Владимир Успенский - Первый президент. Повесть о Михаиле Калинине
При всех этих достоинствах у Калинина есть еще такие качества, которые помогут ему быстро освоиться на новом месте. Цепкий ясный ум и широкий кругозор, глубокая эрудиция. Ведь ему придется иметь дело не только с крестьянами и рабочими, но и с учеными, и с дипломатами. Калинин не растеряется, сумеет ответить на любой вопрос, на любой выпад.
Владимир Ильич вспомнил встречу в Стокгольме на Четвертом съезде партии, когда стояла задача объединить в борьбе с самодержавием усилия большевиков и меньшевиков. Калинина прислала на съезд Петербургская большевистская организация. Он взял тогда на заводе отпуск якобы по болезни и нелегально приехал через Финляндию в Швецию.
Едва открылся съезд, между большевиками и меньшевиками возникли разногласия. Калинин сразу же выступил против меньшевиков, поддержал предложение включить в порядок дня вопрос об оценке текущего момента. И включили - хотя у меньшевиков вообще-то был численный перевес.
Острая борьба развернулась по всем коренным вопросам: об аграрной программе, о вооруженном восстании, об отношении к Государственной думе. Меньшевики одну за другой отвергали вносимые большевиками резолюции. Требовалась огромная убежденность в своей правоте и такая же твердость духа, чтобы не сойти с занятых позиций, не поддаться уговорам, увещеваниям. Все это у Калинина было.
Любопытно и закономерно, что среди делегатов-рабочих почти не оказалось меньшевиков. Два или три человека. Меньшевики сами чувствовали эту слабость: собрались одни теоретики, а практики, приехавшие с мест, их не поддерживают. Вот и решили они распропагандировать делегатов-рабочих, перетянуть хотя бы часть на свою сторону. Сам Аксельрод, поднаторевший в словесных схватках, опытнейший оратор, решил выступить перед рабочими с докладом. «Что он, за осликов нас считает? - удивился и рассердился Калинин. - Думает нам зубы заговорить? Не пойдем!» Но Владимир Ильич рассудил иначе: «Ничего, соберитесь. Послушайте его, это полезно будет»'. Ленин всегда считал, что партийные работники не должны избегать дискуссий. Надо уметь отстаивать свое мнение перед любым противником.
Пришли рабочие, расселись. Калинин выглядел молодо, просто. Рубашка-косоворотка с белыми пуговицами, дешевый пиджак, густые волосы бесхитростно зачесаны назад. Вроде приехал паренек из деревни, только-только пообтесался в городе. Вероятно, так и думал Аксельрод, расписывая делегатам блага парламентаризма. Красиво говорил, с энергичными жестами. Владимир Ильич видел: сам собой любуется Аксельрод, убежденный в неотразимости своих доводов. Он порицал Московское вооруженное восстание, требовал установить блок с кадетами.
Утомила меньшевистского лидера горячая речь. Вытер платочком губы и сел, удовлетворенный. Тут и поднялся Калинин. Начал говорить вроде бы неуверенно, подбирая слова. Да как разошелся, как взялся щипать Аксельрода - только пух и перья от него полетели. Опроверг все его основные положения. Другие товарищи поддержали Калинина. Владимиру Ильичу осталось только подвести итог, что он и сделал с величайшим удовольствием.
Аксельрод был потрясен своим поражением: «Я не знал, что эти рабочие так развиты!» - удивленно повторял он.
Ну и сам виноват, что не знал: какой же ты после этого партийный вожак?! Рабочий рабочему рознь. На съезд прислали наиболее зрелых, наиболее образованных, проявивших себя. Тот же Калинин - за его спиной марксистский кружок на Путиловском, тюремные университеты, несколько ссылок. Вот меньшевистский лидер руками и разводит...
Давно это было, в девятьсот шестом году, с той поры минула целая эпоха напряженной борьбы, закалились и выросли люди. Калинин - особенно. У него большой организационный и хозяйственный опыт. Со всех точек зрения он наиболее подходящий человек на пост Председателя ВЦИК.
Владимир Ильич ощутил почти физическое облегчение. Прояснился наконец вопрос, тревоживший его последние дни. Кандидатуру Калинина он будет отстаивать в Центральном Комитете партии и на заседании ВЦИК.
Посмотрел на темные, спящие ели, на звездное небо и по глухой тишине, царившей вокруг, понял, что уже очень поздно. Даже собаки не лаяли в Зарядье и за Москвой-рекой.
Морозец окреп по-зимнему, изо рта вырывался пар, и Владимир Ильич почувствовал, что зябнет. Хорошо бы теперь крепкого горячего чая. Надюша спит, наверное. Ничего, он управится сам. Пройдет в кухню потихоньку, чтобы не разбудить жену, и вскипятит на примусе чайник.
8
Ленька Чикин, не сняв пальто, сел к столу, рывком двинул на глаза козырек фуражки:
- Все, друг Коля, завтра шабашим! Устроим большевикам воскресный переполох. Я дежурю на Заречной водопроводной станции. Скажу охраннику, что вызвал слесаря-ремонтника. Тебя, стало быть. Придешь с чемоданом. На всякий случай поверх бомб постели ветошь, инструмент уложи.
- Две бомбы-то? - уточнил Колька.
- Обе, которые с часовыми механизмами. Одна трахнет вскоре после нашего ухода, а другая - часа через три.
