Марк Лог - Король говорит!
Лог чувствовал, однако, что король нервничает, и, чтобы отвлечь его мысли от предстоящего испытания, поддерживал разговор о событиях этого дня до той минуты, когда в самом начале восьмого из репродукторов послышались первые звуки национального гимна.
— Удачи тебе, Берти, — сказала королева, когда ее муж пошел к микрофону.
— С переполненным сердцем я обращаюсь сегодня к вам, — начал король, и Би-би-си донесла эти слова до его подданных не только в Британии, но и во всей обширной Империи, включая и родину Лога. — Никогда прежде новокоронованный король не мог обратиться ко всем своим народам в их собственных домах в самый день коронации…
Пот ручейками стекал по спине Лога.
— Королева и я желаем здоровья и счастья всем вам и не забываем в эти праздничные часы о тех, кто живет в мрачной тени болезни, — продолжал король.
«Прекрасно», — оценил про себя Лог.
— Я не нахожу слов, чтобы выразить благодарность за вашу любовь и вашу преданность королеве и мне… Скажу только: всем способам выразить свою благодарность я предпочту верное служение вам в грядущие годы… Королева и я навсегда сохраним в наших сердцах воодушевление, испытанное в этот день. И да окажемся мы достойны того доброжелательства, которое я с гордостью ощущаю вокруг с самого начала своего правления. Благодарю вас от всего сердца, и да благословит вас Бог.
К моменту окончания речи Лог был так взволнован, что не в силах оказался говорить. Король вручил Вуду памятную коронационную медаль, а вскоре к ним присоединилась королева.
— Ты говорил замечательно, Берти, — сказала она. — Гораздо лучше, чем на пластинке.
Король простился с Вудом, потом, повернувшись к Логу, пожал ему руку и сказал:
— Спокойной ночи, Лог. Большое вам спасибо.
Так же поступила и королева. Ее голубые глаза сияли. Глубоко взволнованный, Лог ответил:
— Самое замечательное событие в моей жизни, ваше величество, — это представившаяся мне возможность оказаться вам полезным.
— Спокойной ночи. Спасибо, — повторила она и тихо добавила: — Да благословит вас Бог.
Слезы навернулись ему на глаза, и он чувствовал себя последним дураком, спускаясь по лестнице в комнату Хардинжа, где выпил еще виски с содовой, о чем тут же и пожалел. Глупо было делать это на пустой желудок, размышлял он чуть позже, замечая, что мир начинает вращаться, а язык — заплетаться. Тем не менее он сел вместе с Хардинжем в машину, высадил того у Сент-Джеймса, а потом свернул на юго-запад, к дому.
Почти весь следующий день Лог провел в постели, не отвечая на настойчивые телефонные звонки друзей, желавших его поздравить. Газетные отклики на королевскую речь были в подавляющем большинстве благоприятными. «Голос короля был вчера сильным и звучным, поразительно напоминая голос его отца, — сообщала газета „Стар“. — Слова звучали уверенно, ясно и без малейших запинок». Лучшей похвалы оба они не могли и желать.
Глава вторая «ПРОСТОЙ ЧЕЛОВЕК ИЗ КОЛОНИЙ»
Аделаида в 1880-х годах была городом, исполненным патриотической гордости. Названная в честь королевы Аделаиды, родившейся в Германии, супруги короля Вильгельма IV, она была основана как предполагаемая столица Британской провинции свободных колонистов в Австралии. Город застраивался по сетчатому принципу, в нем были запланированы широкие бульвары и большие общественные скверы; его окружали парковые территории. Ко времени своего пятидесятилетия он сделался удобным для проживания: с 1860 года сюда подавалась по трубам вода из водохранилища Торндонского парка; конки и железнодорожные пути облегчали передвижение; ночью улицы освещались газовыми фонарями. В 1864 году в Аделаиде появился университет, а семью годами позже впервые распахнулись двери Южно-Австралийской художественной галереи.
Здесь, вблизи Колледж-Тауна, на окраине города, 26 февраля 1880 года родился Лайонел Джордж Лог, старший из четырех детей. Его дед Эдуард Лог, уроженец Дублина, приехал сюда в 1850 году и открыл на улице Короля Вильгельма Пивоваренный завод Лога. В городе в то время были десятки пивоварен, но у Эдуарда Лога дела пошли особенно хорошо. Газета «Аделаида обсервер» приписывала этот успех хорошему качеству воды и «особому мастерству» владельца, которому удавалось производить «такой отличный эль, что он мог успешно конкурировать со всеми прочими изготовителями этого золотистого напитка, утешителя в людских печалях».
Лог никогда не видел своего деда. Эдуард умер в 1868 году, и завод перешел к его вдове Саре и ее деловому партнеру Эдвину Смиту, который позже выкупил ее долю. В конце концов, после нескольких слияний, первоначальное предприятие стало частью Южно-Австралийской пивоваренной компании.
