Александр Патрушев - Германская история
Попытки Ивана Грозного открыть в какой-то мере Россию Западу не повлекли за собой заметных сдвигов. Напротив, как раз в эту эпоху появился антизападный образ врага и недоверие по отношению к немцам — концепция, которой была суждена долгая жизнь и которая сохраняется и поныне. Ее главными носителями стали православная церковь и традиционная элита, высокомерно третировавшая послушного и подобострастного немца, выведенного Гоголем в повести «Невский проспект». В Германии это русское отмежевание воспринималось по зеркальному принципу. Побывавшие или подолгу жившие в России немцы постоянно писали о «варварских московитянах», души которых отравлены вековым восточным деспотизмом.
В середине XVII в. иностранцы по-прежнему проживали в особых кварталах русских городов. В московской Немецкой слободе Петр 1 впервые познакомился с западными обычаями и взглядами и стал «охочим до знаний» монархом. Он открыл русскому взору Европу, одновременно открыв и Россию для западных, прежде всего немецких, переселенцев. Их недолюбливали, но они были нужны России как технические специалисты, торговцы, учителя, а в первую очередь — как чиновники и офицеры. Так, в 80-х гг. XIX в., в период расцвета националистического славянофильства, треть всех высших государственных чиновников, сенаторов и офицеров были людьми немецкого происхождения, хотя немцы составляли всего 1 % населения страны.
При Петре I связь России с общеевропейским развитием обрела и внешнеполитическое значение. С этого времени начались интенсивные и никогда более не прекращавшиеся германо-русские взаимоотношения. Чрезвычайно тесными стали династические связи. Многочисленные немецкие дворы исправно поставляли невест русским царям и великим князьям, а русские княгини и принцессы чаще всего выходили замуж за немецких монархов. И сегодня многие улицы, школы, рощи немецких городов, особенно на юго-западе, носят имена Ольг, Екатерин, Елизавет.
Но, разумеется, еще важнее стало постоянное русское присутствие и участие в европейских делах. Во время Северной войны солдаты петровской армии находились в Саксонии, Померании, Мекленбурге, Гольштейне. Россия вмешивалась в конфликт между Австрией и Пруссией, в войну за баварское наследство. Русская армия сыграла главную роль в успехе освободительной войны немцев против Наполеона. Со своей стороны, русская (советская, российская) политика не могла игнорировать тот факт, что ближайшим соседом была Германия, а «путь в Европу» пролегал и пролегает через нее.
Взаимные представления русских и немцев друг о друге были столь же подвержены крутым поворотам, что и реальные политические связи двух стран. В XIX в. немецкие консерваторы видели в Российской империи основу европейского порядка и монархизма. Либералы же считали ее оплотом реакции, главным бастионом европейского деспотизма. Но на рубеже Х1Х-XX вв. либеральную русофобию переняли консерваторы и даже социал-демократы, ссылавшиеся порой на весьма негативные высказывания Маркса в адрес России.
В ходе усиления антирусского настроя наметился своего рода национальный консенсус, который отчасти объясняет тот энтузиазм, с которым немцы в августе 1914 г. отправились воевать против исконного врага — Франции и восточного варвара — России.
В этот период не было недостатка и в антигерманской направленности российской политики и прессы. Оформилась панславистская концепция как дальнейшее развитие того стереотипа, по которому Запад (читай — Германия) стремится подчинить себе Россию и напялить на нее колпак своего «латинского» религиозно-идейного мировоззрения. Общей чертой панславизма и пангерманизма стали внутренняя нетерпимость и нагнетание жупела внешней угрозы. Обе стороны жили в напряженном ожидании предстоящей роковой схватки между славянством и тевтонством.
Образ другого непременно связан с тем, каким видишь себя самого. Это относится и к русско-немецкому восприятию друг друга после 1918 и 1945 гг. Система в России изменилась, но большинство немцев не спешили расстаться с давней защитной реакцией на «угрозу с Востока». Только теперь она увязывалась с наступлением «мирового коммунизма», тем более что часть немецких рабочих и интеллектуалов с восторгом смотрела на большевистскую Россию. Сохранился и прежний стереотип, ставивший знак равенства между деспотизмом, рабством, нецивилизованностью и Россией. Крайнего выражения он достиг в период нацизма, когда русские просто были объявлены «недочеловеками», а большевизм — «иудео-масонским заговором».
После 1945 г. мировая ситуация в корне изменилась, но восточная политика ФРГ долгое время следовала прежним образцам. Одним из ее главных элементов стала смесь из коммунистической и военной угрозы со стороны Советского Союза. А в ГДР «вечная и нерушимая дружба» с Советским Союзом была возведена в ранг «священной коровы».
С 1990 г. ГДР больше нет, будущее России все еще остается достаточно непредсказуемым. Однако, говоря о русских и немцах, стоит отметить один примечательный и важный элемент. Между этими народами есть некое политическое, духовное, культурное родство. Всегда оставалось загадкой, в чем причина этой близости при всей внешне абсолютной несхожести русских и немцев. Возможно, в том, что они, в отличие от прагматичных англосаксов и меркантильных французов, — народы, склонные к метафизическому мышлению. Как немцы, так и русские постоянно размышляют над особым сверхиндивидуальным смыслом своего исторического бытия и над политическим осуществлением этого смысла.
Россию и Германию можно отнести к запоздавшим нациям, которые в процессе модернизации развивались медленнее, чем страны Западной Европы. Оба народа были весьма консервативны в приверженности старому укладу жизни, проникнуты религией. В ходе конфронтации с поздним расцветом эпохи модерна германо-российская духовная общность приобрела особый облик. Совсем не случайно, что поистине русский писатель и мыслитель Ф. М. Достоевский нигде не был понят так глубоко, как в Германии, а великий философ Фридрих Ницше нигде не имел такой популярности, как в России.
Духовная общность проявилась в том, как оба народа пережили сильный культурный шок, вызванный внезапным вторжением в их жизнь модернизма. Они отреагировали на этот шок в такой форме, что это повлекло за собой роковые последствия. Как большевизм в России, так и национал-социализм в Германии были в огромной степени обусловлены незавершенностью процесса модернизации. Попытки уйти от этой проблемы привели к тоталитаризму в его коммунистическом или нацистском варианте. Но столь страшный опыт должен был повлечь за собой и глубокое душевное очищение.
У русских и немцев есть исторически сложившиеся особые отношения с Западом и его либеральной демократией. Особые отношения между Россией и Германией могут представлять с точки зрения Запада большую опасность, поскольку так окончательно и не ушел в прошлое прежний страх, что немцы в этом случае могут использовать всю свою мощь для восстановления старых сфер влияния, что они под предлогом экономической интеграции с восточноевропейскими странами опять вознамерятся прибрать к рукам всю Европу. Когда улеглось всеобщее ликование по поводу падения Берлинской стены, перед западными лидерами замаячил давний кошмар — Германия, этот «монстр» снова выходит на авансцену, да еще при особых отношениях с Россией.
Есть еще один аспект этой проблемы. Историческая и культурная близость России и Германии, переживших трагический опыт тоталитаризма и жесточайшей войны, создала своеобразную общность судьбы, от которой нельзя отмахнуться и которая, вероятно, дает некое моральное право на «особые» отношения, чего как раз и опасаются другие западные державы.
Однако в самом начале XXI в., когда Россия смотрит на Запад, она не находит там той Германии, которая годы и века шла с ней едва ли не синхронно, вызывая то ужас, то восторг. Теперь Германия ушла в новую эпоху, забрав с собой даже обломки Берлинской стены. Россия же все еще осталась в XX столетии и ищет собственный «золотой век», которого, возможно, в действительности нет вообще.
ГЕРМАНСКИЙ ВОПРОС в XIX–XX вв
Если сравнить два германских объединения во второй половине XIX и в конце XX в., то нетрудно увидеть коренные различия между ними.
Впервые в истории немецкое национальное государство является действительно «насыщенным». Прежде, с зарождения самой идеи национального государства в начале XIX столетия, нация и государство были отделены друг от друга и выступали порознь. Первые представители национального движения мечтали о возрождении средневековой «Священной Римской империи» под немецким руководством, с включением в нее Богемии и Северной Италии. Созданное Бисмарком малогерманское государство казалось многим лишь ступенькой к великогерманскому рейху. Веймарская республика, в которой все политические силы были пропитаны этим великогерманским духом, только истощила себя в борьбе за ревизию Версальского договора и пересмотр восточной границы с Польшей. Долгое время и ФРГ настаивала на восстановлении немецких границ по состоянию на 1937 г. Всегда Германия оставалась чем-то временным-, какой-то переходной стадией к будущему, которого можно было достичь только силой, если это будущее вообще было осуществимо. Отсюда проистекала особая невротичность и агрессивность немецкого национализма и поисков немецкой идентичности. Но с 3 октября 1990 г. ФРГ стала единственно мыслимой государственной формой для миллионов немцев, у которой нет иной легитимной альтернативы.
