Лео Киачели - Гвади Бигва
Чиримия выхватил саблю и стал в боевую позицию. Гвади попытался обнажить кинжал, но тот крепко застрял в ножнах. Он потянул еще и еще раз, все с тем же успехом.
— Горе мне, ребята! Не идет, да и только. Заржавел, верно. На помощь, Бардгуния!
Ребята дружно рассмеялись.
Чиримия воспользовался заминкой, хватил саблей по чохе.
— Убил! Конец мне! — говорил, смеясь, Гвади, продолжая возиться с кинжалом.
Так или иначе, его необходимо было извлечь из ножен. Гвади снял кинжал с пояса, ухватился за рукоятку. Бардгуния взялся за ножны. Братья кинулись помогать Бардгунии. Тянули так, тянули этак… Ножны с грохотом упали на пол, в руках Бардгунии остался наконечник с шариком. Гвади стоял, внимательно осматривая сверкавшее лезвие кинжала.
— Сало тащите, живо! — крикнул Гвади детям. — Ржавчина под рукояткой, оттого и не вылезал.
Он сам побежал к шкафу и стал рыться в нем. Чиримия, возбужденный видом желанного шарика, который оказался в руках Бардгунии, еще раз схватился за саблю и крикнул брату:
— Отдай… Отдай!
Ему удалось сразить отца, почему бы не одолеть и Бардгунию!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Нелегко было Гвади успокоить разыгравшихся детей. Он поручил Бардгунии уложить их в постель, а сам поспешил к Мариам. И радовался, как ребенок. Что скажет Мариам, увидав его в этом наряде? Не узнает, пожалуй, в темноте, не впустит в дом, подумает: чужой кто стучится в дверь. А как увидит огромный кинжал, совсем перетрусит.
Сказать правду, не худо было бы, если б Мариам относилась к Гвади чуть-чуть уважительнее. Она его в грош не ставит. Проходу не дает наставлениями да поучениями.
Нет, довольно! Гвади знает, как ему быть, как себя вести. Он все-таки не первый встречный, не ничтожный какой-нибудь человечишка.
Какая бодрая, молодая походка у Гвади! Какой удалью бьется его сердце! Он идет через двор, широко расправив плечи, выпятив грудь, — как же иначе может идти человек, надевший новую чоху и новый архалук? И рука его по всем правилам покоится на рукоятке кинжала.
Однако едва Гвади вышел на улицу, едва впереди показался дом Мариам, самоуверенность его заметно увяла, и он невольно замедлил шаги. Причина, побудившая его в столь поздний час отправиться к Мариам, показалась теперь не слишком убедительной. В самом деле: починка тесной чохи вовсе не такое неотложное дело, чтобы из-за него чуть ли не в полночь врываться в дом почтенной женщины.
«Нет, так не годится, — подумал Гвади — Ничего, кроме неприятности, не получится».
Он стал подыскивать более серьезный повод. Впрочем, многое зависело от того, какими словами он объяснит причину своего появления, какое у него будет при этом лицо. Но главное… главное, чтобы Мариам не угадала его тайных помыслов.
Гвади крепко надеялся, что язык и-на этот раз выручит его и он сразу найдет самые что ни на есть подходящие слова. А вдруг промахнется? Гвади решил на всякий случай подготовиться. Он подобрал слова, сложил фразы, вытвердил их наизусть. Все в порядке! Однако необходимость срочной переделки чохи не стала от этого более убедительной. Гвади призадумался. Вот и ворота ее усадьбы.
Он совсем оробел. До освещенного окна Мариам рукой подать, оттого-то он и трусит. Ах, походить бы еще немножко или еще лучше — помечтать о Мариам, как он не раз мечтал. Пройти мимо? Куда же потом?
Он окончательно впал в нерешительность: идти домой или все-таки отважиться?
Трудно сказать, к какому решению пришел бы Гвади, если бы именно в эту минуту к воротам не кинулась с грозным рычанием верная дворняга Мурия.
Нечего было и думать о бегстве. Мурия в таких случаях шутить не любит.
— Мурия! — окликнул Гвади собаку. — Здравствуй, Мурия!
Мурия узнала Гвади по голосу. Рычание прекратилось. Однако дворняга с неудовольствием установила, что на пришельце незнакомая одежда. Теперь ей показался сомнительным и голос. Мурия приготовилась к нападению. Тогда Гвади с ласковым видом двинулся навстречу опасности, — пускай собака хорошенько разглядит его лицо!
Гвади сладчайшим голосом называл Мурию ласковыми именами, даже пристыдил: «Как же так, не узнала ближайшего соседа!»
Когда ему удалось окончательно развеять подозрения бдительной собаки, он просунул руку в щель. Мурия завиляла хвостом. Гвади всегда дорожил добрососедскими отношениями с Мурией, но на этот раз он был особенно доволен поведением верного стража Мариам. Он приоткрыл ворота и, продолжая ласкать собаку, юркнул во двор.
