Василий Балябин - Забайкальцы. Книга 3.
После того как все они проехали и скрылись за поворотом дороги, Яков поднялся из-за камня, свистнул, и приискатели начали выходить из укрытия.
— Это кто же такие? — полюбопытствовал один.
— Военные, видать, — ответил Микула Беда. — Хоть и понадевали хрестьянскую лопоть, а видать, что не мужики, все в сапогах, ни на одном, окромя кучера, ичигов нет. Я так думаю, что это командиры советские. Красную-то гвардию ихнюю, слыхать, распустили; какие по домам разошлись, а другие в тайгу подались от белых властей спасаться.
— Вот что, ребята, — заговорил Яков. — Что это за люди, не наше дело. А в случае, ежели кто будет расспрашивать, говорите одно: никого не видели, не знаем — и делу конец.
— Это-то верно, — согласился Микула, — не зря говорят: знайку ведут, незнайка на печке лежит. Так что, в случае чего, лучше уж на печи отлежаться.
— Пошли, ребята, надо засветло до Кислого Ключа дотопать.
— Пошли.
ГЛАВА III
Всадники, которых видели приискатели, в тот же день к вечеру прибыли на постоялый двор Шкарубы.
Спешившись у ворот, все они следом за телегами прошли в ограду, где их уже поджидал сам Шкаруба.
— Моя фамилия Климов, — обмениваясь приветствиями, заговорил с хозяином высокий чернявый человек в крестьянском ватнике и барашковой шапке-ушанке. — Это вот, — приезжий показал на голубоглазую женщину, — моя жена Ольга Андреевна. Нас всего тринадцать человек, едем на прииск Лебединый, думаем пробыть у вас денька два, можно будет?
— Чего же не можно-то, для того и постоялый содержим, — гладя атласную бороду, ответил Шкаруба. — Кони-то все ваши?
— Двадцать лошадей, корм для них найдется у вас?
— Есть сенцо, то же самое и овес. А вы, извиняюсь, деньгами-то какими будете рассчитываться?
— А какими вам хочется?
— Да уж всего бы лучше серебром.
— А если бумажными?
— Тогда уж романовскими, ежели керенки алибо молотки сибирские, так они нам вовсе без надобности.
— Что ж, можно будет и романовскими.
— Располагайтесь как дома.
Пока Климов договаривался с хозяином постоялого о плате, его спутники распрягли, расседлали лошадей, привязали их к заборам; тяжело нагруженные, укрытые брезентом телеги закатили в сарай, туда же занесли седла и вьюки. А когда пошли в избу, то одного из своих товарищей понесли на руках, он, как выяснилось позднее, был ранен в ногу сегодня утром при стычке с шайкой хунхузов.
Раненого уложили на нары, за ним неотступно ухаживала жена Климова.
Трое из приезжих принялись растапливать печь, готовить ужин, остальные, поскидав с себя деревенские ватники и шапки, уселись вокруг стола. Все они оказались в гимнастерках и брюках военного покроя, потому-то Шкаруба, появившись в избе, с первого взгляда определил, что это за народ.
«Военные, сразу видать, военные, большевики небось, из этой их Красной гвардии», — подумал он про себя, вслух же сказал:
— Как насчет пропитания-то, господа хорошие? Ежели потребуется, то у меня и мясцо имеется, и сало копченое, и водочка найдется для добрых людей.
— Хорошо, — ответил хозяину Климов и кивнул одному из сидящих за столом: — Андрей, займись-ка этим делом, помоги Тихону получить, что надо.
— Да и водки-то прихватите, хоть по бутылке на двоих, — пробасил сидевший рядом с Климовым широкоплечий кареглазый детина.
Климов только улыбнулся в ответ да кивком головы подтвердил свое согласие.
В своем предположении, что его постояльцы люди военные, Шкаруба не ошибся. Тот, что назывался Климовым, на самом деле был Сергей Георгиевич Лазо, а кареглазый здоровяк, заказавший водку, — Фрол Емельянович Балябин. Судьба вновь свела их вместе. После Урульгинской конференции они решили до поры до времени укрываться в тайге, откуда установить связь с революционными организациями рабочих, ушедших в подполье, а по весне возглавить повстанческое движение. Они не сомневались, что трудовой народ не потерпит контрреволюции и восстанет против власти белогвардейских атаманов. Вместе с Лазо пошли в тайгу жена его Ольга Андреевна и адъютант, забайкальский казак Андрей Корнеев.
С Балябиным пришли с Даурского фронта девять человек: его неразлучные друзья и боевые товарищи Георгий Богомягков и Степан Киргизов, адъютанты Иван Швецов и Врублевский, политработники фронта Иван Кириллов и Подгурский, а также и брат Фрола Семен, такой же рослый здоровяк и силач, только волосом светло-русый и более веселого нрава. На Даурском фронте Семен был начальником конного запаса, а в царской армии служил в батарее наводчиком, потому-то и теперь еще носил красные лампасы. Из рядовых казаков с Фролом пришли двое — его вестовой Тихон Бугаев и Егор Ушаков.
