Максим Яковлев - В годы отрока Варфоломея
— Вот приведи.
Мина спросил:
— Стефана-то дашь мне? Парень в летах уж, и на коне добре сидит, пора бы. Да и в младшую дружину княжю…
— С князем у нас уговор об нём. Но с тобой отпущу на время, потом заберу, а то ему тут уж блазнится всякое…
— Знамо дело. Думаю, в сей час и отправлюсь сам-шестый, до Ростова недалече; а надо б ещё, мню, в Поречье наведаться до темна… ханский сродничек, как-никак.
Кирилл дёрнул бровью.
— К Игнатью? А что, пожалуй, туда стоит, ему тут, старому, тоже есть что терять… Хорошо удумал; он меж князьями серёдку держит, и люди свои в Орде. Прощупать не мешало бы…
— Только и делаем, что прячемся да грызёмся, мечемся баранами пуганными, а под нами как и нет ничего, ни земли, ни себя не чуем, не ведаем что творим-то… От Руси одни ошмётки таятся, воистину, не нашлося, видать, у нас ни единого праведника, коли Бог нас отдал в руки их! Кто они такие, татарва эта! будь они кляты! Кто им силу дал?
— И мы и они, все под Богом.
Мина вдруг стал вплотную.
— Страшно мне за людей, боярин, как помыслю-то. И за них тоже, сколь они ещё рвать нас будут? И всё им спускает, всё им вничто, собакам!
— На всё Его воля.
— А где Он? С ними? С ними Ему и бысть не можно! А с нами Его, почитай, какой уж век нету. Всё на крови, боярин, кровью одной живём!..
Касьян привёл Варфоломея. Отец подтянул его за рукав поближе.
— Скажи-ка, что кушал ныне? — спросил его.
— Хлеб ел и квасу.
— А прошлый день?
— Молоко, кашу тыквенну.
— Так. А пироги с визигой, а оладьи, кисель?.. было второго дня?
— Было. А пирога не ел.
— Пирога ты не ел, — отец отряхнул стружку с рубахи его. — Ты, говорят, у нас звериный язык ведаешь. По-кошачьи умеешь молвить?
— Нет.
— А по-телячьи?
Варфоломей посмотрел на отца.
— Нет.
— И по-гусячьи нет?
Покрутил головой.
Отец приобнял его.
— Ну, иди. Где там Стефан с Петром?
— Петяне маманя наказала дома быть, она его стричь будет. Стефан — не знаю.
За него ответил Касьян:
— Стефан коней шукает, нать. Семён троих недосчитал на лугу, растреножились, побёг ловить их, ну и он напросился с ним.
— На ближнем?
— А вот, у реки. Да не уйдут, куды они денутся.
Варфоломей поклонился, чтобы уйти, но отец придержал его.
— Ступай-ка и ты, пособи брату, посмотри там по бережку. За вешки только не забредай…
— Они уж должно поспели, чего зря мальца гонять, — пожалел Мина.
— Ничего, заодно хоть проветрится, а то который день дома сиднем. Ступай, ступай…
Варфоломей выбежал на улицу, мимо деда Назарки, старого боярского служки, смазывавшего дёгтем ворота.
— Ты далёко ль, бегляш? — окликнул его.
— Тятя наказал со Стефаном коней сыскать.
— Ну, бежи. Они там, у излучины!
Солнце садилось. Дохнуло с лугов сладкой осенней стынью. Варфоломей побежал по росе вдоль тына.
За тыном гурьба ребят. Лопоухий мальчишка тараторил считалкой:
— Летела сова из красного села, села сова на четыре кола…
— Глянь, глянь — Варька!
— Варька, ты куды? Айда к нам!
Смотрели вслед ему.
— Чудной.
— С ним конаться нельзя, заикой будешь. Да! мне мамка наказывала!
— Сызнова, сызнова, теперь я конаю! Пера, эра, чуха, рюха, пята, сота, ива, дуба, мака…
На берегу было пусто.
Варфоломей, дойдя до камня, над которым торчали две жерди с зарубками на конце, повернул обратно. По реке плыл туман… Впереди за деревьями мелькнули всадники с лошадью…
Он крикнул:
— Стефан!
Крикнул ещё и побежал через рощу…
Под дубом наткнулся на человека. Незнакомец, накрытый с головой во всё чёрное, застыл в молитвенной позе.
Подойдя ближе, Варфоломей увидел схимника. Старец стоял на коленях, сложив на груди руки…
— Отче, ты кто?..
Монах будто не слышал. Варфоломей ждал ответа… глядел на него, не смея пошевелиться.
Черноризец положил поклон, поднялся на ноги.
— Чего тебе, чадо? — взглянул приветливо.
— Отче, отчего я молюсь, а всё всуе! не даётся грамота мне!..
— Хочешь постичь её.
— Всей душою, отче! Хочу, чтобы мне… чтобы разбирать Писание. Ребята же все чтут по «Часовнику», я один не смыслен, и я…
— Бога просил.
— Да, я просил Его, и маманя просила, но… Помолися хоть ты за меня. Отче, пусть даст разумения!..
— А веруешь ли, что подаст?
— Верую, взаправду верую!
— Коли так, помолимся оба.
Он воздел руки к небу, молился безгласно. Варфоломей шептал усердно свою молитву…
— Аминь, — произнёс вдруг монах.