- Не много ли?
- Сам прикинь. Пока охрана очухается от взрыва, пока посыльный до начальства доедет, пока начальство явится собственной персоной - это как?
- По телефону позвонят.
- О телефоне позабочусь, - хмыкнул Чикин. - Хозяин думает, что Калинин самолично на происшествие прикатит. Тут ему и хана! А не прикатит - его счастье. Другие руководители соберутся. Нам главней всего водопровод. Пусть почухаются большевики на пожарах.
- А пожары откуда?
- Это уж не наша забота, - отмахнулся Чикин. - После взрыва сразу мотай в Кронштадт. Там тебя надежные люди встретят, выправят документы и устроят на теплую службу.
- Как бы на старых корешей не нарваться, - озабоченно произнес Колька. - Начнут душу вынать: где был, чего делал?
- Не осталось твоих корешей, теперь весь Балтийский флот новый. Старики домой подались, а которые с большевиками пошли, тех по всей стране размотало. Воюют да комиссарят. В Кронштадте одна молодежь. Набрали тумаков из деревни, наши им мозги вправляют. Тертые калачи, вроде тебя, во как нужны! Там и увидимся.
- Деньги! - требовательно сказал Колька. - Деньги гони. Только золото.
- Держи.
Колька посмотрел, скривился:
- Мало!
- Ты не друг, ты грабитель с большой дороги, - прикинулся обиженным Чикин, однако добавил еще несколько червонцев.
- Все равно мало. Зойке надо оставить.
- С Зойкой кончай. Подвести может. Чуешь, куда эта стерва поворачивает? Медицинской сестрой будет в госпитале.
- Все свою выгоду ищут, - хмуро произнес Колька. Говорить о Зойке ему не хотелось. Знал: она не огорчится, даже обрадуется, когда он уйдет.
Последнее время Зойка стала совсем чужой. Заявила ему: «Новая власть для людей старается, дорогу открывает, а ты сидишь, как сыч, за прежнее держишься. Ну и сиди, если хочешь, а мне не мешай. Я жить хочу, чтобы на сердце радостно было!»
Да, у Зойки теперь другие интересы, другие заботы.
9
В квартире, где жил заместитель Калинина Иван Ефимович Котляков, раздался какой-то шум, громкие голоса. Михаил Иванович вышел в общий коридор. Там возбужденно переговаривались несколько человек.
- В чем дело, товарищи?
- Беда, Михаил Иванович. Взрыв на водопроводной станции.
Из двери, натягивая пальто, выскочил Котляков.
- Погоди, Иван Ефимович, - остановил Калинин. - Я с вами.
У подъезда ожидала машина. Шофер быстро погнал старое дребезжащее авто по пустынным улицам.
Водопроводная станция была уже оцеплена. Командир красногвардейцев Рудольф Ленник доложил Калинину: окрестности прочесаны, но преступников обнаружить не удалось. Есть подозрение, что заложена не одна бомба, а несколько - с часовыми механизмами.
- Что делать в первую очередь? - спросил Лепник. - Устранять повреждения или искать бомбы?
- Ищите, - распорядился Калинин. - Кто здесь из работников станции?
- Фридрих Лийв. Вот он.
- Здравствуйте. Как это случилось?
- Не знаю, меня только что вызвали.
- Надо как можно скорее ввести станцию в строй, понимаете это?
- Да, конечно.
Михаил Иванович сел на скамеечку возле сторожевой будки, свернул толстую самокрутку. Затягиваясь крепким табаком, думал о случившемся. Не ясно, вылазка ли это какой-то озлобленной личности или сигнал к новому всестороннему нападению белых?
Поеживаясь от холода, сидел он у стен поврежденной станции, не подозревая, что механизм второй бомбы отсчитывает последние минуты. Вот, бросив окурок, он поднялся, намереваясь идти в машинный зал, где притаилась смерть. А в это самое время в Москве, на заседании ВЦИК, громко звучал с трибуны голос Луначарского. Поддерживая предложение, внесенное Лениным, Луначарский говорил:
- Я встретился с товарищем Калининым впервые, когда были выборы в первую центральную думу (Петрограда) после Февральской революции, куда он был послан своим районом, потому что среди рабочих масс он считался человеком с хозяйственным направлением ума, очень солидным, уравновешенным и пользовался чрезвычайно широкой любовью своего района. Его голос был абсолютно подлинным свидетельством о настоящем настроении масс. Я именно хочу здесь подчеркнуть совершенно сознательное отношение, огромную уравновешенность, всегдашнее спокойствие, поразительную угадку, которую мог подсказывать только инстинкт настоящего пролетария, которую трудно заменить теоретическим развитием, - это делало его для нас одной из самых ярких фигур в думе. Хотя там бывали часто более блестящие ораторы, но когда товарищ Калинин с настоящим простым, добрым лицом рабочего всходил на трибуну и начинал без малейшего ораторского ухищрения выкладывать то, что ему казалось, как пролетарию, особенно важным, немедленно и правые социал-революционеры, и кадеты начинали прислушиваться к его голосу. Другого столь авторитетного голоса из числа рабочей среды в думе не было. Когда после Октябрьской революции мы сломили эсеров и петроградский пролетариат завоевал целиком кадетскую думу... то сейчас же для всех сделалось ясным, что городским головой Петрограда не может быть никто другой, как товарищ Калинин...
