Евгений Анташкевич - Харбин. Книга 1. Путь
Тельнов пошелестел газетой и отодвинул её от себя ещё чуть дальше.
– А вот ещё: «Художественное кабаре «АльказарЪ» в отеле «Хокуман», тут даже телефон имеется, «40–18», «поздравляет уважаемых посетителей с Новым годом». И так дальше! Вот… – Кузьма Ильич поднял глаза и увидел, что Александр Петрович, не отрываясь от своего занятия, пошёл к двери. – А вы куда? Я ещё не дочитал, тут много, целая страница…
– Перво-наперво, Кузьма Ильич, – Александр Петрович остановился, – вам, наконец, следует купить новые очки и не портить глаза, и второе: не выбрасывайте этот номер!
– Это почему? – спросил тот и положил газету на колени.
– Не зна-а-а-ю! Но вот такая мысль пришла в го-о-олову!.. – растягивая слова, сказал Александр Петрович, довольный тем, что ему наконец-то удалось справиться с запонкой.
Он облегчённо вздохнул, отвернул от двери, подошёл к средней створке шифоньера, посмотрел на себя в зеркало и поправил пластрон и бабочку.
– Вот так, Кузьма Ильич!
– Хорош, кавалер, истинно хорош, – промолвил Кузьма Ильич и пожевал губами. – Жаль только вот – не в мундире! А всё ж ответьте мне, почему не выбрасывать?
– Пусть хранится! Не знаю я, Кузьма Ильич! – Александр Петрович одёрнул фрак. – Анни! Ты готова? – крикнул он в коридор и обернулся к Тельнову: – А мундир, уважаемый Кузьма Ильич, хорош при орденах!
Тельнов задумчиво покачал головой:
– Что правда, то правда! На балу будут и те, кто эти ордена получил, сидя здесь, у них, конечно, всё при себе! А ваши ордена… – горестно протянул он.
Александр Петрович ухмыльнулся, открыл левую створку шифоньера и достал деревянную китайскую лакированную шкатулку, открыл её и вытащил двух Георгиев и Анну с мечами четвертой степени «За храбрость».
У Кузьмы Ильича открылся рот.
– Сохранили?! Как удалось? Если бы большевики… да за это вас…
– Половина большевиков сами такие имеют, Кузьма Ильич, а мундир… мундир и сшить можно, да только…
Александр Петрович не договорил: в этот момент в гостиную вошла Анна, она на секунду замерла, глядя на в один миг остолбеневших мужчин, и поправила на левом запястье золотую спираль браслета в виде змеи с глазами из синих сапфиров. На ней было длинное тёмно-синее бархатное платье на тонких бретельках, на оголённых плечах лежал золотой газовый шарф с синей каймой, а высокую прическу держал изящный золотой гребень из перевившихся змей с такими же, как на браслете, глазами из синих сапфиров.
– А вот и я! Осталось только взять сумочку!
Когда стих звук последнего сказанного ею слова, в комнате повисла тишина.
– Ну что вы, дорогие мои? Саша, раз-два-три, отомри! Я её уже приготовила, – быстро заговорила Анна, стараясь не показывать своего смущения. – Вон же она лежит – на рояле!
Поражённый красотой жены, Александр Петрович сделал несколько неуверенных шагов по направлению к купленному год назад роялю, Кузьма Ильич продолжал сидеть с прямой спиной и опущенной на колени газетой.
– Польска краля! – замершими губами промолвил он. – Марина и Сигизмунд!
– Полноте, Кузьма Ильич! – засмеялась Анна. – Марина была дурнушка! Шучу, конечно, но её прижизненных фотографических карточек не сохранилось.
– И даже дагеротипов, только чёрно-белые гравюры, – тихо сказал Александр Петрович, взял с крышки рояля театральную сумочку из золотой парчи и подал её Анне.
В комнату вбежал Сашик и тоже на секунду замер.
– Мама. – Он стоял с открытым ртом. – Ты такая красивая. Я тебя такой никогда не видел.
Александр Петрович обернулся к сыну.
– Сашик, как тебе не совестно, мама у нас всегда красивая, – сказал он и встал рядом с Анной.
– А вы скоро вернётесь?
Анна присела к сыну и поправила короткий пиджачок с бархатным воротником.
– Нет, мой дорогой! Мы сегодня вернёмся не скоро. Ты ложись спать, тебе завтра на ёлку.
– А кто меня отведёт?
Кузьма Ильич успел прийти в себя, но невольно ещё продолжал любоваться этой красивой парой.
– Я, внучек! Я тебя отведу, а теперь маме и папе не мешай, и давай мы с тобою почитаем.
Сашик оторвал взгляд от матери и посмотрел на Тельнова:
– Опять историю Пунических войн?
Тельнов улыбнулся:
– Ну если не хочешь историю Пунических войн, то найдём что-то другое.
Анна накинула поверх высокой причёски тонкий пуховый платок, подставила плечи под шубу, надела её апаш и сказала:
– Нам нельзя опаздывать, Бэ Вэ этого не любит.
