Саймон Скэрроу - Братья по крови
– О. Я ж его имя запомнил. Прямо на боку повозки написано. Как раз сумел различить, когда он через ворота проезжал.
– Вот как? И какое же?
– По-моему, Гиппарх.
Катон молча воззрился на него.
– Ну и дела, – рыкнул Макрон.
Префект был уже на ногах, проталкиваясь мимо опциона:
– Макрон, за мной!
Он побежал в сторону обоза и хаотичного скопления палаток обозной публики, хотя грязь сильно замедляла продвижение. Следом за ним с трудом поспевал Макрон. Вместе они пробежали мимо нагромождения армейских повозок, кибиток и далее в ту часть, что занимали обозники. Здесь мало что напоминало упорядоченность расположения армейских палаток, а вокруг пересечения двух тележных проездов тянулось скопище сооруженных из чего ни попадя лачужек и цветастых палаток. День еще не наступил, а вокруг было уже многолюдно. Гражданских в лагере буря пощадила ничуть не больше, чем военных: многие палатки были сорваны, торговые прилавки и будки опрокинуты.
Катон остановился у прилавка лудильщика, пережившего напасть более-менее без урона. Тот уже выставлял свои изделия и принадлежности, не обращая ни малейшего внимания на своих претерпевших невзгоды соседей.
– Эй! – окликнул Катон. – Где мне найти Гиппарха, виноторговца?
– Да откуда я знаю, – отвлекшись от своих дел, пожал плечами ремесленник. – Если он занимается винами, то его лучше искать вон в том углу, вместе с собратьями по ремеслу.
Катон снова сорвался на бег, сворачивая в очередной грязный проулок с торговыми рядами. Вскоре он увидел там прилавок с винными сосудами. За прилавком какой-то рыхлый добряк с сальными седыми волосами о чем-то спорил с покупателем.
– Подскажи, любезный, где мне найти Гиппарха? – обратился к торгашу Катон.
Увидев перед собой молодого офицера, купец мгновенно направил на него все свое обаяние.
– Господин мой, – масляно заулыбался он, – зачем нам с вами Гиппарх? Если вы ищете доброго вина, то ручаюсь, что вино вам дам лучше, а цену скромнее, чем у Гиппарха.
– Да не нужно мне твоего вина, чтоб оно скисло! Говорю же: мне нужен Гиппарх.
На глазах поскучнев, купец указал через дорогу. Катон обернулся и увидел там повозку с высокими бортами и навесом, скрывающим прочный деревянный каркас будки с прилавком. Он поспешил туда и перебрался через прилавок. Ноги наступили на что-то мягкое и податливое. От неожиданности Катон запнулся, но быстро выпрямился и увидел, что под прилавком вниз лицом лежит тело, полускрытое кожаной занавеской, растянутой на манер балаганной ширмы. Он встал на колени и перевернул лежащего. В тусклом свете можно было разобрать, что это не Септимий. Судя по заношенности дырявой туники и серьге в ухе, это был раб. Он со стоном вяло поднял руку. Катон схватил его за плечи и встряхнул:
– Где Гиппарх?
Глаза раба приоткрылись, и он мутно и бессмысленно поглядел на нависшего сверху незнакомца. От него разило перегаром. Катон встряхнул еще раз, энергичнее, и повторил вопрос. Тщетно: подлец был пьян до одури. Раздраженно зашипев, Катон выпустил тотчас опавшее тело и обратился к Макрону, который стоял по ту сторону прилавка:
– Обыщем эту берлогу.
Центурион кивнул и поспешил к задней стороне будки, где принялся разматывать веревку, скрепляющую две кожаные половины ширмы.
– Так, что тут у вас, господин?
Катон поднял глаза и увидел того самого купца, который его сюда направил.
– Ты здесь ночью ничего не заметил?
– В каком смысле «ничего»?
– Ну, чего-нибудь необычного.
– Я всецело был занят тем, чтобы не унесло мой прилавок. Практически как и все остальные в этом лагере. Хотя странности, пожалуй, действительно были…
– Какие? Расскажи.
– Ну, скажем, этот ваш Гиппарх. Смотрю – запрягает в свою повозку мула, как раз на закате дня. Он и этот его бездельник раб. Запрягает, а потом уезжает. Это в такую-то непогоду, когда, казалось бы, надо, наоборот, оставаться и во все глаза смотреть, чтоб ничего не случилось с лавкой и товаром… И больше я его не видел.
– Ты уверен, что это был именно Гиппарх?
– Ну а как же, – развел руками торговец. – Я его по плащу признал.
– Катон! – послышалось с задов повозки. – Он здесь!
