Наталья Павлищева - Елизавета. Любовь Королевы-девственницы
– Конечно, – отвечала она, – весьма лестно прислушаться к мудрым советам старшей английской сестры (изящный пинок с намеком на возраст – Елизавета на девять лет старше), у которой опыта в любовных делах куда больше, но приходится напомнить, что лорд Роберт Дадли недостаточно знатен, чтобы претендовать на руку шотландской королевы.
Это в письме, а вслух было высказано куда жестче. Риччи услышал, что это даже не пощечина – бросать ей объедки с королевского стола, вернее, постели! Предложить того, кто столько лет ублажал ее саму, это ли не оскорбление, Давид?! Она предлагает подержанного любовника тогда, когда в Англии немало куда более достойных лордов с королевским достоинством! Своего конюха – шотландской королеве!
Давиду Риччи было очень жаль красивую и несчастную Марию. Он перебрался из дорогой сердцу Италии в захолустный и холодный Эдинбург, потому что не мог рассчитывать на приличное место больше нигде. Но тут встретил ту, которая поразила все его существо. Красавица и умница, воспитанная при французском дворе, муза Ронсара, Мария была достойна самых возвышенных восхвалений, самых преданных поклонников, самых лучших любовников! Как жаль, что он мало интересуется женщинами, он сумел бы утешить эту богиню…
Но пока ему, музыканту, приходилось только смотреть на королеву своими большущими темными глазами и исполнять обязанности секретаря. Перед тем как взять Риччи на эту должность, граф Меррей, сводный брат и, по сути, правитель Шотландии, долго выяснял, действительно ли Давид предпочитает мужское общество. Остался доволен и дал согласие. Служба приносила приличный доход, возможность хорошо есть, одеваться, вволю музицировать в угоду молодой королеве и жалеть ее саму. Одно плохо – в Эдинбурге не находилось людей с подобными ему вкусами, кроме того, граф Меррей сразу предупредил, что нравы у шотландцев куда строже, чем на континенте, потому за излишнюю вольность можно поплатиться головой, один вон уже поплатился. Риччи быстро усвоил, но томных взглядов бросать не перестал. Правда, он смотрел так на всех, потому на него быстро перестали обращать внимание. Красивый молодой человек со смуглой, даже излишне смуглой кожей и глазами побитой собаки стал привычным.
Когда принесли письмо шотландской королевы, английская примеряла новый корсет. Сам корсет был вполне привычным, только планшетки жестче, а вот пониже к испанским фижмам прикрепили еще и валик для поддержания юбок в приподнятом положении. Теперь требовалось понять, не съедет ли вся эта конструкция при ходьбе или тем более в танце. Королева считала занятие очень важным, а потому сначала отмахнулась:
– Попозже!
Сесил даже не стал ругаться. Когда королева примеряет новый наряд, весь остальной мир для нее перестает существовать. Вот любительница наряжаться и украшать себя! Оставалось только надеяться, что процедура закончится благополучно, то есть Елизавете понравится придумка ее швеи, иначе дурное настроение грозит перекинуться на дела.
А сама виновница его страданий крутилась перед большим зеркалом, разглядывая себя со всех сторон. Камеристки подтащили второе зеркало сзади, и теперь можно было увидеть все гораздо лучше. На счастье Сесила, Елизавете идея понравилась, теперь юбка платья выглядела не колоколом, а весьма эффектным сооружением. Если валики прикрепить надежно, то ни мешать, ни съезжать они не будут. Пока закрепляли валики, канцлер терпеливо ждал, другого выхода не было. Красота своя и своих придворных для Елизаветы залог хорошего настроения. Пока она еще была молода и не слишком придирчиво относилась к чужой красоте, постепенно королева приучила своих придворных дам быть блеклыми и незаметными, чтобы выгодно оттенять ее саму.
Снова убедившись, что юбка платья приятно покачивается на бедрах, делая их много шире, а талию тоньше, Елизавета немного покрутилась еще перед зеркалом, протянула руку за веером и ароматическими шариками и, с удовольствием покосившись на свое изображение с деланым вздохом, говорившим: это вы можете развлекаться, а мне пора заняться делами, – отправилась в кабинет.
Появившись в дверях, она первым делом убедилась, что Сесил видит ее новый наряд. Далее следовало дождаться реакции. Но Сесил ничего не понял, он просто похвалил, прекрасно понимая, что должен что-то сказать:
– Доброе утро, Ваше Величество, Вы прекрасно выглядите.
Королева улыбнулась, приветствуя канцлера, и чуть покачала бедрами. При этом фижмы тоже покачались, а вот валик остался на месте. Никакой реакции, Сесил смотрел, и все.
– Как вы находите новое платье? – злясь, что приходится самой обращать внимание на недогадливого придворного, поинтересовалась Елизавета.
Но Сесил не первый день при дворе, он легко вышел из положения, в которое попал. Чуть приподняв бровь, он удивился:
– Ваше Величество, неужели Вы думаете, что, видя Вас, можно заметить платье? Любуясь великолепной картиной, кто же станет разглядывать ее раму?
– Льстец! – королева легко стукнула веером по рукаву канцлера. – Но мне приятно. Что вы там принесли?
– Письмо от Вашей шотландской кузины, Ваше Величество. Королеву Марию не устраивает предложенный вами жених.
– Кто бы сомневался! И почему же?
– Не слишком знатен…
Елизавета кивнула:
– Сделаем знатным!
Сесил подумал, какую еще пакость придумает королева для своей кузины…
Елизавета над словами «дорогой сестрицы» откровенно посмеялась. И отправила большое письмо, в котором возражала, что не желала оскорбить кузину, напротив, заботится о ее счастье денно и нощно. Королева повторила своими словами то, что раньше говорила Мелвиллу: лорд Роберт Дадли ее лучший друг, достойный стать мужем любой королевы. И если бы она решилась выйти замуж, то лучшего супруга не найти. Хотя ей трудно советовать, ведь никакого опыта в любовных делах у нее нет, здесь гораздо успешней сама Мария, уже побывавшая замужем, к тому же французский двор не чета английскому… (пинок Марии, за которой числилось немало амурных грешков). Но не чувствуя склонности к супружеству сама, она желала бы семейного счастья для дорогой сестры. А чтобы дорогой сестре не казалось, что лорд Дадли недостаточно знатен для брака с королевой, он немедленно будет возведен в сан графа Лестерского и барона Демби.
Действительно, уже через несколько дней лорд Дадли стал графом Лестером. Свидетелем сего знаменательного события был шотландский посол Мелвилл. Придворные шутили, что в Михайлов день (а это был именно такой) вместе с традиционным жареным гусем к обеду подан и свежеиспеченный граф Лестер. От Мелвилла не укрылось, что, надевая на нового графа ленточку, королева не удержалась, чтобы не коснуться его волос, словно хозяйка почесала за ушком у породистого пса!
В качестве графа Лестера Дадли тоже не прельстил королеву Марию, она стояла на своем: возможности выбрать себе жениха самостоятельно пусть и среди английских лордов, а не на континенте.
Никто не понял, почему Елизавета вдруг перестала сопротивляться. А все дело в том, что великолепно работавшие агенты Уолсингема донесли, что ни Филипп, ни Карл связывать один сына, другой себя узами брака с королевой Шотландии откровенно не торопятся. Мария оставалась без женихов вообще и такое положение было не менее унизительно, чем сватовство за Дадли.
Новому графу сочувствовали многие, большинство вздыхали, думая примерно как и Сесил: «Чертова баба!», – посмеивались над Лестером, но нашлись и такие, кто пытался ему помочь. Французский посол в Лондоне предложил графу выехать в Париж послом во главе миссии, на что Елизавета ответила весьма хлестко:
– Думаю, было бы обидно посылать моего конюшего к такому великому государю, как Его Величество Карл. А вот я без конюшего не могу прожить и дня, он вроде комнатной собачки – завидев его, все знают, что скоро появлюсь и я сама.
Было ощущение, что подобными уколами Елизавета мстит Дадли за собственную зависимость от него. Удивительно, но Лестер проглотил даже такое унижение!
А королева Англии вдруг… разрешила уехать в Шотландию Дарнлею! Сесил, уже понявший, что это новый виток какого-то издевательского плана, только вздыхал. Десятку изощренных в лукавстве мужчин и за год не придумать столько пакостей, сколько способна изобрести всего за день одна-единственная женщина, тем более если она королева, и королева неглупая! Канцлер смирился, в остальном Елизавета была настоящей умницей. Послы ее откровенно побаивались за острый язычок и нежелание щадить их самолюбие. В то же время Елизавета умудрялась выглядеть самой любезностью, если было нужно.
Держа всю Европу в напряжении по поводу своего замужества, без конца сталкивая между собой претендентов на ее руку и этим мешая им объединиться против Англии, Елизавета оказывала неоценимую услугу тому же Сесилу в иностранных делах. Стоило забрезжить договору Испании с Францией, как королева становилась благосклонной к испанскому послу, всячески намекая, что не забыла его короля Филиппа. Если угроза исходила с другой стороны, фаворитом становился Эрих Шведский… или эрцгерцог австрийский… или еще кто-нибудь… Как при этом ей удавалось не перессориться окончательно со всеми сразу, оставалось для мужчин-дипломатов непостижимым. Получалось, что своим женским непостоянством и капризами королева не только развлекалась, временами просто издеваясь над представителями женихов, но и творила международную политику. Не единожды Сесил в беседе с Уолсингемом вздыхал, говоря, что Елизавета дамскими глупостями временами добивается куда большего, чем они долгими усилиями многих агентов.
