Мария Романова - Екатерина Великая. Сердце императрицы
– Не просто иные, многие…
– Матушка княгиня, что ж это такое! – в дюжине шагов послышался голос камеристки Софьюшки. – Ночь глухая, а вы все бродите, а вы все мечтаете. Спать давно пора, сны сладкие видеть, а вы все в размышлениях. Хорошо хоть мне сердце подсказало, где вас искать! А что было бы, ежели ж вас хватился кто иной?
– Да кому ж я нужна, Софья Васильна, добрая ты душа?
– Не скажи, матушка! Многим нужна! И добрым людям, и злым. И ведь подумать-то могут всякое! Это я знаю, что вы просто в размышлениях о грядущем покоя не знаете. А ить иные могут решить, что вы с полюбовником шашни крутите в саду…
Екатерина расхохоталась.
– Великая княгиня не нашла другого места, как дальние дорожки дворцового сада… Ох, Софьюшка, ну насмеши-и-ила. Однако правда в твоих словах есть – на дворе ночь глубокая, и впрямь пора возвращаться.
Софья еще что-то бормотала о том, что не след так торопливо идти, дитя страшно выронить. А это все же наследник престола! И что скажет лекарь Кирсанов, коему приказано и денно и нощно печься о здоровье наследника и его матери?
– Софья, не глупи! Матушка моя, Иоганна, до последних дней на балах плясала, а мне уже и по саду пройтись нельзя! Иди уж, опочивальню приготовь.
– Да ить давно готово все, Катерина Лексевна!
– Ну вот и ладно! Тогда помолчи, дай подумать в тиши. Иначе выпорю и не поморщусь!
(Ах, Фике, ты ли это?)
«Иные выиграют… И многие! Сие есть чистейшая правда, как ни крути…»
Но она, Екатерина, выиграет более всех. Ибо что может быть дороже сохраненной собственной жизни? Хотя, кроме жизни, она выиграет и еще нечто более чем драгоценное – престол российский, империю, куда можно вложить все силы на благо ее процветания. Вложить без опаски, что каждое из твоих слов будет истолковано превратно, а любое твое повеление отменено в следующий же миг.
Прельстительные, сладостнейшие картины единоличного правления закружились перед глазами Екатерины. Она едва заметила, что уже вернулась во дворец, что Софья закрыла изнутри двери опочивальни, помогла сменить свободное платье на ночную рубаху и чепец. Мысли ее были несказанно далеки от сегодня и сейчас.
«А ведь Сергей-то Василич прав, ох, и прав! Или тот, кто сию забавную мысль в его разум вложил. Вот только, друг ты мой ситный, даже если божеским попущением великий князь и исчезнет, ты на место моего супруга не сядешь. Пусть ты и происходишь из рода древнего, пусть умен, хорош собой и предприимчив, однако не по тебе, Васильев сын, титул великого князя. А уж о титулах более громких и вовсе говорить нечего!»
Екатерина откинулась на подушки. А ведь раньше или позже Петр-то придет к власти – матушка государыня не вечна, как любой человек. И тогда угроза ее жизни вновь станет не пустым философствованием, а вполне реальной опасностью. Как и жизни ее детей – кто бы ни был их родителем, пусть даже сам Петр Федорович.
«Забавно все-таки устроена жизнь… Хочу я этого или нет, но когда-то я буду вынуждена вновь вернуться думами к тому, что тревожит меня сейчас. Вновь на одну чашу весов положить жизнь своего венчанного супруга, а на другую – собственную жизнь. И как бы ни бежала я от этой мысли, она все же меня нагонит…»
А следом за именем Петра пришло в голову великой княгини и еще одно соображение. Пусть не Петр Федорович, которому она не нужна, пусть кто-то иной, но ведь должен же в ее жизни появиться мужчина! Такой, как Разумовский у Елизаветы. Должен появиться не амант, а друг и советчик, опора и душевное отдохновение, единственная любовь и судьба.
«Мне же всего двадцать шесть! Неужто не найдется моего мужчины? Неужто так до конца дней своих суждено искать мне того единственного, о ком душа моя будет тосковать в разлуке и радоваться во всякий совместно прожитый день?»
Пока это все были лишь вопросы, не имеющие ответов. Однако важность размышлений Екатерина чувствовала уже сейчас. Равно как и необходимость принятия решения, быть может, и не сиюминутную.
…Торжествующая Елизавета подхватила на руки наследника престола, закутанного в батистовые пеленки.
– По здорову ли, батюшка?..
Императрица подняла глаза на доктора. Тот кивнул и принялся вытирать руки.
– Младенец совершенно здоров. Думаю, он вырастет в крепкого здорового мальчишку, при этом копию отца.
– Вот и славно, вот и хорошо!..
Елизавета не могла расстаться с малышом и на мгновение – сбылась ее мечта, венец десяти лет упорного труда лежит у нее на руках и… Малыш сморщил нос и громко закричал.
