, который обеспечил Джону Адамсу семь голосов выборщиков штата, редактор «Юнайтед Стейтс газетт» писал: «Они спасли разваливающийся мир». Из Бостона пришло известие, что газета «Колумбиен сентинел» сообщила: «вне всякого сомнения» будут выбраны Адамс и Пинкни.
— Не будем говорить об этом, — сказал Джон. — Скоро станут известны все голоса. Мы не можем их изменить или прибавить к ним. У меня достаточно дел, чтобы обеспечить нормальный переезд департаментов в Вашингтон.
Абигейл прочла про себя молитву: «Если мы выиграем, у нее будет еще четыре года для завершения работы. Я оборудую этот дом, высажу розы, поставлю ограду. Если мы проиграем, то примем участие в упорядоченной передаче власти и уедем в Писфилд. Господь Бог, даруй доброе высвобождение».
Томми уехал в Филадельфию продолжить свою адвокатскую практику. Он неожиданно возвратился, его глаза слипались от бессонницы. Абигейл и Томми позвали Джона, и трое Адамсов закрылись в спальне.
— Мама, отец, речь идет о Чарли. Я не мог позволить, чтобы вы услышали новость от кого-либо другого. Он умер. Я прибыл в Нью-Йорк в момент, когда он мог лишь попрощаться. Он послал вам свои слова при смерти.
— Да, сын… — сказал явно потрясенный Джон.
— Он просил простить его. Просил вас помолиться за его бессмертную душу. Он сказал, что у него не было желания причинять вам боль…
Горе потрясло Абигейл. Джон подошел к окну и смотрел, ничего не видя, на пустынную землю к реку внизу. Не поворачиваясь, он произнес:
— Ты организовал ему надлежащие похороны?
— Я тут же принял меры. Он уже похоронен.
Джон, стоя у окна, сказал хриплым голосом:
— Сын, который некогда умилял меня и был мне дорог, подрезал себя в расцвете жизни… в силу причин, доставивших глубочайшее горе моему сердцу и величайшее бедствие моей жизни…
Джон выразил свое горе словами. Этого не могла сделать Абигейл. Смерть сына опустошила ее рассудок. Позже, ночью, когда пришел Томми пожелать ей доброй ночи, она спросила:
— У него хорошая могила, Томми?
— Да, мама. Я отвезу тебя туда, когда ты поедешь домой.
— Может быть, мы сможем взять домой и Чарли. Он не должен лежать среди чужих, в чужой земле. Он должен быть похоронен в Куинси рядом с родными.
12 декабря 1800 года «Нэшнл интеллидженсер» сообщил, что Южная Каролина отвергла своего собственного сына Чарлза Котсуорта Пинкни и отдала восемь голосов своих выборщиков Джефферсону и Бэрру. Эти голоса меняли картину. Джон Адамс шел значительно впереди своей партии, которая сумела набрать лишь сорок одного представителя против шестидесяти пяти представителей республиканцев; но час поражения для федералистов наступил.
Народ отверг Джона Адамса, не дал ему второго срока.
В то время как они читали сообщения о похоронном политическом звоне для президента Адамса, приехал губернатор Северной Каролины Дейви, один из комиссаров, выехавших во Францию, с договором о мире и дружбе. Однако было уже поздно.
Джон и его супруга пошли в Овальный кабинет, где Абигейл представила первое общество Вашингтон-Сити. Против окна, выходившего на юго-восток, стоял обтянутый красным дамастом диван и два стула того же цвета из Филадельфии. Отсюда они могли видеть Капитолий и ручей Тибер, впадавший в Потомак. Это было самое уютное место в доме. Никто, кроме Брислера, отвечавшего за камины, не заходил сюда без приглашения. Они сели рядом на красный диван, подавленные, но полные решимости, что, излив друг другу душу, не допустят, чтобы внешний мир заметил их разочарование. Абигейл повернулась лицом к мужу, увидев, насколько он побледнел и какая усталость в его глазах.
