Жеральд Мессадье - Суд волков
Он встал и подошел к ней. Обнял ее. Они долго стояли так, не говоря ни слова.
Исаак хотел отнести шкатулку к себе в спальню. Но Жанна показала ему тайник, где прятала свою.
Они спали каждый на своем этаже. Этой ночью тела их безмолвствовали.
На следующий день Жанна отправилась к отцу Мартино, в церковь Сен-Северен. Она не встречалась с ним после ссоры из-за посмертного оправдания Жанны д'Арк. Пожертвования передавала через кормилицу.
Она вошла к нему, исполненная холодной решимости. Он не знал, что она в те дни ополчилась на все религии вообще, ибо все они предали Господа и Его сына Иисуса, распятого по злобе человеческой. Она понимала, что отец Мартино – неплохой человек. Он лишь нес свою долю вины за ложь тех, которые провозгласили себя представителями Бога.
– Дочь моя… Рад видеть вас. Каким добрым ветром вас занесло?
Она ответила не сразу. Смерила его взглядом, ледяным, как сосульки, нависающие над водосточными трубами в разгар зимы.
– Я пришла узнать, сколько вы возьмете за то, чтобы втайне окрестить еврея.
Воцарилось безмолвие, стеной вставшее между ними.
– Втайне?
– Без победных криков. Без объявления о крещении.
Он вздохнул.
– Я ничего не возьму, Жанна де Бовуа, – спокойно ответил он. – Мне достаточно того, что Господь мой восторжествовал. Царствие его сильно не криком.
Она кивнула и положила кошель на разделявший их стол. Он взял кошель, развязал его и высыпал содержимое на стол. Сто турских ливров.
Он отложил две монеты в сторону, ссыпал остальные девяносто восемь обратно в кошель, завязал его и протянул Жанне:
– Двух ливров хватит для свершения обряда.
Он задержал на ней мрачный взор. Она не отвела глаз.
– Заберите эти деньги.
– Тогда до завтра, – сказала она, взяв кошель.
– К вашим услугам.
Он поднялся, чтобы проводить ее до двери.
– Гоните прочь дурные мысли, Жанна, – сказал он. – В конце концов они могут загрязнить вашу душу.
Взгляд ее смягчился. Она даже попыталась улыбнуться.
– Этот человек много значит для вас, – произнес он.
– В нем мое спасение, – ответила она.
В этот час, должно быть, уже началась церемония прощания с человеком, которого я люблю, подумала она. Вернее, с тем человеком, каким он был до сих пор.
Затем она направилась во дворец Турнель.
Стражи узнали ее и пропустили. Королевский секретарь вышел из левой двери, которой она никогда не пользовалась; она всегда проходила в правую, прямо в покои Карла VII. Секретарь остановился. Они поздоровались.
– Вы желаете видеть короля?
Она кивнула.
– Он не в лучшем своем виде. В конце недели поедет отдохнуть в Меэн.
– Что с ним?
Взгляд секретаря омрачился.
– Просто переутомился. Я спрошу, сможет ли он принять вас. У него был тяжелый день.
Она стала ждать. Секретарь вернулся с улыбкой на лице.
– Его величество рад вашему визиту.
Первое, что заметила Жанна, был табурет, на который король положил левую ногу. И удрученный вид монарха.
– Жанна! Подойдите же ко мне, дочь моя, госпожа де Бовуа!
Она присела в поклоне и поцеловала королевскую руку.
Он посмотрел ей в лицо. Ясно ли он видел? Взгляд его казался мутным. Он шутливо сказал:
– Вы совсем меня бросили, ведь я больше не вижу вас! Придется мне выдумать какой-нибудь заговор, чтобы вы заходили почаще.
Она засмеялась:
– Сир, в моем нежелании вас тревожить следует видеть лишь мое уважение к вам и любовь.
– Уважение принимаю, – с иронией произнес он. – Так что же, вас привела ко мне любовь?
– Да, сир. Король оживился:
– Наконец-то Купидон растопил лед! Я с ним знаком?
– Нет, сир. Я возвращаю вам заблудшую душу Он вновь откинулся на спинку кресла.
– Завтра его окрестят, – сказала она.
Королевская рука ухватила подлокотник кресла. Карл склонился к Жанне.
– Еврей? – с легким удивлением осведомился он.
– Да, сир. Еврейский банкир. Сегодня его отец совершает в синагоге погребальный обряд в память о своем умершем сыне. Я пришла просить вас воскресить его.
Карл VII присвистнул. Потом рассмеялся.
– Жанна, Жанна! Стало быть, вы просите меня сыграть роль Христа! Что я должен сделать?
– Его звали Исаак Штерн. Штерн по-немецки означает "звезда". Позвольте этому новому христианину называться Жак де л'Эстуаль. Мы уповаем на ваше великодушие, сир.
Сдавленный смешок застрял у короля в горле. Он покачал головой:
– С именем согласен, разумный выбор. Дарую его. Что касается остального, то мне нужно сначала увидеть этого нового Лазаря. Через два дня я еду охотиться в Меэн-сюр-Йевр. Будьте оба в моей свите.
