Владимир Рынкевич - Мираж
Потом поручик часто вспоминал эту тактическую находку полковника, думал, может быть, напрасно Кутепов рванулся на Литейный, повёл бы отряд прямо по Невскому, всё произошло бы не так трагично, и карательный отряд смог бы рассеять толпу? Или всё уже было предрешено?
Их встретил пожар — в конце проспекта горел Окружной суд. Лёгкий ветерок медленно двигал над крышами дикие, разгульные, пляшущие клочки пламени и округлые, тревожно вздымающиеся клубы дыма. Ввысь радостно мчались весёлые искорки. Гулко хлопающие редкие выстрелы смешивались с рассыпчатым треском разбиваемых стёкол. Несколько шевелящихся солдатских толп бушевало у магазинов, солдаты митинговали на мостовой, куда-то бежали. На тротуаре одинокой обречённой группкой стояли офицеры. Красные банты на шинелях некоторых солдат словно предупреждали, что без крови, без боя не обойтись. Люди с винтовками и красными бантами-сигналами превращали беспорядки в революцию.
Кутепов смело пошёл на толпу солдат, выкрикивая команды: «Стой! Прекратить огонь! Разойтись по ротам! Построиться...» Стрелять перестали, и навстречу полковнику вышел какой-то унтер-офицер.
— Ваше высокоблагородие, — почтительно обратился он, — мы бы разошлись по казармам, да солдаты боятся, что всех теперь расстреляют за бунт.
К полковнику подошли Дымников, другие офицеры, Несколько солдат-преображенцев и семёновцев, унтер-офицеры. С другой стороны надвинулись солдаты с винтовками. Люди с красными бантами мельтешили за их спинами.
— Все, кто выполнит мой приказ, все, кто станет в строй и пойдёт за мной, расстреляны не будут! — громко объявил полковник.
— Не верьте, товарищи! — крикнул из группы красных бантов унтер-офицер с растрёпанными светлыми волосами, падающими из-под папахи на глаза. — Не верьте полковнику! Он врёт! Вас всех расстреляют!
— Это кто такой? — спросил Кутепов унтера, вышедшего на переговоры.
Тот оглянулся и сказал с виноватым вздохом:
— Из Волынского полка. Кирпичников.
— Запомните, поручик, эту фамилию, — приказал Кутепов Дымникову. — Развивайте память. То, что сейчас происходит, забывать нельзя.
На город ложились сумерки, и последние языки пламени затухающего пожара, вырывающиеся из чёрных развалин, приобретали ярко-алый оттенок. Весёлыми зелёными квадратами вспыхнул свет в окнах большого здания дворца. Открытые ворота были совсем рядом.
— Что в этом доме? — спросил Дымников унтера-семёновца.
— Дворец Мусина-Пушкина. Там теперь госпиталь Красного Креста Северного фронта.
— Если отступать — туда.
Кутепов с помощью солдат поднялся на какие-то ящики и продолжал выкрикивать свои призывы-приказы:
— Те, кто толкает вас на измену, на преступление перед государем и родиной, помогают нашим врагам-немцам! Не будьте мерзавцами и предателями! Останьтесь честными русскими солдатами!..
В ответ разнобой выкриков:
— Не верьте, товарищи!.. Кончай бузить, ребята!.. Бейте жандарма!.. Заманивает, сволочь!.. Пошли построимся!.. Не верьте!..
Толпу затянуло в водоворот раскола, и красные банты вновь открыли огонь. Дымников увидел, что Кирпичников целится в полковника, но Кутепов мгновенно спрыгнул со своей импровизированной трибуны и уже лежал на земле, стреляя в толпу из револьвера.
Как в 1914-м, в Галиции, мир для поручика распался, разорванный выстрелами. Он, Леонтий Дымников, оказался на краю пропасти, надо было не медля, не раздумывая, подчиняясь звериному инстинкту, спасаться, укрываться и в то же время заставлять себя притворяться бесстрашным, словно змею в руке придавить само желание бежать. Он полз к афишной тумбе, оглядываясь на полковника, который уже расстрелял барабан и спокойно-сосредоточенно заряжал револьвер новыми патронами. Может быть, он не притворяется, а впрямь не боится?
На мостовой лежал унтер-преображенец, который недавно объяснял причины бунта. Он монотонно кричал, подвывая, держась за живот, сгибаясь в клубок и вновь разгибаясь. Дымников обошёл унтера и лужицу крови, стекающую в выемки между булыжниками. За тумбой, куда он добрался, прятались несколько солдат. «Прицельный огонь по предателям! патронов не жалеть!» — услышали они крик полковника, заглушивший стоны раненых, послушно заняли положение «стрельба лежа» и начали прицеливаться и стрелять. Дымников достал свой револьвер и стрелял, не особенно стараясь в кого-нибудь попасть, в сторону пожара. Там ползали и кричали, перебегали, некоторые лежали неподвижно, будто кто-то разбросал шинели по проспекту.
