Степан Злобин - Степан Разин (Книга 1)
Молоденькие казачки, шепчась, взглянули на юного казака и захихикали. Степан, стараясь не показать смущения, перевел взгляд на кручу правого берега, теперь залитого солнцем, и увидел там ватагу скачущих всадников.
– Дывись, атаманы, что там за вершники! – воскликнул Степан, довольный, что первым увидел на берегу поспешавших казаков. Все оглянулись.
– Бачьте, братове, гонцы якись, что ли! С чем бы? – заговорили казаки.
– Наметом идут. Кубыть, к переправе.
– Эх, смотри, припоздали! – сочувственно протянул кто-то.
– Не наши станичные, словно б чужие.
– Да то запорожцы! Гляньте-ка: польски жупаны и шаровары красные, как у турка!
Всадники, видимо, тоже заметили отваливший от берега паром. Передний из них, сияв шапку, махал ею плывущим. Он что-то крикнул, но ветер отнес его крик.
– Лихо спешат гонцы! Знать, крепко побили польских панов! – довольно сказал с седла старый Разя. – Стой, стой, дядько Иван! Ворочай! – закричал он паромщику. – Поворотимся к берегу, подождем!
– Диду Тимош, ты всем запорожцам свойственник: кому – кум, кому – сват! – с насмешкой заметил дородный щеголеватый казак с бирюзовой серьгой в ухе. – Пошто ворочаться! Пождут у бережка, да в другой раз и перевезутся!
– Пождут, не беда! Нам уж рукой подать, – подхватили казаки, спешившие на базар.
– Полно глазеть, атаманы! Тяни дружней! – крикнул паромщик.
Запорожцы взлетели вскачь на кручу над переправой. С берега донесся их крик в несколько голосов.
– Зараз ворочу-усь! – сложив ладони трубою, откликнулся паромщик в сторону берега и ответно махнул шапкой.
Паром уже достиг середины течения, когда запоздалые всадники спустились к воде. Как бы смерив взглядом ширину реки, их вожак из-под ладони взглянул на Черкасский остров и разом спрянул с коня. Вслед за ним спешились и остальные украинцы.
– А головой у них Боба! – обрадованно узнал Тимофей Разя. – Бобу по малым делам не пошлет Запорожье!
Старый знакомец Рази полковник Андрий Боба в последний раз приезжал на Дон перед весной для покупки казацкой сбруи. Сорок тысяч конских удил и столько же пар железных стремян заказал он тогда донским кузнецам, чтобы не ковать их на Украине, где панские подсыль-щики могли увидать прежде времени подготовку украинцев к битвам против ненавистного панского ига. Да еще ухитрился Боба тогда где-то тайком купить сотню бочонков пороху и толику свинцу панам на гостинцы. Когда он уезжал домой, то наказывал ждать вестей о великих победах над польским панством. И вот прискакал теперь сам, должно быть, с большими вестями.
– Надысь проезжал из Польши домой армянин. Такая война, говорил, – и товары покинул, абы душу спасти. Запорожцы, мол, гонят панов и колотят, – заметил казак с серьгой.
– Пошли им господь одоленье! – сказал Тимофей. Он снял шапку и перекрестился.
– Дай бог! – подхватили вокруг на пароме.
– Батька! А что же он на буланом? Ведь он прошлый год купил Воронка! Неужто сменял? – звонко спросил Стенька.
– Да что они, чертовы дети, купаться затеяли, что ли! – тревожно выкрикнул удивленный паромщик, заметив, что запорожцы начали раздеваться.
С парома глядели на берег с любопытством: гонцы поскидали с себя одежду, освободили коней от подпруг и по-татарски сложили платье и седла на вязанки сухого камышняка, захваченного с собой для переправ через реки.
– Батька, куда ж они?! Ведь вода ледяная! – в волненье воскликнул Стенька, когда запорожцы направили лошадей в осенние воды глубокого Дона.
– Куда вы там, бешены черти! Зараз ворочу-усь! – закричал им паромщик.
Во всех челнах и ладьях гребцы покидали весла, уставившись на запорожских вестников.
Когда кони зашли глубоко и могучее течение начало быстро сносить их книзу, всадники поспрыгивали с коней в воду и, держась за их гривы, пустились вплавь...
Донские казаки издавна были союзниками запорожцев в борьбе со степными ордами, которые рвались на север с приморского юга.
Плечом к плечу стоял Дон с Запорожьем, и много раз под татарскими саблями смешивалась их кровь. В битвах с крымцами множество запорожских казаков было вызволено донцами из турецко-татарской неволи и немало пленных донцов избавлено запорожцами. А сколько украинских крестьян уходило от мести польского шляхетного панства в пределы донских земель и в соседнюю Слободскую Украину, где вырастали их поселения и создавались новые станицы и города. У казаков был почти что один язык; одна вера и давняя дружба связывали их. На Дону всегда радовались победам запорожцев и сочувствовали их поражениям...
