Александр Дюма - Маркиза де Бренвилье
Спустя месяц она снова заглянула в больницу и поинтересовалась несколькими больными, в которых принимала живейшее участие; выяснилось, что у них случился рецидив, причем болезнь, совершенно изменив характер, приобрела куда более тяжелый оборот. Их поразил смертельный недуг, сопровождающийся необычным истощением сил. Маркиза принялась расспрашивать врачей, но те ничего не могли ей ответить: болезнь была им незнакома, и все их средства, все их искусство оказывались бессильны против нее.
Через две недели она приехала снова; несколько больных уже скончались, несколько еще были живы, но в безнадежном состоянии: то были живые скелеты, и единственными признаками, что жизнь еще теплится в них, были наличие голоса, зрения и дыхания.
В течение двух месяцев все они умерли, и медицина после вскрытия трупов оказалась столь же слепа и несведуща, как и при попытке излечения умирающих.
Таким образом опыт оказался успешен, и Лашоссе получил приказ исполнить то, что ему поручено.
Однажды г-н заместитель судьи позвонил, и Лашоссе, который, как мы уже сказали, был в слугах у советника, вошел в кабинет спросить, что угодно г-ну д'Обре; тот работал со своим секретарем по фамилии Куте и попросил принести воды с вином. Через несколько секунд Лашоссе вернулся с бокалом.
Г-н д'Обре поднес бокал к губам, сделал глоток, но тут же выплюнул и закричал:
— Ты что мне принес, негодяй? Решил меня отравить? — затем, протянув бокал секретарю, сказал: — Посмотрите, Куте, что это такое.
Секретарь отлил несколько капель в кофейную чашку, понюхал, попробовал на язык: питье было горькое и пахло купоросом. Тут Лашоссе подошел к секретарю и объявил, что он догадывается, в чем дело: сегодня утром у одного из лакеев г-на советника был врач, и он, Лашоссе, очевидно, не проверив, взял бокал, которым пользовался его захворавший товарищ; с этими словами, приняв бокал у секретаря, он сделал вид, будто отпил из него, после чего подтвердил, дескать, да, точно, он узнает этот запах, и выплеснул содержимое в камин.
Поскольку заместитель судьи проглотил слишком мало питья, чтобы почувствовать недомогание, он вскоре забыл про этот случай и про подозрение, которое совершенно непроизвольно родилось у него в мозгу; что же касается Сент-Круа и маркизы, увидев, что на сей раз вышла осечка, они решили использовать другое средство даже с риском поразить своей местью посторонних лиц.
Прошло три месяца, прежде чем подвернулся подходящий случай; в первых числах апреля 1670 года г-н д'Обре-старший пригласил брата-советника провести пасхальные праздники в своем имении Вилькуа в Босе; Лашоссе поехал вместе с хозяином и перед отъездом получил новые инструкции.
На следующий день после приезда на обед подали пирог с голубями; семеро отведавших его сразу после обеда почувствовали себя плохо, а те трое, что не стали его есть, не испытали никакого недомогания.
Особенно сильное действие отрава оказала на заместителя судьи, советника и местного начальника стражи[9]. Раньше всёх рвота началась у г-на д'Обре-старшего то ли потому, что он больше всех съел пирога, то ли потому, что первая незначительная порция яда сделала его более предрасположенным к нему; через два часа то же самое началось и у советника; что же касается начальника стражи и остальных, несколько дней они страдали от чудовищных болей в желудке, но уже с самого начала их состояние было не настолько тяжелым, как у обоих братьев.
И на этот раз врачи оказались бессильны. 12 апреля, то есть через пять дней после отравления, заместитель верховного судьи и советник возвратились в Париж; они так страшно изменились, что казалось, будто они перенесли долгую и тяжелую болезнь. Г-жа де Бренвилье находилась в деревне и не появилась, пока братья болели.
Уже на первом консилиуме, созванном по поводу состояния заместителя судьи, у врачей не было никаких надежд. Симптомы были те же, что и при болезни г-на д'Обре-отца; врачи сочли, что это неизвестная наследственная болезнь, и в один голос приговорили больного.
Состояние его все ухудшалось, он испытывал непреодолимое отвращение к любой мясной пище, рвоты не прекращались. Три последних дня жизни он жаловался, что в груди у него словно горит огонь, и внутреннее пламя, пожиравшее его, казалось, сочилось из глаз, единственного органа, остававшегося еще живым, когда все остальное тело было уже мертво. Наконец 17 июня 1670 года он скончался. Потребовалось семьдесят два дня, чтобы яд довершил свое действие.
