Виктор Дьяков - Дорога в никуда. Часть первая. Начало пути
Сыновьями Игнатий Захарович гордился, и собой тоже. Ведь в том, что старший выслужился в вахмистры, а младший так и вообще постиг все кадетские и юнкерские науки, стал офицером, несомненна и его заслуга. Особенно велика роль отца в успешной карьере младшего, Ивана. Когда в 1905 году от станицы отбирали двух кандидатов для поступления в Омский кадетский корпус, претендентов набиралось несколько человек. Но на одно место таковой был известен заранее, Васька Арапов, сын тогдашнего станичного атамана Василия Федоровича Арапова. Хоть в начальных классах станичного училища Васька по успеваемости не блистал и по поведению ухорез был ещё тот, но у его отца по должности имелись так называемые "офицерские" права, позволявшие устроить сына учиться за казенный счет в самое привилегированно среднее учебное заведение всей Сибири. Увы, у Игнатия Решетникова таких прав не было, потому на казенный кошт рассчитывать не приходилось. Устроить сына учиться за свой счет, то есть своекоштником - Игнатий не богач и оплачивать учебу сына никак бы не смог. Оставалось надеяться на войсковую стипендию. Но их выделяли крайне мало, всего по нескольку на каждый Отдел. Однако здесь у Игнатия уже имелись некоторые шансы добиться ее для сына. Дело в том, что Игнатий являлся георгиевским кавалером.
"Георгия" Игнатий Захарович заслужил в 88-м году, будучи на срочной службе, когда в составе 3-го полка Сибирского казачьего войска нес службу в опорном посту на границе с Китаем в районе Тарбагатайского хребта. В тот раз большая часть казаков во главе с сотником покинула пост, чтобы перекрыть границу возле перевала, где ожидался проход крупного каравана контрабандистов, охраняемых хунхузами. Сведения оказались дезинформацией, контрабандисты пошли не через перевал, а прямо на пост, где оставалось всего два десятка казаков во главе с вахмистром. Контрабандистов и хунхузов насчитывалось больше сотни, и они пошли на прорыв. В самом начале штурма вахмистр получил тяжелое ранение, и командовать пришлось ему, тогда двадцатичетырехлетнему уряднику Игнату Решетникову. Больше суток, потеряв более половины людей, сдерживали атаки казаки, но так и не пропустили хунхузов и "барантачей" через границу. Подоспевшие основные силы захватили весь караван. За этот славный бой и представили Игнатия Захаровича к "Георгию". В те годы для станицы, да и для всего третьего отдела то была редкость. Ведь в отличие от казаков 1-го и 2-го отделов, которые участвовали в походах на Коканд, Бухару, воевали в Семиречье и имели куда больше возможностей отличится и получать такие высшие воинские награды как георгиевские кресты, третьеотдельцам, на своей границы, конечно же, по настоящему воевать приходилось куда реже. И вот одним из таких редких героев и стал Игнатий Решетников. Это уже после, на японской и тем более на германской войне "кавалеров" стало пруд пруди, а тогда... К сожалению "Егория" имел он одного, то есть полным кавалером не являлся, а то бы согласно "положения" тоже имел бы право учить сына за казенный счет. Но и это обстоятельство он решил использовать, что бы добиться войсковой стипендии... Игнатий бросил все дела, хозяйство, и тогдашнего станичного атамана Арапова "поил" и "подмазывал", и в мундире со всеми регалиями ездил в Уст-Каменогорск на приём к атаману отдела с подарками. Но тем не ограничилось, и там тоже денег дать пришлось. В общем, ублажал начальство всячески и преуспел-таки, взяли его Ваньку в кадеты, на войсковую стипендию. Иван оправдал и немалые расходы, и надежды отца: из рядовой казачьей семьи вышел в офицеры, и вот он уже сотник и тоже георгиевский кавалер.
