Михаил Калашников - Записки конструктора-оружейника
Вдруг с той стороны, где осталась машина, мы услышали звуки выстрелов. Помню, лейтенант, скрипя зубами, прошептал: «Из „шмайсеров“ лупят, сволочи. А нам хоть бы парочку автоматов...»
Здоровой правой рукой я изготовил к стрельбе пистолет. Через кустарник, пригнувшись, мы бежали к месту боя.
Впрочем, это был не бой. Фашисты просто расстреляли из автоматов безоружных людей. И нас троих ждала бы та же участь, не прикажи военврач разведать деревню.
Когда мы прибежали, все уже было кончено. Нашим глазам открылась страшная картина хладнокровного варварского убийства. Мы плакали от бессилия. Нам хотелось ринуться вслед за врагом и стрелять, стрелять в него. Но что мы могли сделать против автоматов и пулеметов? Первым это понял лейтенант. Решили самостоятельно пробиваться через линию фронта к своим.
Двигались только ночью. Иногда от разрывающей боли в плече я впадал в забытье. Не легче было и лейтенанту. Не знаю, что могло бы случиться, если бы рядом с нами не находился шофер Коля. Не сохранила память, к сожалению, его фамилии. Осталась лишь глубокая благодарность к человеку, верному войсковому товариществу, святой солдатской заповеди — сам погибай, а товарища выручай.
Мы старались обходить стороной каждый населенный пункт. Понимали: фронт недалеко, в деревнях могут находиться вражеские подразделения. Наши раны гноились. Бинты засохли от крови и почернели от грязи. Не было еды. Лейтенант и я слабели с каждым часом.
Конечно, сейчас трудно сказать, сумели бы мы пробиться к своим, если бы не помощь наших советских людей, в силу обстоятельств оставшихся на оккупированной территории. Одни не смогли вовремя уйти, другие не захотели отрываться от родного очага и родительских могил. Нам троим помогли именно они, честные, глубоко верившие в нашу победу люди.
На одной из дневок Коля увидел пожилого крестьянина, шедшего кромкой леса. Он переговорил с ним, спросил, нет ли поблизости фельдшера, где находится враг. Крестьянин вывел нас на лесную, густо заросшую травой дорогу, по которой давно никто не ездил. Он объяснил, как добраться до села, где жил, по его словам, «очень хороший, душевный лекарь». Пройти предстояло километров пятнадцать. Мы поблагодарили отзывчивого человека за поддержку и стали ждать наступления темноты.
Шли по извилистой, ухабистой дороге всю ночь. На рассвете, обессиленные, добрались до села. Во второй половине дня, убедившись, что гитлеровцев там нет, двинулись к околице. Мы с лейтенантом остались в зарослях кустарника, а Коля пошел к дому фельдшера.
Ожидать возвращения шофера пришлось довольно долго. Но вот раздался короткий условный свист. Мы ответили своим установленным сигналом. Через пару минут к нам вышел Коля. В руках — сверток с едой. В пожелтевшей газете оказались завернутыми полбуханки домашнего хлеба, несколько вареных картофелин, яблоки, щепотка соли. Целое богатство!
Николай Иванович (так звали фельдшера, передавшего нам еду) сказал, что с наступлением темноты прямо в доме осмотрит раненых, и посоветовал проявлять максимум осторожности. Коле он рассказал, что трое его сыновей сражаются в рядах Красной Армии.
Через несколько часов мы были в комнате с плотно занавешенными окнами. Николай Иванович тщательно обработал наши раны, перевязал и твердо сказал:
— Прописываю вам постельный режим на трое суток как минимум, если хотите выйти к нашим окрепшими и еще повоевать. Ну а теперь извольте в «палату», — и проводил нас на сеновал.
Фельдшер заходил к нам только поздно вечером. Приносил еду, информировал об обстановке в селе. На третьи сутки под покровом ночи он вывел нас за околицу, пожелал доброго пути и возвращения в родные части. Так мы расстались с человеком, по сути дела мало знакомым, но близким нам по духу, вере в победу. Он сделал все, что мог, чтобы мы вернулись в строй.
Не буду описывать лишения, выпавшие на нашу долю, пока мы добирались до своих. Забота, волшебные руки сельского медика Николая Ивановича сделали главное — помогли нам с лейтенантом выдержать путь до конца. Недалеко от города Трубчевска, буквально валясь с ног от усталости, мы вышли к одной из наших частей. Какое же это было счастье — вновь оказаться среди таких же, как ты, советских бойцов!