Возникли подозрения, поэтому произвели вскрытие трупа г-на д'Обре и составили протокол. Операция была произведена в присутствии гг. Дюпре и Дюрана, хирургов, и Гавара, аптекаря, г-ном Башо, личным врачом обоих братьев; было установлено, что желудок и двенадцатиперстная кишка почернели и распадались в клочья, печень поражена гангренозным воспалением. Врачи признали, что подобные разрушения, вполне возможно, произведены ядом, но поскольку некоторые соки в организме оказывают иногда такое же действие, утверждать, что смерть г-на заместителя судьи не была естественной, не решились; поэтому дальнейших исследований проводить не стали, и тело было предано земле.
На вскрытии, главным образом, настаивал г-н Башо, бывший врачом советника парламента. По всем признакам советник был поражен той же болезнью, что и его старший брат, и врач надеялся вырвать у смерти оружие для защиты жизни. У советника была жесточайшая лихорадка, его ни на миг не отпускало сильнейшее возбуждение, как физическое, так и духовное; ни в каком положении он не мог пробыть дольше нескольких минут. Пребывание в постели стало для него пыткой, и тем не менее, покинув ее, он почти тотчас же просился обратно, надеясь хоть ненамного уменьшить боль. Наконец по истечении трех месяцев он скончался. Желудок, двенадцатиперстная кишка и печень у него оказались так же разрушены, как и у старшего брата, но, кроме того, воспаление охватило почти все тело, что, как утверждали врачи, является недвусмысленным признаком действия яда, хотя нередко случается, тут же добавили они, что испорченный желудочный сок производит подобное же действие. Что касается Лашоссе, никто не заподозрил в нем виновника этой смерти; более того, в благодарность за заботы ро время смертельной болезни советник отказал ему в завещании триста экю; еще тысячу франков он получил от Сент-Круа и маркизы.
Тем не менее столько смертей в одном семействе не только удручают сердце, но и ужасают разум. Смерть вовсе не злобна, она просто-напросто слепа и глуха; общество, разумеется, поразило, с каким ожесточением она уничтожала всех, кто носил фамилию д'Обре. Однако никто не заподозрил подлинных виновников, никто не обратил на них взгляд, расследование не было предпринято; маркиза надела траур по братьям, Сент-Круа продолжал бешено сорить деньгами, и все шло заведенным чередом.
В это же время Сент-Круа свел знакомство с Сен-Лораном, тем самым, чью должность так жаждал, но не мог получить Пенотье, и установил с ним весьма тесные отношения; метр Пенотье в этот же промежуток унаследовал от Лезека, своего тестя, умершего, когда никто этого не ожидал, огромнейшие средства и должность второго казначея Лангедока, но тем не менее он столь же алчно стремился получить место сборщика податей духовенства. И тут на помощь ему пришел случай: г-н Сен-Лоран тяжело заболел через несколько дней, после того как по рекомендации Сент-Круа взял себе нового слугу по имени Жорж, и болезнь его сопровождалась теми же симптомами, что были отмечены у отца и сыновей д'Обре, с одной лишь разницей — она протекала гораздо стремительней и все кончилось за сутки. Как и все д'Обре, г-н де Сен-Л оран умер в страшных мучениях. В тот день его навестило одно из должностных лиц верховного суда; он потребовал, чтобы ему самым подробным образом рассказали о смерти друга, о симптомах и течении болезни, после чего в присутствии слуг объявил нотариусу, что надобно произвести вскрытие трупа. Через час после этого Жорж исчез, никому не сказав ни слова и даже не потребовав жалованья. Подозрения усилились, но и на этот раз они были весьма неопределенными. Вскрытие показало общие нарушения, которые вовсе не обязательно могли быть вызваны действием яда; единственно, внутренние органы, не успевшие воспалиться, как это было у гг. д'Обре, оказались испещренными красными точками, похожими на блошиные укусы.
В июне 1669 года Пенотье получил должность, принадлежавшую де Сен-Лорану.
Однако подозрения вдовы не только не рассеялись, но даже превратились почти в уверенность после бегства Жоржа. Вскоре одно обстоятельство подкрепило ее подозрения и совершенно убедило в том, что дело нечисто. Некий аббат, один из друзей покойного, знавший обстоятельства исчезновения Жоржа, спустя несколько дней после смерти Сен-Лорана повстречался с беглым слугой на улице Каменщиков неподалеку от Сорбонны; они оба шли по одной стороне, и в это время всю улочку загородил проезжавший воз с сеном. Жорж поднял голову, увидел аббата, узнал в нем друга своего бывшего хозяина, нырнул, с риском быть раздавленным, под телегу, перебрался на другую сторону и исчез, испугавшись человека, одним своим видом напомнившего ему о совершенном преступлении и преисполнившего его страхом наказания.