Степан, конечно, обижался на отца, что тот столько сделав для младшего брата, его, так сказать, оставил в "навозе". Но отец видел, что туго дается старшему сыну учеба, и его "пихать" не стоит. Но и старший, еще на срочной став младшим урядником, уже на фронте выслужил два солдатских "Георгия" и тоже превзошёл чином отца - вахмистр это не пустяк. Хотя сейчас, конечно, это не главное. Бог с ними с чинами, лишь бы жив был. Вон, почти все его полчане уже дома, а он словно провалился. И где его искать, куда писать, когда по всей стране такой тарарам идёт.
Ну, а с младшим всё яснее ясного, у него все дороги открыты, хочешь делать карьеру офицерскую, делай, такой никак не меньше полковника выслужит. Но Игнатий Захарович лелеял надежду, что сын всё же в армии не останется, осядет в станице. Во-первых родителям заступник и помощник, во вторых с его заслугами, чином и образованием прямая дорога в станичные атаманы, а станичный атаман в своем "царстве" значит куда более, чем тот же полковник где-нибудь в городе. И этот второй путь куда надёжнее и вернее первого, ведь Иван целится взять в жёны не кого-нибудь, а дочь самого нынешнего станичного атамана, который в свое время тоже предпочёл военной карьере станичное атаманство, и не прогадал, ох не прогадал Тихон Никитич.
Ваня с Полиной немного знали друг друга с детства, потом как-то на пароходе встретились кадет и гимназистка, ехавшие домой на каникулы. Кадет, двумя годами старше, покровительственно опекал гимназистку, хвастал, что Омск, в котором он учился по всем статьям превосходит Семипалатинск, где училась она... Своевольная атаманская дочь, хоть и было ей тогда всего двенадцать лет, не стерпела, прилюдно вцепилась кадету в короткие, едва отросшие после регулярных стрижек вихры... С этого далеко не любовного эпизода начались их отношения, продолжающиеся уже восьмой год. Игнатий Захарович по слухам знал, что атаман перед войной не очень одобрял то, что его дочь благоволит Ивану. Тот хоть и вышел в офицеры, но ей не ровня...
Тихон Никитич Фокин был природным казаком, но после срочной службы не вернулся в станицу, а остался на сверхсрочную. За усердие и исполнительность его, и награждали не раз, и произвели в подхорунжие, а потом вообще "изъяли" с пограничного 3-го полка и откомандировали в Омск, где формировались войска для боевых действий за границами империи. В 1900 году он уже со 2-м сибирским казачьим полком участвовал в Китайском походе, и хоть в боевых действиях тогда полку участвовать не пришлось, себя проявил, за что и был пожалован в хорунжие, то есть стал офицером. В японскую войну уже пришлось воевать по настоящему, и там хорунжий Фокин был награждён георгиевским оружием, произведен в сотника, получил осколочное ранение и серьёзную контузию. Трудно сказать, как бы сложилась служба Тихона Никитича останься он в строю, ведь в 1905 году ему стукнуло уже тридцать пять лет - для сотника многовато. К тому же у него не имелось за плечами, ни кадетского, ни юнкерского образования, а главное, в мирное время для продвижения нужны совсем другие качества, нежели в военное. Здесь личная храбрость и умение управлять подразделением в боевой обстановке "не работают", здесь нужны связи и умение нравиться начальству. Потому, скорее всего, Тихон Никитич большой военной карьеры никак бы не сделал. Видимо, по этой причине, с учётом пошатнувшегося после ранений здоровья, сотник Фокин вышел в отставку и вернулся в родную станицу. Здесь он рьяно, так же как и служил, занялся семейными и хозяйственными делами. Родители его к тому времени уже совсем старыми стали, и, что называется, смотрели в землю. Ну, а Тихона Никитича через два года, как казака авторитетного, к тому же имеющего обер-офицерский чин, единогласно на сходе избрали станичным атаманом. На этом посту он сменил вороватого пьяницу Арапова. Ко всему, уже тогда Тихон Никитич стал одним из самых богатых казаков в станице. Это тогда в 1907, а сейчас... Богат, очень