Катон отвернулся от торговца и присоединился к Макрону. В полумраке тесного интерьера смутно различался имперский агент, приваленный к скатанной циновке. Он лежал неподвижно, и на секунду показалось, что он мертв. Катон подобрался вплотную к неподвижному телу и, почувствовав, что Септимий все-таки дышит, облегченно перевел дух.
– Он жив. Помоги-ка мне. Давай вытащим его отсюда.
Они отволокли бесчувственное тело за ширму и бережно опустили с повозки на землю. При более ярком свете стало видно, что волосы Септимия свалялись в засохшей крови. Кровь запеклась также на шее и на плече туники.
Макрон поцокал языком.
– Гляди-ка. Какой-то гад чуть не пробил ему голову… Как думаешь, Каратак?
– Похоже на то, – не сразу ответил Катон.
Поднявшись, он окликнул виноторговца и велел принести воды.
– А с ним что делать будем? – указал центурион на Септимия.
Префект почесал подбородок.
– Промоем рану, перевяжем. Затем попробуем привести его в чувство. Если не сумеем, то отнесем в лазарет к хирургу. Так или иначе, но нам нужно его расспросить, и как можно скорее.
Макрон хотел что-то сказать, но тут с кувшином и полоской материи возвратился торговец.
– Надо, чтобы ты пошел в штаб и сообщил об увиденном полководцу, – принимая у него воду и лоскут, сказал Катон.
– Но я же не солдат, – заупрямился толстяк. – Сами идите.
– Закрой рот, – бросил ему префект, – и делай то, что я тебе приказываю. Расскажешь полководцу, что Каратак сбежал из лагеря на повозке Гиппарха. И что я отправляю людей по его следу, на поимку. Пошел!
Толстяк неохотно затрусил прочь, оставляя офицеров с Септимием.
– Подними ему голову, – указал Катон, – только смотри, аккуратно.
Макрон так и поступил, а его друг полил на тряпицу воды и начал счищать запекшуюся кровь. Кожа на макушке была прорвана, но кость внизу не повреждена. Когда он заканчивал обработку раны, Септимий зашевелился и промямлил что-то, после чего снова впал в беспамятство.
– Что-то здесь не так, – покачал головой Макрон.
Катон поднял на него глаза:
– В смысле, что Каратак сбежал, а по пути еще напал на имперского лазутчика?
Уловив в голосе друга напряжение, центурион примолк, воздерживаясь от замечаний. За время его молчания Катон успел смыть остаток крови у Септимия с шеи, отжать тряпицу и бережно обернуть ее ему вокруг головы, прикрыв рану.
Макрон опустил голову Септимия и попытался высказать свою мысль еще раз:
– Кто-то помог Каратаку бежать, а когда им понадобилась телега, чтобы незаметно вывезти Каратака из лагеря, они напали на Септимия. Можешь считать меня чрезмерно подозрительным, но такое даже с большим припуском случайностью не назовешь.
– Согласен, – тихо сказал Катон. – Слишком уж маловероятное совпадение. – Он постучал имперского соглядатая по груди. – Доставь его в лазарет прямо сейчас. Я пущу по следу Каратака Кровавых Воронов. А потом мы с тобою встретимся. Я хочу быть на месте, когда Септимий придет в себя. Есть кое-какие вопросы, на которые он должен будет ответить. – Помолчав, префект поморщился. – Наверняка и у верховного есть к нам вопросы, которые он не преминет задать.
Глава 17
– Такое положение дел неприемлемо, – отчеканил полководец Осторий Катону и Макрону, стоящим перед ним. С час назад патруль Кровавых Воронов доложил, что найдена брошенная повозка, но Каратака нигде нет.
Верховный, не мигая, с холодным гневом смотрел на двух своих офицеров.
– Вам было доверено сторожить пленного; человека, представляющего постоянную угрозу интересам Рима с той самой поры, как только мы высадились на этот остров. Человека, которого мы буквально вчера наконец-то одолели в бою, и который в этот же день сбежал. Как, какими словами мне объяснить это императору?
Хотя вопрос и звучал риторически, Макрону все же хотелось указать верховному, что ответственность за происшедшее лежит на нем. Так положено по чину. Однако путь в центурионы заказан тем, у кого не хватает ума держать язык за зубами, и потому центурион продолжал молча стоять навытяжку.
Осторий, втянув воздух, продолжил:
– Ну, а если точнее, то как вы объясните это мне? А, префект?
Тут Макрон громко кашлянул и вклинился прежде, чем Катон успел что-либо ответить:
– Господин, это моя вина! Я отвечал за заточение пленных и организацию надзора за ними.
– Вы? – поднял брови Осторий и обернулся к Катону: – Это так?