Паром достиг черкасского берега, но никто из казаков, переправившихся на нем, теперь не спешил уже в город, будто не они только что отказались воротиться за запорожцами. Никто не ушел от пристани, и все дожидались, пока чужедальние гости осилят холодный Дон.
С десяток черкасских жителей уже бежали к берегу с теплыми зипунами, чекменями и кожухами, казачки – с горячими пирогами.
Но, выйдя на берег, запорожцы приняли только по чарке водки, натянули на посиневшие тела свое платье и молча стали седлать прозябших коней.
– Ондрий, здорово, брат! – воскликнул Разя, кинувшись к вожаку запорожцев.
Боба обнялся с боевым товарищем, потрепал по плечу «разиненка».
– Дядько Боба, а где же твой Воронок? – спросил Стенька.
– Забили, хлопче, паны проклятые Воронка. Метили пулей в лыцаря, да попали в коня, – сказал Боба, затягивая подпругу на своем молодом Буланке.
– Пошто торопились так, атаманы? Чего вам было парома не подождать? – с обидой спросил паромщик.
– По то и спешили, что единого часа терпеть не можно: хаты горят, дети гинут у нас! – угрюмо сказал Боба, уже ставя ногу в стремя. – Приходите, добрые атаманы, на круг послушать да слово свое сказать за наше правое дело, – вскочив на коня, обратился он к донским казакам.
И все товарищи Бобы, суровые, без улыбки привета, вскочили по коням и поскакали в город в сопровождении ватаги донских казаков.
– Вот тебе и Варшаву взяли! – развел руками казак с серьгой в ухе.
– Гайда, Стенько! – позвал Тимофей сына, тронув бока своего Каурого.
Они проскакали мимо городского глиняного вала, укрепленного плетнем от размыва, и въехали в город. Но вместо того, чтобы двинуться в общем потоке к войсковой избе, они свернули в сторону и удержали коней перед богатым домом войскового атамана Корнилы Яковлевича Ходнева, украшенным замысловатой резьбой белых наличников, яркой зеленой краской стен, цветными стеклами в окнах и золотым петухом на высокой кровле.
Батька крестный
Стенька был крестником и баловнем атамана.
С месяц назад, когда Разя ездил в Черкасск, войсковой атаман посетовал, что старый не взял с собой Стеньку, для которого у него лежал приготовленный подарок – мушкет иноземного дела.
Стенька мечтал об этом ружье со всем мальчишеским пылом. Но, кроме подарка, его влекла в Черкасск также и бескорыстная, искренняя привязанность к атаману Корниле. Он восхищал Стеньку величием, важностью и богатством, как и независимостью суждений и властным обхождением с людьми. Подражать во всем крестному, вырасти таким, как он, и стать войсковым атаманом было заветным желанием Стеньки.
Тимофей Разя иначе относился к куму: ему не нравилась боярская холя, в которой жил войсковой атаман и которая, по мнению Рази, не пристала казаку. Он недолюбливал в Корниле богаческую спесь и воеводский покрик.
Но когда злые языки говорили, что атаман завел тайные сговоры с московским боярством, Разя решительно отвергал этот поклеп:
«Нет, не таков кум Корнила, чтобы продать казачество московским боярам. Хитрость его понуждает хлеб-соль водить с горлатными шапками. Чем раздором да поперечною сварой, – он крепче удержит хитростью волю казачью от жадных боярских рук».
Тимофей втайне даже несколько гордился близостью атамана со своим семейством и его любовью к живому, горячему Стеньке.
Не сходя с седла, Разя с нарочитой смелостью стукнул в косяк окна рукояткой плети.
– Эй, кум Корней, заспался! – крикнул он. – Гонцы с Запорожья, кум!
– Здоров, кум Тимош! – узнав Тимофея по голосу, лениво и хрипло откликнулся атаман из-за закрытой ставни. – Чего ты трудишься, кум? Не молод! На то довольно у нас вестовых казаков в войсковой избе, чтобы бегать с повесткой.
– Я, кум, хотел тебя упредить по дружбе. Мыслю: важное дело послы привезли. А коли тебе не надобно, то уж не обессудь за тревогу. Ваши, значных людей, порядки иные, не как у простых казаков, – сказал с обидою Разя. – Едем, Стенька, – позвал он и тронул коня.
– Кум! Эй, кум! – крикнул Корнила вдогонку. – Воротись-ка, кум! Я спросонок, может, неладно сказал. Воротись! – Атаман распахнул окно и предстал в чем мать родила. – Ух, как солнышко светит! Ай лето назад пришло? Заходи, зараз встану, оболокусь, – сказал атаман и, тут только заметив Стеньку, с неожиданной приветливостью улыбнулся. – А-а, и крестник здесь! Здоров, Стенька, здоров? За ружьем? Уговор – дело свято. Получишь нынче ружье. Веди батьку в курень.