— Аминь.
Черноризец достал ковчежец, держа, словно драгоценность. Вынул кусочек просфоры, поднёс к устам ему.
— Скушай.
Потом спросил:
— Сладко ли?
— Сладко вельми… паче мёда!
— Ну, вот, — улыбнулся старец.
Нагнулся и поцеловал его.
— Не скорби, чадо, отныне о неразумии своём. Несть сего. Гряди с миром, Варфоломей, подобает спешить тебе.
Но Варфоломей не трогался с места.
— Чадо, я благословил тебя, и ты не думаешь уходить. Вон уже ищут тебя.
Варфоломей упал на колени.
— Отче, прости меня, мои родители очень любят таких, как ты…
— Чего же ты хочешь?
— Хочу, чтобы ты пожаловал в дом наш. Отче, пожалуй к нам! — поклонился в траву, и замер.
— Хорошо, я пойду с тобой.
Они пошли рядом, в лучах заката, и скоро набрели на Прокшича, растерянного и измотанного в бесплодных поисках.
— Варейка! куды же ты делся-то, ну? Всё ж обегали сорок раз!
— Мы там под дубом…
— Каким дубом? под тем, что ль? Да-к только что был у него, рыскал везде, как пёс, и не зрел никого, что ты… Пойдём-ка скорей домой, отец-то с маткой извелись, поди… Ох, милый, ну, слава Богу, сыскался! Стефан вернулся, а тебя нету! Касьян к засеке побёг искать…
Вышли на дорогу. Прокшич всё оглядывал старца.
— Ты, божий человече, ты не с Григорьева затвора будешь ли? Дюже образ учёный твой. Я слыхал…
Но тут показалась усадьба и несколько человек перед ней, стоявших тревожно…
Прокшич вскинул рукой:
— Тута! Живой! — крикнул им.
Кто-то махнул в ответ.
— Вон, бежи к матке с отцом, дожидают тя у ворот.
Варфоломей рванулся не сразу, чуть задержался, оглянувшись на схимника.
Добежавши, попал в руки матери…
— Тять, там старец, монах, согласился побыть у нас!
— Мы уж думали, ты за Ишню подался, али к засеке.
— Не, я в дубках, я гляжу он стоит молится… Он добрый!
— Да вижу. Что-то мне лик знакомый вроде.
Мать всё прижимала сынка к себе.
— Истинный старче, — сказала всматриваясь.
Приблизился к ним черноризец, благословляя, и поклонились ему.
Дома забегали слуги, накрывая стол. Но старец попросил провести его в молельню. Родители, с Петром и Варфоломеем, вошли вместе с ним в крестовую комнату; Стефан же в то время был с Миною на дороге в Ростов.
Монах под иконами осенил себя крестным знамением, приступил к аналою.
— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
Стал часословить…
— «… Коль возлюбленна селения Твоя, Господи Сил! Желает и скончавается душа моя во дворы Господни, сердце мое и плоть моя возрадовастося о Бозе живе. Ибо птица обрете себе храмину, и горлица — гнездо себе, идеже положит птенцы своя; олтари Твоя, Господи Сил, Царю мой и Божа мой. Блажени живущии в дому Твоем…»
Свеча на свещнице вырезала из темноты белый лик с горбинкою носа, серебрящиеся власы бороды… Слушали не сводя с него восхищённых глаз.
— «…Яко милость и истину любит Господь, Бог благодать и славу дает, Господь не лишит благих, ходящих незлобием. Господи Боже Сил, блажен человек уповаяй на Тя».
Старец снял книгу с аналоя, поднёс Варфоломею; показал ногтем…
— На-ко, чти отсюдова.
Варфоломей, держась за книгу, смотрел на лист. Смотрел, водил глазами, не говоря ни слова. Все ждали.
— Он у нас не способный, отче. Петруша может, — вступилась мать.
Подтолкнула Петра, но старец остановил его.
— От сего места, псалом Давидов, ну-ко… Не бойся.
— Не могу я, отче, не разумен есть. Не разбираю…
— Не тебе ли сказано о неразумии, что несть сего? Чти не бойся.
Все ждали.
— «Благоволил еси… Господи, землю Твою… возвратил еси… плен Иаковлев…»
Голос отрока дрогнул, но скоро окреп:
— «… оставил еси беззакония людей Твоих, покрыл еси вся грехи их… Укратил еси весь гнев Твой, возвратился еси от гнева ярости Твоея. Возврати нас, Боже спасений наших, и отврати ярость твою от нас… Еда во веки прогневаешься на ны? Или простреши гнев Твой от рода в род? Боже, Ты обращся оживиши ны, и людие Твои возвеселятся о Тебе. Яви нам, Господи, милость Твою, и спасение Твое даждь нам…»
— Спаси и помилуй, — прошептал Прокшич, — ить о нас всё!..
— «… Услышу, что речет о мне Господь Бог, — читал Варфоломей, — яко речет мир на люди Своя, и на преподобныя Своя, и на обращающыя сердца к Нему. Обаче близ боящихся Его спасения Его, вселите славу в землю нашу. Милость и истина сретостеся, правда и мир облобызастася. Истина от земли возсия, и правда с небесе приниче, ибо Господь даст благость, и земля наша даст плод свой. Правда пред Ним предъидет и положит в путь стопы своя…»