– Да-а, батюшка, кричи! Кричи, касатик! Твой голос отныне первый в России…
– Не надо, – шепотом попросила Екатерина. – Не надо баловать мальчика. Иначе он и впрямь вырастет во всем похожим на отца.
Но государыня уже вышла из натопленных покоев – с малышом на руках и сопровождаемая добрым десятком мамок и нянек. Екатерина осталась одна. В первые минуты после столь важного события рядом не осталось никого из друзей, которые могли бы разделить радость от появления на свет ее сына.
На глаза набежали слезы. «Неужели они оставят меня совсем одну?» Но тут хлопнула дверь в дальние покои – вернулся доктор Кирсанов с большой чашкой в руках.
– Выпей, Софьюшка, это теплый ягодный компот. Тебе нужно сейчас много пить.
Софьюшкой называл ее только он, ее Алеша, доктор, который вот уже год помогал ей и в телесных, и в душевных недугах. Высокий, статный, умелый, заботливый… Временами излишне мягкий… Он с первого же визита заставил ее сердце забиться чаще – таким был и тот Алеша, Темкин.
Далекий, уже почти забытый образ все еще преследовал ее в кошмарах. Опять отголосок далекого пожара будил ее среди ночи. Екатерина уже привыкла к тому, что явление сие предвещает какие-то треволнения. Словно Алеша Темкин предупреждает: будь осторожна, милая моя Фике.
Екатерина пригубила компот. Сладко, но в меру.
Откинулась на подушки, позволила отереть с лица выступивший пот.
– Спасибо, Алеша.
Доктор присел рядом, вглядываясь в лицо великой княгини. В глазах его Екатерина увидела какую-то странную смесь чувств, словно к ликованию примешивалась тоска. Или, быть может, беспокойство.
– Что случилось, мой добрый лекарь?
– Я хочу поговорить с тобой, душа моя. Но боюсь начать – ты еще очень слаба.
– Не бойся, начинай уж.
Алексей, не в силах усидеть, встал, прошелся по комнате, вновь сел, молча взглянул в лицо Екатерины.
– Ах, будь что будет! Свет мой, знаешь ли ты, кто отец твоего сына?
Екатерина из-под ресниц взглянула на доктора.
– Мне ль не знать, душа моя… А вот знаешь ли это ты?
Алексей кивнул – едва младенец родился, он сразу обратил внимание на родимое пятно на плече, прямо над ключицей. Такое было у него самого и у его младшего брата.
– И всегда знала, Лешенька, – продолжила великая княгиня. – Ты оказался рядом в самые тяжелые для меня дни, и ни разу я не услышала слова худого.
– Но отчего же весь дворец гудит, что ты Салтыкову мила? Что он влил новую кровь в голштинские и цербстские вены?
– Потому что так хочется императрице, друг мой. Она, добрая душа, узнав, каков на самом деле ее племянничек, решила за меня решить мою судьбу. И подослала Сергея Василича.
Доктор покачал головой – ему было больно. И больно в первую голову оттого, что Екатерина все столь хорошо понимает. Ведь и его-то тоже попросили быть поближе к великой княгине люди императрицы. «Елизавета Петровна ничего не пускает на самотек…»
– Вот только Сережа-то при всем его обаянии, всей веселости, душевной красоте – человечек мелкий, пустоватый. Не достает ему чего-то очень важного, чтобы я назвала его мужчиной с большой буквы.
– А я?
– А ты, друг мой, в некоторых вещах куда более знаешь, куда более чувствуешь. Тебе я могу довериться – поверь, одному из весьма немногих.
– Но они же все считают Салтыкова отцом наследника! – В голосе Кирсанова звучали отчаяние и обида.
– Да и пусть считают, Алеша. Пусть императрица уверена, что она смогла угадать мои вкусы, пусть Салтыков уверен, что теперь-то я никуда от него не денусь. Пусть великий князь уверен, что теперь-то я ему не буду докучать. Наконец я смогу быть с тем, с кем хочу, а не с тем, с кем обязана!
«Но и ты, мой друг, не радуйся преждевременно… Надолго ли я захочу остаться с тобой – вот что ныне должно более всего беспокоить!»
«Бедная моя Софьюшка, ты, к счастью, не знаешь, что императрица не просто уверена, что угадала твой вкус, она подготовилась к тому, что может и не угодить тебе, с первого-то раза!..»
Екатерина поудобнее устроилась на подушках – все тело болело, словно она не один час таскала по дворцовому саду тяжелые камни.
– Еще попить?
Великая княгиня кивнула. Что-то беспокоило ее в поведении Алексея. Она чувствовала, что и этот человек сейчас выискивает для себя выгоду в новом положении. Быть может, оттого, что ревнует к возможным преимуществам, которые, как ему кажется, обретет Салтыков? Или жалеет, что не ему достанется непростая слава отца наследника престола?