В это время с улицы послышались квакающие гудки клаксона.
– Вот, Саша, видишь, и таксомотор уже подали.
Когда они ушли, Сашик спросил:
– Кузьма Ильич, а кто такой Бэ Вэ?
Тельнов посмотрел на него поверх очков:
– Бэ Вэ – это Борис Васильевич Остроумов – управляющий дорогой, а чтобы тебе понятно было – считай, что хозяин всей нашей русской Маньчжурии!
Глава 2
В спальне назойливо тикали часы, Александр Петрович открыл глаза и понял, что утро уже давно прошло. Рядом тихо, почти неслышно, дышала Анна, её светлые волосы падали через лоб, закрывали половину лица и лежали рассыпанные по подушке. Александр Петрович с благодарностью посмотрел на неё, осторожно откинул одеяло и постарался встать с кровати так, чтобы её не потревожить. Вдруг мимо их двери громко простучали шаги в сторону детской, а на крыльце глухо затопали валенки, обивая на пороге снег, потом послышались шаркающие звуки веника и стук хлопнувшей двери.
Анна открыла глаза, убрала с лица волосы и посмотрела на мужа:
– Который час, Саша?
– Начало первого!
– Надо же? Начало первого, а такое ощущение, что мы совсем не спали!
– Сашик со стариком уже вернулись с ёлки.
– Я слышала! – Анна откинула одеяло, встала, похлопала ладошками по щекам и протянула руки к мужу. – Иди ко мне! Тебе нравится танцевать фокстрот?
Александр Петрович обнял её и крепко прижал:
– Ты была вчера само чудо!
Анна слегка отстранилась и внимательно посмотрела на него.
– Ты была самая красивая… во всём Харбине…
Анна молчала и смотрела на него.
– Как тебе удалось сохранить и браслет и гребень… как тебе это удалось?
Анна уткнулась ему в грудь:
– Это же твой свадебный подарок…
Она сжалась в комок и с улыбкой подумала: «Это было непросто!», потом откинула поднятые вверх руки, крепко сжала кулачки и долго и сладко тянулась.
– А-ах!!! – выдохнула она. – А ты не ответил на мой вопрос!
– Нравится! Только я чувствую себя рядом с тобой как медведь, которого не вовремя подняли из берлоги!
– Неправда! Ты прекрасно танцуешь – и вальс, и танго, и особенно… фокстрот!
– Тебе вчера аплодировал весь зал…
– Ты меня ревновал?
– А как же!
– Нет! Правда, ревновал?
– Как Пушкин Наталью Николаевну!
Анна упёрлась кулачками ему в плечи и изогнулась – лёгкая и такая изящная.
– Ты меня правда… ревновал? – Её щёки были пунцовые, а глаза сверкали. Она глубоко вдохнула.
– Только один раз!
– Когда? – Она медленно и тепло выдохнула.
– Когда ты вальсировала с Бэ Вэ!
Анна рассмеялась:
– Так ты меня ревновал к Остроумову? Как можно? Он уже старый и такой маленький…
– Однако танцует он, как сказал бы Кузьма Ильич, изрядно!
Анна освободилась от объятий мужа, закружилась, потом остановилась и сказала:
– А ты знаешь? Я сама от него не ожидала, он производит впечатление человека резкого, угловатого, а оказался такой лёгкий…
– Мама! – вдруг послышалось из-за двери. – Папа! Вы уже проснулись? К вам можно?
– Через секунду! – прокричала Анна и накинула шёлковый золотистый халат. – Входи, сынок!
Сашик вошёл в спальню, он ещё не переоделся и хотел похвастать своим маскарадным костюмом, в котором только что был на ёлке, шагнул вперёд, снял шляпу с плюмажем и сделал манерный поклон, его игрушечная шпага задрала вверх голубой мушкетёрский плащ и царапнула по двери.
Анна также манерно присела, Александр Петрович приветствовал вошедшего кивком.
– Мадам! Сир! – сказал Сашик, не распрямляясь.
– Шевалье! – Анна протянула ему руку. – Вы ещё молоды, но я разрешаю вам прикоснуться к моей руке…
Александр Петрович сдвинул брови и сделался серьёзным:
– Ни в коем случае, молодой человек, мне придется потребовать у вас сатисфакции…
Анна обернулась к нему:
– Сир! Какая сатисфакция, он ещё мальчик…
Все трое улыбались, готовые рассмеяться, но старательно выдерживали серьёзные мины.
– Мадам! – сказал Александр Петрович и поклонился Анне. – Этот, как вы изволили выразиться, мальчик надел перевязь капитана королевских мушкетеров и осмелился к вам приблизиться без моего разрешения! Шевалье!..
В дверь опять постучали, и послышался голос Кузьмы Ильича:
– Маленький Ли спрашивает, когда накрывать чай?
Александр Петрович сделал вид, что не услышал вопроса из-за двери, и встал против сына в атакующую позицию:
– Итак, молодой человек! Вы принимаете мой вызов?