Не сбылась надежда Егора увезти в этом году Настю с сыном к себе в Верхние Ключи и зажить с ними припеваючи. Но хотя и горевал он, скучал по Насте, однако старался этого не показывать, надеясь, что весной снова пойдет воевать за советскую власть, за свое и Настино счастье.
— А зиму-то как-нибудь переживем в тайге, не пропадем, — рассуждал он, помогая Тихону чистить к ужину картошку.
— Переживе-ом, — согласился Тихон. — Вот бы картошки запасти побольше, надо с хозяином потолковать, не продаст ли мешка три-четыре.
Получать от хозяина продукты пошли Корнеев, Семен Балябин и Тихон с Егором.
— Сюда, ребятушки, сюда, — приглашал Шкаруба, широко распахнув дубовую дверь амбара. Засветив стеариновую свечу, поднял ее над головой. — Проходите, выбирайте, что надо.
В амбаре тесно от множества кулей, ящиков и бочек. Недалеко от двери здоровенная чурка с воткнутым в нее топором, рядом большие гиревые весы, а на задней стене, на железных крючках, висят окорока, копченая говядина и свинина.
— Берите, ребятушки, вот эту тушу-то, да топором ее на чурке — и на весы, — распоряжался хозяин, — а под водку-то давайте ведро. Сколько вам, семь бутылок, что ли?
— Мало будет, — Семен переглянулся с Корнеевым. — Ну что это, бутылка на двоих, как слону дробина, уж по бутылке-то на брата надо, давай, дядя, тринадцать бутылок.
— Подожди, подожди, — запротестовал Корнеев, — ведь Ольга-то пить не будет, то же самое Подгурский, да и сам-то… Климов.
Семен досадливо махнул рукой:
— Хватит тебе подсчитывать, лей, дядя, для ровного счета пятнадцать, чтобы дома не журились.
— Пожалуйста, только вот что, ребятушки, помогите-ка мне вот эту бочку убрать отсюда, мешает она мне. Мы ее намедни пробовали поднять, не смогли втроем-то. А вы вон какие молодцы, справитесь.
— Попробуем, — Семен подошел к тридцативедерной бочке. — Куда ее?
— Да вон на ту бы, на дубовую-то, сможете?
— А ну, братцы, — Семен легонько столкнул бочку на бок, ухватился за уторы, — помогите-ка с боков, р-раз!
И не успел хозяин глазом моргнуть, как бочка уже стояла на другой, большой, дубовой, с обручами из шинового железа.
— Ой е-е-ей! — удивился хозяин. — Как он ее ловко, все равно мешок с мякиной, ну и сила-ач!
— Есть силенка, не жалуюсь, — Семен взял с весов двухпудовую гирю, трижды перекрестился ею и, как резиновый мячик, перекинул ее с руки на руку.
— Легче, легче, — упрашивал хозяин, пятясь к двери, — не дай бог, оборвется да на ногу, поставь ее на весы. Ну, брат, и сила у тебя, сроду эдакой не видывал. Мне бы хоть пятую долю такой силищи, и то благодарил бы всевышнего.
— У тебя сила-то вся в бороду ушла, — засмеялся Семен, подойдя к хозяину, — вон она какая, как у павлина хвост. Где ж ее раздобыл, такую?
— Чего ее раздобывать, сама выросла. И у тебя, братец ты мой, коль не отпадет голова, так прирастет борода.
— Ну ладно, дядя, наливай водки-то, да за бочку прибавь бутылочки две.
А Лазо в заезжей избе обсуждал с товарищами, как теперь быть. Продолжать путь дальше, даже и вершно, по горным тропинкам скоро будет невозможно, вот-вот на реках начнутся ледоставы. Забиваться глубже в тайгу не имеет смысла — труднее держать связь с рабочими приамурских городов и железной дороги. Остается одно: зазимовать здесь, на Тынде. Обо всем этом и поведал Лазо своим сподвижникам, которые слушали его очень внимательно. Балябин, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди, словно застыл, уставившись глазами в одну точку; рядом с ним, накинув шинель, пригорюнился Богомягков: кудрявый, черноусый Кириллов, склонившись над столом, что-то записывал в блокнот. Киргизов молча дымил самодельной трубкой, наполняя воздух крепчайшим запахом табака-зеленухи. Молчали и Швецов с Врублевским.
— Итак, товарищи, ваше мнение? — переводя взгляд с одного на другого, спросил Лазо.
— Ну что ж, — Киргизов вынул изо рта трубку, пыхнул дымом, — можно и здесь зазимовать, я лично согласен.
— Я тоже, — поддержал Богомягков. — Ты как думаешь, Фрол?