– Это большая честь, сир.
– Вы хоть выйдете за него замуж?
– Да, сир.
– У этого сквалыги, должно быть, недюжинные достоинства! – со смехом сказал король. – Приходите послезавтра в девятом часу вместе с Жаком де л'Эстуалем.
Она встала и, поцеловав ему руку, направилась к выходу. Он бросил ей вслед:
– Жаль, что ваша прекрасная кровь, Жанна, не всегда отличается чистотой.
Застыв на месте, она обернулась. Секретарь ждал у двери.
– Ведь этот малый, который, не имея на то никакого права, именует себя Дени д'Аржанси, действительно ваш брат?
Она испугалась:
– Мы с ним больше не видимся, сир.
– Жаль, ибо вы могли бы сказать ему, что жизнью своей он обязан лишь любви, которую я питаю к вам.
Она вернулась на улицу Бюшри в смятенном состоянии духа. Что опять натворил Дени?
– Король даровал тебе право называться Жак де л'Эстуаль, – сказала она.
Он долго с изумлением смотрел на нее.
– Король? – повторил он. – Ты можешь свободно встречаться с королем?
Она кивнула.
– Ты была…
– Я была протеже Агнессы Сорель, – ответила она, обрывая угаданный вопрос. – После ее смерти стала протеже короля. Я раскрыла заговор против него. Я тебе потом расскажу. Жак… Сегодня нам нужно уладить две проблемы. Мы приглашены сопровождать короля на охоте в Меэн-сюр-Йевр, недалеко от Буржа. Тебе нужна достойная одежда.
– Я приглашен к королю? – недоверчиво спросил он.
Она кивнула. Он встал и обнял ее.
– Неужели это та крестьяночка, которой я некогда подарил зеркало в Аржантане?
Она прижалась к нему. Уткнулась лицом в плечо того, кто отныне носил имя Жак. Ей хотелось поцеловать его. Но в этот момент она любила его не телесной любовью.
– Жак, ты подарил мне гораздо больше. Сейчас не время говорить об этом. Сначала надо позаботиться о твоем наряде.
– У меня больше ничего нет, – сказал он. – Отец предупредил, что раздаст мои вещи бедным.
– Я позову старьевщика. Ты должен быть одет с головы до ног к утру пятницы. Потом…
– Потом?
– Ты будешь окрещен.
Он отстранился от нее, подошел к окну и открыл его. День был серым. Ветерок колебал пламя в очаге. Он обвел взглядом дома напротив.
– Итак, ты собираешься родить меня, – прошептал он.
– Как ты породил меня. Мы происходим друг от друга. Он закрыла окно. В комнату вошел Франсуа и посмотрел на них. Дети лучше взрослых умеют улавливать напряжение. Он безмолвно вопросил их взглядом ярко-зеленых глаз. Жак с улыбкой повернулся к нему.
– Это раненый? – спросил Франсуа.
– Здравствуй, – сказал Жак.
– Ты больше не раненый?
Жак засмеялся и протянул руку. Франсуа серьезно подал ему свою. Жак взял его на руки. Они смотрели друг на друга, и мальчик выглядел задумчивым. Он погладил незнакомца по лицу, словно желая узнать его на ощупь. Жак прижал ребенка к груди и поцеловал.
– Ну, – сказал Франсуа, – теперь ты хочешь уйти? Жак на миг прикрыл глаза.
– А чего хочешь ты? Чтобы я ушел или остался здесь?
– Я думал, ты останешься… Жак поставил Франсуа на пол.
– Мама спасла тебя от грабителей, значит, ты должен остаться.
Жак затрясся от беззвучного смеха. Вошедшая кормилица поклонилась ему.
– Хозяйка, Франсуа хочет кошку.
– Что ж, кошка может пригодиться, пусть охотится на мышей, – сказала Жанна.
Франсуа с торжеством повернулся к кормилице.
Старьевщик пришел во второй половине дня. На спине он нес мешок. Жанна отвела его в свою спальню и позвала Жака.
– Мне сказали, что это знатный человек, – произнес старьевщик. – Я принес лучшее из того, что у меня есть.
Он смерил Жака взглядом:
– Как господин высок! Но, к счастью, худощав. Потому что худощавому всегда можно что-то подобрать, а вот с толстяками…
Две пары чулок. Черные бархатные штаны. Просторные штаны о-де-шос из синего атласа с гульфиком и облегающие ба-де-шос из тонкой черной шерсти, постиранные и выглаженные. Две рубашки тонкого полотна, постиранные и выглаженные. Длинная ночная рубашка тонкого полотна без ворота, постиранная и выглаженная. Куртка синего узорчатого атласа, проглаженная сквозь мокрую тряпку. Жилет из рыжеватого генуэзского бархата в тон штанам бронзового цвета. Черная бархатная шапочка. И широкий плащ, подбитый беличьим мехом, с воротником из летнего горностая. Две пары башмаков "медвежья лапа", ни разу не надеванных.