Отец Лога, Джордж, родившийся в 1856 году в Аделаиде, получил образование в колледже Святого Петра и по окончании учебы стал работать на пивоваренном заводе, где дослужился до старшего бухгалтера. Позднее он получил лицензию на торговлю спиртными напитками в отеле «Бэрнсайд», которым управлял вместе со своей женой Лавинией, а затем приобрёл отель «Слон и замок», который по сей день стоит на Вест-Террасе. Свое детство Лог вспоминает с большой теплотой. «Я рос в удивительно счастливом доме — мы были очень дружной семьей».
Лог учился в одной из старейших мужских школ Аделаиды — в колледже Принца Альфреда, который был главным соперником колледжа Святого Петра. Школа славилась как учебными, так и спортивными достижениями (особенно в крикете и австралийском футболе). Однако Лог, по собственному его признанию, старательно искал дисциплину, в которой мог особенно отличиться. Озарение пришло неожиданно. Как-то раз, оставленный после уроков, он наугад открыл какую-то книгу: это оказалась «Песнь о Гайавате» Лонгфелло. В глаза ему бросились слова:
И рассказчик сказок Ягу,
Говорун, хвастун великий,
Много по свету бродивший,
Верный друг Нокомис старой,
Сделал лук для Гайаваты[6].
Лог целый час читал не отрываясь, завороженный словами. Вот оно, по-настоящему главное, — ритм, и он отыскал ту дверь, которая позволяет в него войти. Даже в раннем детстве больше лиц ему были интересны голоса. Шли годы, и интерес к голосам, их притягательность для него росли. В те времена выразительности речи придавали гораздо большее значение, чем сейчас; ежегодно четыре мальчика, признанные лучшими чтецами, выступали в ратуше Аделаиды с декламацией, состязаясь за главный приз. Лог, конечно, бывал в числе победителей.
В шестнадцать лет он окончил школу и стал заниматься с Эдуардом Ривзом, преподавателем декламации, уроженцем Сэлфорда, который еще ребенком вместе с семьей эмигрировал в Новую Зеландию, а в 1878 году переехал в Аделаиду. Днем Ривз давал уроки декламации, а вечерами выступал перед огромными аудиториями в Виктория-холле или в других публичных местах. Специальностью его было художественное чтение Диккенса. Выступления такого рода являли настоящие чудеса не только дикции, но и памяти. Заметка в газете «Реджистер» от 22 декабря 1894 года с восторгом описывала исполнение «Рождественской песни». «Два часа с четвертью мистер Ривз без помощи каких-либо записей декламировал эту увлекательную историю, — говорилось в заметке. — Взрывы аплодисментов часто прерывали чтеца, а когда он завершил повесть словами Малютки Тима: „Да осенит нас Господь Бог своею милостью!“[7] — его наградили овацией, которая неопровержимо свидетельствовала об искреннем восхищении слушателей».
В эпоху, не знавшую телевидения, радио и кинематографа, такие «декламации» были очень популярной формой развлечения. Эта популярность, очевидно, также отражала особый интерес англоязычного мира к манере говорить и качеству речи. То, что можно назвать «движением за мастерство речи», стало возникать в Англии в конце восемнадцатого века отчасти как растущее признание важности публичных выступлений. Люди становились грамотнее, общество постепенно демократизировалось — все это способствовало тому, что больше внимания стало уделяться мастерству публичных ораторов, будь то политики, адвокаты и даже священнослужители. Движение особенно широко развернулось в Америке. В 1830-х годах Йельский и Гарвардский университеты ввели в программу обучения отдельный предмет — технику речи, а ко второй половине столетия он стал обязательным во многих колледжах Соединенных Штатов. В школах особое значение придавали чтению вслух, а это означало, что большое внимание уделялось артикуляции, дикции, произношению. Всему этому сопутствовал интерес к ораторскому искусству, к риторике.
В Австралии подъему этого движения способствовало и все растущее расхождение между английским языком ее населения и тем английским, на каком говорят в Британии. Для некоторых эта характерность австралийского произношения была знаком национальной гордости — особенно после того, как 1 января 1901 года шесть колоний объединились в федерацию, образовав Австралийский Союз. Некоторые комментаторы, однако, видели в этой характерности всего лишь признак лени. «Привычка говорить с постоянно полуоткрытым ртом — это еще одно проявление национального „чувства усталости“, — сетовал автор статьи в „Бюллетене“, австралийском еженедельнике на рубеже прошлого столетия[8]. — Многие из типичных мужланов вообще никогда не закрывают рот. Часто это указывает на аденоиды и увеличенные гланды — извечные австралийские недуги».