богат Тихон Никитич. Атаманский дом самый большой и нарядный в станице. Строил его Тихон Никитич рядом со старым отцовским, аж два года, с десятого по двенадцатый. Хоть отец и умер незадолго до начала строительства, а мать еще раньше, но всё равно в старом доме стало уже тесно. Сейчас старый дом переоборудован для пребывания там постоянной прислуги и сезонных батраков. А как же, там-то всего две небольшие комнатушки да сени. Разве можно было в таком доме жить с женой, которая хоть тоже не благородных кровей, дочь полчанина отца из посёлка Большенарымского, но успела с мужем пожить в гарнизонах, пообщаться с настоящими дамами-дворянками. Несмотря на то, что по возвращению в станицу приходилось ей и печь топить, и грядки полоть, и корову доить, была она уже далеко не рядовая казачка, о комфорте и удобстве жизни имела вполне определённые понятия. И дочь подросла, в гимназию отдали - ей отдельная комната нужна, и в туалет ходить на скотный двор, как это было заведено во многих казачьих семьях, бывшей офицерской, а впоследствии атаманской семье негоже. Так вот и появился этот дом-красавец, обитый тёсом, с высоким крыльцом, с прихожей, гостиной, спальней, отдельной комнатой дочери, кабинетом, туалетом, которым можно было пользоваться, не выходя из дома. Имелся, правда, и на улице туалет, но это для прислуги и батраков. Отдельно от дома, такая же новая бревенчатая баня, ещё дальше скотный двор, построенный ещё отцом, но уже Тихон Никитич его "перебрал" и расширил. Над железной крышей дома красуется жестяной петух, который вместе с оконными наличниками красились раз в два года, и оттого всё время казались новыми. Забор тоже красился, высокий из остроконечных вплотную подогнанных друг к другу тесаных бревен. Такой забор Тихон Никитич "подсмотрел" у кержаков, где все внутренние постройки как бы окружались крепостным частоколом. Здесь же забор окружал обширный внутренний двор и все жилые и хозяйственные постройки. Да, недаром уже одиннадцатый год носит атаманскую булаву-насеку Тихон Никитич. За эти годы он, используя хозяйскую сметку и, конечно, своё служебное положение, умело эксплуатировал положенные ему по статусу двести "офицерских" десятин пашни и лугов, с которых и хлеба собирал и всевозможного скота выпасал-откармливал, да не простого а племенного. Да, денежки у него водились и немалые. На своём подворье держит он четверых постоянных работников, прислугу, как по-городскому любит говорить его супруга Домна Терентьевна. Еще семеро постоянно при его скотине на заимках - пасут, ухаживают, и до трех-четырех десятков батраков нанимает атаман в сезон на сев, уборку и прополку. На другом, левом берегу Иртыша у атамана имеется заимка и кошара, в которой нанятые им же киргиз-кайсацы пасут его баранов, почти три сотни голов, и лошадиный табун в полсотни кровных лошадей. Пожалуй, даже два табуна, так как жеребых кобыл обязательно изолировали от основного табуна, и они паслись отдельно, чтобы не выкинули жеребенка. А на этом берегу у него тоже есть заимка, в горах на ему же принадлежащих лугах. Туда он весной и летом выгонял на выпас своих коров с телятами, которых насчитывалось больше двух десятков. И в землепашестве Тихон Никитич преуспел, ибо широко использовал всевозможные самые современные сельхозмашины: сеялки, жнейки, молотилки. Одним из первых в крае он стал высевать клевер, и с него скотина имела такие привесы... Дружбу водит Тихон Никитич с семипалатинским купцом 1-й гильдии Ипполитом Кузмичем Хардиным, торгующим зерном и шерстью, владельцем двух буксирных пароходов и нескольких барж, двух магазинов и множества складов в Семипалатинске. В общем, не стань Иван сначала кадетом, а потом офицером... По всему и Тихон Никитич изначально не такого жениха хотел для дочери. Какой казак, даже выбившийся в обер-офицеры, не желает, чтобы его дети ещё поднялись по сословной лестнице, а высшим сословием в Российской Империи испокон считалось потомственное дворянство.