Во время беседы с дворнягой ему пришла в голову еще одна мысль. «Вот что! — подумал он. — Заговорю-ка я вслух с собакой, Мариам услышит и выглянет в окно».
Эта мысль понравилась Гвади. Не переть же в самом деле прямо в дом! А так — Мариам, услыхав, что кто-то разговаривает у нее во дворе, обязательно выглянет в окно либо выйдет на балкон и окликнет: «Кто там? Что случилось?»
Тогда Гвади подойдет поближе и доложит: «Шел случайно мимо твоих ворот, чириме, поздоровался с Мурией… Разговорились мы с нею, и сам не знаю, как попал во двор…»
При этом он извинится, что обеспокоил… А дальше все пойдет как по маслу.
Главное, Гвади не придется в этом случае объяснять, почему да зачем он пожаловал к ней в неурочное время. Случай и Мурия, а вовсе не он, — виновники этого происшествия.
Гвади в точности выполнил свой замысел; подозвал собаку поближе к окну и стал разговаривать о том, о сем.
Время шло, но в доме Мариам царила тишина. И окна не открыла и на балкон не вышла.
«Спит, пожалуй!» — подумал наконец Гвади и, покинув Мурию, стал подниматься по лестнице.
Звук его шагов не привлек ничьего внимания. Он тихонько подкрался к окну. Ставня оказалась приоткрытой. Гвади заглянул в окно и отпрянул. На лице его отразилось удивление.
Как-то странно поеживаясь, он устремился прочь от окна с явным намерением поскорее покинуть эти места. Но не выдержал искушения и, приподнявшись на цыпочки, заглянул еще раз.
Мариам, в сорочке, с обнаженными руками, сидела на низенькой скамеечке перед камином. Ее черные густые волосы рассыпались по плечам и груди. Волос было так много, что они почти закрывали лицо.
В глубине комнаты крепко спала, раскрыв рот, Цуцуния.
Гвади только сейчас разглядел все как следует.
Мариам, очевидно, за несколько минут до того вымыла голову и расчесывала волосы у камина, чтобы просушить их. Перед нею на высоком стуле стояло зеркало.
Гвади никогда в жизни не видел Мариам такой. А где только ему не приходилось ее видеть: дома, во дворе, под палящим солнцем, в холодке на лугу или в поле, на плантации, и она всегда была не такая, как сегодня.
«Совсем богородица на иконе…» — благоговейно отметил в сердце своем Гвади.
Каким счастьем было бы очутиться перед нею на коленях и поведать ей о безмерной любви и преклонении, которые он таил в глубине своего сердца!
Гвади все стоял, не сводя глаз с Маркам. Наконец, насытившись лицезрением, подумал, что пора ему про-валивать подобру-поздорову: он и в самом деле пришел не вовремя.
Однако в последнюю минуту его поразило неожиданное движение Мариам. Ее вооруженная гребнем рука как бы застыла в воздухе. Отбросив гребень, Мариам с сосредоточенным видом принялась по волоску перебирать упавшую на щеку прядь.
Гвади прижался лицом к окну.
Что она увидела в зеркале?
Несколько мгновений спустя в пальцах ее блеснули серебряные нити.
Женщина поджала губы, с поразительной быстротой выдернула эти серебряные нити, навернула их на палец, поднесла к огню и стала разглядывать.
Гвади видел: тяжелая печаль легла на лицо Мариам, глаза потемнели от тоски. Она медленным движением сняла седые волосы с пальца и, свернув комочком, бросила в огонь.
— Хм! — вырвалось у Гвади. Он испугался: как бы не услыхала. Отодвинулся от окна и поспешил к лестнице. Половицы заскрипели.
Гвади снова вступил в беседу с дремавшей внизу Мурией. Окно распахнулось. Мариам успела повязать голову платком и накинуть на плечи шаль. Громко окликнула:
— Кто там?
Свет, падавший из окна, не достигал лестницы. Мариам, не разглядев Гвади, еще беспокойнее повторила свой вопрос. Гвади хихикнул, как всегда, и лишь затем ответил: — Дружба, чириме, только дружба и любовь к верной твоей Мурии заставили меня своротить с дороги и зайти к тебе во двор… Прости, если потревожил…
Мариам успокоилась.
— Ты куда так поздно? Уж не случилось ли что с ребятами? — спросила она невидимого в ночном мраке Гвади.
Гвади, не отвечая, взбежал по лестнице. Попав в полосу света, предстал перед Мариам во всем своем великолепии. Рука его покоилась на рукоятке кинжала, другой он сжимал ножны.
— С нами крестная сила! Кто это? — вскрикнула Мариам и схватилась за створки, намереваясь захлопнуть окно.
Гвади давился от смеха.