Поручик не мог сказать, сколько времени продолжалась эта страшная перестрелка, но ещё не стемнело, когда бунтующая толпа рассеялась. Кутепов приказал подобрать раненых и отправить их в госпиталь, убитых снести во двор. К нему подбежал какой-то штабс-капитан без фуражки, с оторванным погоном и что-то нервно говорил. Солдаты-семёновцы громко обсуждали тяжёлые ранения двух своих прапорщиков. Дымников счищал грязь с шинели и её мог избавиться от чувства обречённости. От карательного отряда осталось человек тридцать. Остальные не погибли, не ранены — они просто исчезли. Солдаты, носившие раненых, не возвращались. Что-то должно было произойди. и произошло.
Из-за угла, со стороны Сергиевского собора, появилась Труппа людей в шинелях. Впереди шёл офицер с красным бантом на груди. Шагов за пятьдесят он приветственно замахал рукой и закричал:
— Не стреляйте!
Ещё не стемнело, и Дымников узнал старого приятеля.
Полковник распоряжался переносом раненых. Обернувшись на крик, увидев издалека погон и красный бант, «и злобно крикнул, вновь выхватывая наган:
— Вот он, предатель родины!
— Не стреляйте! — продолжал призывать офицер, приближаясь к ним. — Революция победила! Создаётся Совет рабочих депутатов! В Таврическом действует Временный совет Думы! Революция...
— Всем огонь по предателю! — скомандовал Кутепов и выстрелил сам.
Винтовки захлопали почти залпом. Вася Муравьев упал, простреленный сразу несколькими пулями.
— Нашего поручика убили! — закричали там, возле дергающегося в предсмертных судорогах тела. — Бей их! Бей царских кровососов!..
Вновь на Литейный выбежали солдаты. Уже не толпа, а боевой рассыпной строй. Открыли бешеный огонь из винтовок, а с крыши Сергиевского собора гулко зачастил пулемёт. Карательного отряда не стало.
Часть солдат-преображенцев вместе с офицерами бросились во дворец-госпиталь. Втащили с собой и мешки с продуктами. Вот и пришло время пообедать. Женщины в тёмных платьях и белых фартуках показали свободные комнаты. Смотрели опасливо, недоброжелательно.
Кутепов и здесь остался отцом-командиром: попросил, чтобы его провели по палатам, где лежат раненые из отряда. Дымников и другие офицеры пошли с ним. В палате на втором этаже умирали два прапорщика из Семёновского полка. Кутепов, сев у их кроватей и глядя в невидящие глаза, на бледные заострённые лица, слушая невнятный бред, говорил что-то успокаивающее.
С усталым безразличием Дымников вышел в коридор. К нему кинулись встревоженные сёстры милосердия. «Там солдаты, на улице... — взволнованно и невнятно говорили они. — Если найдут здесь здоровых, то мы не знаем... Они грозились...» — «Я здоров и сейчас уйду, — сказал им Леонтий. — А об остальных — к полковнику. Он в той палате...» Поручик нашёл пустую палату, выходящую окнами на Литейный, и, не включая свет, подошёл к окну. Совсем близко, внизу, в чёрной луже, наполовину расплавленной огнём фонаря, лежал Муравьев. Возле него сгрудились солдаты. Некоторые сняли папахи. Дымников узнал светловолосого Кирпичникова, рядом с которым стоял солдат с красным бантом на груди, неуместно улыбающийся или просто скалящийся. Надо быть мужественным и циничным. С одним долгом Леонтий рассчитался, но отчего-то по-мальчишески всхлипнул и вытер неожиданные слёзы.
Это он — Александр Павлович Кутепов — убил Ваську. Леонтий точно схватил момент: полковник целится из нагана профессионально, а на лице — гнусное драчливое злорадство. Дымников в детстве, гостя в имении знакомых, видел, как дрались тамошние мальчишки, один из которых, такой же маленький и злорадный, метко бросал камни. Бил в голову, в глаз, сильно и точно, и злорадно выкрикивал что-то, когда камень поражал беднягу, и тот кричал, падал, плакал, утирал кровь...
Солдаты поглядывали на окна, о чём-то совещались. Скаливший зубы словно почувствовал, что на него смотрят, поднял взгляд и погрозил кулаком.
1917. МАРТ
Служба продолжалась, и поручик Дымников, 1 марта прибыв в казармы Преображенского полка, узнал, что полк решил признать новую власть, а полковник Кутепов ищет его. Встретились в офицерском собрании. Отведя поручика в сторону, полковник сказал:
