Карен Харпер - Наставница королевы
Но вот однажды утром дверь в нашу спальню — я теперь спала на выдвижной кровати в изножье ложа Елизаветы — резко, со стуком, распахнулась. Из-за переживаний я плохо спала и, все еще полусонная, повернувшись на бок, разглядела только две большие босые мужские ноги и подол ночной сорочки. Мне это приснилось или же мы были в Хэтфилде, а Джон пришел ко мне на ночь? Я моргнула и больше ничего не видела.
Должно быть, меня разбудила Елизавета: она захихикала, а потом завизжала. Кое-как поднимаясь на ноги и едва не споткнувшись о спинку кровати, я расслышала громкий шлепок. Том, раздвинув полог, низко наклонился над ложем Елизаветы и произнес:
— Поднимайся, лежебока! Вставай, а не то мне придется пощекотать тебя или даже отшлепать!
— Позор вам, милорд! — громко воскликнула я. — Ступайте прочь, прочь отсюда!
— А, две прекрасные дамы в дезабилье — какое пиршество для моих глаз!
— Вы ведете себя неподобающим образом и сами это сознаете! — сказала я ему, указывая пальцем на дверь. — Уходите немедленно, милорд.
Моя же четырнадцатилетняя воспитанница нырнула под одеяло, продолжая хихикать. Том осмелился шлепнуть ее по ягодицам, а потом, хохоча во все горло, пошел к двери. Он подмигнул мне, отвесил поклон кому-то из нас (а может, и обеим), затем вышел и громко хлопнул дверью, снова расхохотавшись.
В то же утро я попросила Екатерину принять меня. От нее как раз выходил после утренней молитвы ее духовник, Майлс Кавердейл.
— Входите, Кэт, — сказала она, приглашая меня присесть рядом с ней на скамье у окна. — Вы должны извинить меня, если я буду зевать, ведь господин мой всю ночь не дает мне уснуть. — И она зарделась, словно ей самой было только четырнадцать.
Такое начало усложняло мою задачу. Но Джон был прав: нельзя поддаваться чувствам, надо оставаться рассудительной. То, что происходило за спиной этой дамы и с чем Елизавета, при всем своем остром уме, не могла еще справиться, следовало преподнести как можно деликатнее.
— Ваше величество, и принцесса, и я очень благодарны вам за то, что вы приютили нас под своим кровом. Но Елизавета пока еще очень впечатлительная девочка, а лорд-адмирал — столь энергичный мужчина, вот я и опасаюсь, что она начинает слишком сильно восхищаться им.
— Ах, в него так легко влюбиться, — живо согласилась Екатерина. — Вполне могу себе представить, как она мечтает когда-нибудь заполучить такого же мужчину себе в мужья.
— Но он так подавляет окружающих, к тому же неумеренно любит шутить. Принцесса может неправильно это понять, — с запинкой проговорила я, молясь о том, чтобы меня выручили заранее заготовленные слова. — Боюсь, Елизавета может ложно истолковать то, что лорд-адмирал приходит к ней в спальню, будит ее — особенно если учесть, что оба они еще не одеты.
— О! — воскликнула Екатерина, явно не ожидавшая услышать такое. Между ее изогнутыми бровями залегла морщинка. — Вы правы, мой муж любит подурачиться, и с ним трудно бывает совладать. Да ведь он такой жизнерадостный, так любит меня, а я все еще не могу поверить в то, что мы с ним вместе после… после всего, что было. Это такое счастье. Кэт, дорогая моя, не бойтесь, — Том не желает ничего дурного. Я ни слова ему не скажу, но если он надумает снова будить Елизавету, я приду вместе с ним — тогда она убедится, что это всего лишь шутка, забава.
Мне стало легче на душе от этих слов — и потому, что Екатерина обещала не говорить Тому, что я на него жаловалась, и потому, что ее присутствие положит конец его «дурачествам», как она это назвала. Да только это был вовсе не конец. Стало только хуже.
Мачеха Елизаветы действительно начала регулярно принимать участие в утренних визитах: приходила вместе с Томом, сдергивала одеяло с принцессы, которой все это страшно нравилось, хотя она и выражала бурное негодование. Но вскоре произошел случай, на который я не могла закрыть глаза и которому не находила извинения.
Стояло лето 1548 года, мы гостили в принадлежавшем Екатерине особняке Хэнуорт, недалеко от дворца Гемптон-корт. Однажды мы затеяли игру в прятки, причем водивший должен был еще и осалить игроков, и вскоре я забеспокоилась: водил Том, он должен был искать нас всех. Его и Елизаветы не было уже довольно долго, и как-то слишком уж тихо было вокруг. Я вышла из своего укрытия и отправилась искать Елизавету. И вдруг услышала ее визг. Черт возьми, могу поклясться, что визжала она от радости.
Я обогнула заросли тиса и замерла от изумления. Екатерина удерживала Елизавету за руки, а Том кинжалом разрезал ее платье на узкие полоски. Подходя, я заметила, что он исподтишка просовывает в разрезы руку и поглаживает ей бедра; Екатерина, стоя за спиной принцессы, видеть этого не могла.
— Господин лорд-адмирал! — закричала я что было сил. — Прекратите это, прекратите, милорд!
— Да это возмездие юной особе за дерзость, с какой она утверждала, что я люблю помахать шпагой. Разве не так, милочка? — обратился он к Екатерине.
Та со смехом кивнула.
— Я куплю Елизавете новое платье, — пообещала она, отпустив наконец падчерицу. — Мы просто развлекались невинными шутками.
Меня потрясло, прежде всего, то, что эта женщина поощряла развязное поведение своего мужа. Мало того — при короле Генрихе никто вообще не смел обнажать ни шпаги, ни кинжала в присутствии членов королевской фамилии. Мне страшно было подумать, куда все это может завести.
Оставшись наедине с Елизаветой в ее комнате, я как следует отчитала ее. И все-таки ночью я хорошо слышала, как она тяжело вздыхает, не в силах уснуть. Могу поклясться, что вздыхала она не только из-за того, что считала меня занудным надзирателем, но и от того, что ей хотелось гораздо большего, нежели просто чувствовать руку Тома Сеймура на своем бедре.
И наконец произошло то, что вынудило Екатерину встать на мою сторону. Ни разу не забеременев в трех предыдущих браках, она сообщила нам, что ждет дитя. Это вызывало у нее восторг; она вообще стала более чувствительной. Я решила снова с ней поговорить — на этот раз попросить ее написать Эдуарду Сеймуру и поинтересоваться, будет ли разрешено принцессе со свитой навестить Хэтфилд-хаус и провести там остаток лета и всю осень. Елизавета должна убедиться, что в ее главной резиденции поддерживается должный порядок.
Екатерина вроде бы не возражала против этого и пошла по коридору в кабинет мужа — спросить, что он об этом думает. Я считала, что если она станет спрашивать Тома, нам добра ждать нечего — мне уж точно! — но все же поплелась следом за ней. Любой ценой нужно добиться, чтобы Елизавета отсюда уехала.
Сцена, которую мы застали, живо напомнила мне ту минуту, когда Анна Болейн увидела, как ее супруг ласкает и целует Джейн Сеймур. Дверь была приоткрыта. Екатерина распахнула ее настежь и тут же остолбенела от изумления, а я заглянула через ее плечо — как раз вовремя, чтобы увидеть, как Елизавета поправляет корсет и одергивает юбки, отпрыгивая от огромного письменного стола, о который опирался Том. Цветная помада, которой принцесса подкрашивала губы, была размазана и по ее, и по его лицу.
— Томас! — крикнула Екатерина и громко хлопнула дверью, вместо того, чтобы надавать пощечин муженьку.
— Это не то, что вы подумали, это… — начал было он, но жена уже была далеко, а перед ним стояла я.
— Это вы во всем виноваты, — ткнул Том в меня пальцем. — Вы привели ее сюда для того, чтобы…
— Нет! — крикнула я в ответ. — Я не могла себе представить, что даже вы способны пасть так низко! Да как вы смеете соблазнять или принуждать силой какую бы то ни было женщину — хоть служанку, хоть дворянку, хоть леди, хоть принцессу королевской крови! Идемте со мной, ваше высочество, ибо я полагаю, что нам пора отсюда уйти.
— Я не хотела обидеть Екатерину, — стала объяснять Елизавета уже в коридоре, когда я тащила ее за руку, как маленькую. — Сама не знаю, как это все получилось.
— Так получилось потому, что вы пренебрегли моими предостережениями и сами не ведаете, что творите, особенно с мужчиной подобного сорта. Мне остается только молиться, чтобы совет не раздул из этого скандал и не предположил, что вы позволили Сеймуру не только поцелуи, ведь лорд-адмирал стремится к большему. Знаете, ваше высочество, когда Анна Клевская сочеталась браком с вашим отцом, она полагала, будто беременность проистекает из поцелуев. Над ней все потешались, однако и поцелуя достаточно, чтобы погубить репутацию.
— Но мы поцеловались только во второй раз, а больше ничего не было, правда. А что ты имеешь в виду, говоря «мужчина подобного сорта»? Удалец? Пират?
— Лорд-адмирал злоупотребляет чужим доверием, он разрушает мечты, — вырвалось у меня, к моему собственному удивлению, — и пользуется телами юных девушек, как ему того хочется. Я знаю совершенно точно: если ему не удается соблазнить женщину, которую он наметил себе в жертву, то он берет ее силой.