После недолгой соответствующей проверки меня с лейтенантом тут же отправили в госпиталь, а шофера Колю зачислили в часть. Расставались мы с ним со слезами на глазах. Пережитое нами за семь суток по-настоящему сблизило нас. Не знаю, как сложилась судьба этих двух сильных духом людей. Может, погибли в боях за Родину, может, дошли до Берлина, стали свидетелями салюта Победы. Я же в своем сердце храню тепло их товарищеского участия, надежного плеча.
Не думал только, что мое ранение, контузия выведут меня из строя на продолжительное время. Врач после очередного осмотра обычно качал головой и произносил:
— Как же вас угораздило так запустить рану? Придется вам, молодой человек, задержаться для лечения.
В госпитале я как бы заново переживал все, что произошло за месяцы участия в боях. Вновь и вновь возвращался к трагическим дням выхода из окружения. Перед глазами вставали погибшие товарищи. Ночью, во сне, нередко чудились автоматные очереди, и я просыпался. В палате была тишина, прерываемая лишь стонами раненых. Лежал с открытыми глазами и думал: почему у нас в армии так мало автоматического оружия, легкого, скорострельного, безотказного?
Хотя нам, танкистам, не полагалось иметь на вооружении личного состава ППД (7,62-мм пистолет-пулемет системы Дегтярева), держать его в руках, разбирать и собирать мне доводилось. Знал я и о том, что пистолет-пулемет системы Дегтярева широко и успешно применялся в период советско-финляндской войны. По эффективности огня в ближнем бою его трудно было сравнить с какими-то иными образцами оружия. Он удачно сочетал в себе легкость и портативность с непрерывностью пулеметного огня, что и определило его наименование.
Выдающийся русский и советский оружейник В. Г. Федоров в книге «Эволюция стрелкового оружия» в 1939 году писал:
«Пистолеты-пулеметы являются оружием сравнительно молодым, выдвинутым опытом мировой войны, причем еще до настоящего времени не везде усвоена мысль о той громадной будущности, какую со временем будет иметь это чрезвычайно мощное, сравнительно легкое и в то же время простое по своей конструкции оружие при условии его некоторых усовершенствований... В пистолетах-пулеметах блестяще разрешена задача дать пулеметный огонь при боевых столкновениях на близких расстояниях, когда в более сильных винтовочных патронах нет никакой необходимости...»
Генералу В. Г. Федорову надо было обладать известной смелостью, чтобы в то время опубликовать эти строки. Мне, красноармейцу, конечно же неведомо было тогда, какая борьба шла на верхних «этажах» нашего военного руководства за признание пистолета-пулемета, за его будущее. Ведь среди его противников находился такой в те годы влиятельный человек, как заместитель наркома обороны Г. И. Кулик, возглавлявший до войны Главное артиллерийское управление, непосредственно ведавшее вопросами разработки современного вооружения и техники и оснащения ими Красной Армии.
Откуда я, раненый боец, мог знать, что в феврале 1939 года пистолет-пулемет системы Дегтярева вообще был снят с производства и вооружения, изъят из войск и сдан на хранение на склады? Уже позже, из книги выдающегося авиаконструктора А. С. Яковлева «Цель жизни», я узнал, насколько остро ставился вопрос о судьбе пистолета-пулемета, какую инертность, а то и просто негативное отношение к нему проявляли некоторые руководящие работники Наркомата обороны.
Когда сняли с вооружения пистолет-пулемет Дегтярева, Красная Армия осталась не только без этого важного вида оружия но и лишилась возможности ознакомления с ним, изучения его тактических характеристик, свойств, особенностей применения в бою. И все-таки за то, чтобы пистолеты-пулеметы заняли достойное место в системе вооружения войск, продолжали бороться, несмотря ни на что, конструкторы В. Г. Федоров, В. А. Дегтярев, Г. С. Шпагин. Внимательно следя за развитием иностранной техники, они хорошо знали, что на вооружение иностранных армий, особенно немецко-фашистской Германии, все больше поступает пистолетов-пулеметов, совершенного автоматического оружия. Отставать нам было нельзя. Конструкторы последовательно и принципиально отстаивали свои убеждения. В частности, В. А. Дегтярев обратился в Наркоматы вооружения и обороны, настаивая на возобновлении изготовления ППД и наращивании мощностей его производства.
Окончательно решила судьбу пистолета-пулемета начавшаяся советско-финляндская война. Оказалось, что в условиях лесистой и пересеченной местности пистолет-пулемет — достаточно мощное и эффективное огневое средство ближнего боя. К тому же противник, используя находившийся у него на вооружении пистолет-пулемет «Суоми», наносил ощутимый урон советским подразделениям в ближнем бою, особенно при действиях на лыжах. В конце 1939 года по указанию Главного военного совета началось развертывание массового производства ППД, а 6 января 1940 года Комитет Обороны принял постановление о принятии его на вооружение РККА.