— Как могло такое случиться с нами, Джон?
Джон Адамс не пытался скрывать своего горького разочарования.
— Каковы причины нашего поражения? Вероятно, их сотни. Одна из причин — в действиях Гамильтона: он расколол нашу партию. Страна устала от разговоров о войне, налогах, растущей силе центрального правительства. Меня сделали жертвой гнусной кампании и безответственных личных обвинений. Республиканцы создали блестящую политическую организацию, первую, какую знала наша страна. Они чернили нас как партию бизнеса, банков, богатства, рисуя себя партией народа. Они убедили значительную часть наших избирателей, что федералисты не доверяют народу, что, согласно нашим взглядам, правительство должно принадлежать только богатым и мудрым.
Он горько усмехнулся.
— Поскольку большинство населения Америки не принадлежит к богатым и мудрым, оно переметнулось в другой лагерь. Мы могли обещать, что продолжим управлять, как мы управляли в течение двенадцати лет. Республиканцы обещали низвести федеральное правительство до состояния тени.
Джон пожал левым плечом, подчеркивая пустоту таких обещаний, поднялся и стал ходить по комнате.
— Стране говорили, что путь республиканцев есть путь в будущее, вторая Американская революция, которая освободит от федералистской контрреволюции; что федералисты представляют отмирающее прошлое. Север уступил Нью-Йорку и Югу. Частично мы сами виноваты. Я не делал секрета из того, что считал высокопоставленных федералистов опасными. Гамильтон не делал секрета из того, что Джефферсон предпочтительнее Адамса. Джон Маршалл был прав. Постановления о чужеземцах и о призывах к бунту, хотя и истек срок их действия, были отвергнуты народом.
Он вернулся и сел на диван.
— Мы были частью старого движения, и теперь нам дали отставку. Так было с кузеном Сэмюелом. Наши четыре года президентства перечеркнуты.
Она чувствовала, как он своим покаянием причиняет себе невыносимую боль. Она не позволит ему последним поворотом затянуть гайку.
— Без твоей решительной позиции на посту президента, Джон, могло и не быть передачи независимых Соединенных Штатов Джефферсону и республиканцам.
Ее крик протеста эхом отразился в пустой комнате. Он бросил на нее любящий взгляд, вновь поднялся, пересек Овальный кабинет, остановился у камина, скрестив руки за спиной. Теперь его лицо пылало возмущением.
— Какое безумие! Меня осудили за то, что я был наиболее надежным президентом, и отдали предпочтение человеку, который уверял народ, что он станет наименее надежным президентом.
— Мистер Джефферсон всегда был настроен в пользу слабого главного исполнительного лица. Когда ты послал ему копию конституции из Лондона, он ответил, что его путает подразумевающаяся власть президента.
— Он вскоре познает иное.
Джон закрыл свое лицо ладонями.
— Неблагодарность разбивает мне душу. Я хотел прослужить еще срок. Четыре мирных года, чтобы доказать, что страна может расширяться, процветать. Стать частью этой новой столицы. Тогда бы я смог с честью удалиться в Куинси. Сейчас же я чувствую себя униженным, прогнанным.
— Мы хотели служить, Джон, и мы служили. Теперь есть столица, именуемая Вашингтон-Сити и принадлежащая государству под названием Соединенные Штаты; пройден огромный путь от несправедливостей постановления о гербовом сборе. Твоя отвага, твое предвидение, твоя приверженность увели нас далеко от колонии залива Массачусетс. С Божьей помощью ты стал одним из строителей самой свободной цивилизации, какую знал когда-либо мир. Здесь есть все, что должен познать мир: документы, отчеты, конституции, договоры, законы. «Выводок Адамса», говоря словами короля Георга, боролся за это и победил. Джон, ты историк. Ты знаешь, что именно так скажет история.
