Валерий Воскобойников - Блистательный Гильгамеш
Чудище было совсем не безумно.
– Спасибо тебе, Шамхат, и прости нас за все. Знай же и ты, что дом твоей сестры всегда для тебя открыт.
Я повернул назад к городу, обдумывая услышанное пророчество. В городе меня уже поджидали.
* * *
В городе меня уже поджидали.
– Ты оставил служение в храме, Аннабидуг. Это – большая провинность перед богами, – сказал Эйнацир, когда стражники, связав мне сзади руки веревкой из плетеного тростника, привели меня к нему.
– Я искал Гильгамеша, – сказал я коротко.
– Его не надо искать. Гильгамеш не вернется.
Эйнацир приказал стражникам удалиться и своим кинжалом обрезал веревку на моих руках. Мне были неприятны прикосновения его старческих рук, но я стерпел.
– Гильгамеш не вернется, ты ведь сам сказал нам об этом. Или не помнишь?
– Я сказал, что Гильгамеш отправился для беседы с дальним Утнапишти.
– Ты был неточен в словах. Гильгамеш не только отправился для беседы у Утнапишти, но и решил там остаться. Среди черноголовых не было человека, который бы вернулся от Утнапишти. Или ты знаешь такого? Ты ведь любишь читать старинные записи.
– Но не было и человека, который отправился к Утнапишти. Об этом тоже нет в записях ни слова. – Я осмелился возразить самому Эйнациру и сразу попался.
Эйнацир презрительно на меня посмотрел.
– Может ли человек описать встречу с Утнапишти, если назад ему нет дороги?
Эйнацир был прав, и потому я, склонив голову, спросил его:
– Что же ты ждешь от меня?
– Я давно мог избавиться от тебя, Аннабидуг. Ты сам знаешь, как легко это сделать. Или ты думаешь, что этот полузверь, Энкиду умер только по воле богов? Знай же, что когда боги приговаривают здорового, полного сил человека к смерти, то на земле должен быть другой человек, который исполняет их волю.
Эйнацир сказал так, и дыхание страшной тайны коснулось меня. Тайна была столь темна, глубока и ужасна, что я побоялся заглянуть в ее бездну.
– Что же ты ждешь от меня? – повторил я.
– Ты еще слишком молод, Аннабидуг, и потому нетерпелив. Не надо торопить события, они придут к тебе сами.
– Хорошо, я не буду торопить их, но тебе ведь что-то от меня надо?
– Ты снова неправ, Аннабидуг, мне от тебя не надо ничего. Это тебе надо от меня и очень многого.
Возможно, он дожидался от меня ответа, но я смолчал.
– Все я тебе дать не смогу. Но кое-что ты получишь, или… или не получишь ничего. Совсем ничего. И жизнь твоя на этом оборвется.
Я промолчал снова.
– Ты правильно делаешь, что молчишь. Все-таки, стал взрослее. Я готов уважать тебя, Аннабидуг. Я знаю, ты мечтал получить место личного писца при Гильгамеше, Затвердителя царского слова. Я дам тебе это место.
– Но для этого ты должен стать царем, – все-таки не удержался я.
– Я стану им очень скоро. Ты же подтвердишь то, что сказал мне однажды при всех.
– Я не знаю, о чем ты говоришь.
– Я напомню тебе. Я ведь не хочу, чтобы ты подтверждал всевозможные нелепости о рождении Гильгамеша от демона. Такое могло появиться лишь в голове низкого человека, опьяненного сикерой. Но ты ждал от меня именно этого.
Я снова молчал.
– Ты подтвердишь свои слова о том, что Гильгамеш отправился к Утнапишти. Все в городе знают, как благоволят к тебе боги. Я тоже буду выполнять их волю и сделаю тебя своим личным писцом. Я очень много знаю, Аннабидуг, о жизни. Мне известны такие тайны, о которых не догадаться всем жителям города, соединенным на площади. Старше меня нет человека среди черноголовых, разве что дальний предок, но он потому и дальний, что не может поделиться своими тайнами. Я же готов многими из них с тобой поделиться. Я ведь знаю, как ты любишь вчитываться в старинные письмена. Мои истории дадут тебе больше, чем эти глиняные таблицы. И ты сможешь многое записать. Скажи, разве я не даю возможность осуществиться главной твоей мечте?
– Ты всегда прав, о великий Эйнацир. А теперь скажи, что ждет меня, если я не соглашусь исполнить твою волю.
– Тебя не ждет ничего, ты просто упадешь с башни вниз головой. Семья же твоя будет изгнана из города и проклята за распространение нелепых слухов о рождении Гильгамеша. Они будут бродить по степи, и каждый их будет отгонять от себя, как облезлую вонючую собаку.
– Позволь мне посоветоваться с богом, в честь которого я назван и в храме которого я служу.
– Я добр к тебе, потому позволю и это. Утром, едва поднимется Шамаш, ты скажешь мне, что тебе присоветовал великий Ан. И завтра же подтвердишь свои слова на площади перед народом Урука. Город не может так долго жить без царя и верховного жреца. Гильгамеш не вернется от Утнапишти, оттуда не возвращается никто. Народу Урука нужен новый царь. Этим царем могу быть только я.
Слова Эйнацира я слушал с негодованием. Но он был прав, и это было самое страшное в его словах.
– Гильгамеш вернется.
– Мне странно слышать это от тебя, занимающего место старшего жреца. Я не зря думал, что оно досталось тебе по ошибке. Ты так и не понял: Гильгамеш может вернуться сегодня, даже завтра утром. Но с того момента, когда я по воле богов и по желанию народа Урука стану царем, Гильгамеш не вернется. А если кто-то, принявший его обличье, объявится в городе, то всем станет ясно, что это – демон, хватающий людей, чтобы утащить их в царство мертвых. Ты ведь знаешь, что демоны могут принять любое обличье. Но для того мы, жрецы, и существуем, чтобы спасать от них наш народ.
– Я буду советоваться с великим Аном, – смог лишь ответить я.
– Тебя отведут в Эану, в отдельное помещение. Туда тебе принесут пищу и воду, постель. Смотри, не опоздай же с ответом!
* * *
– Не опоздай же с ответом! – проговорил великий Эйнацир, и стражники увели этого жалкого, трясущегося от страха писца, уже много лет смеющего воображать, что он приблизился к богам.
На самом-то деле никого, кроме его, Эйнацира, ближе к богам в городе не было. И завтра он исполнит их волю!
Сколько лет Эйнацир ждал этого дня. Не раз он предлагал богам себя для царского служения. Но боги капризны и переменчивы. Они отворачивались от него и выбирали недостойных. Так они выбрали Лугальбанду, оставленного в пещере. Человека уже считали мертвым. Но его посетил великий Шамаш, а потом он удостоился чести беседовать с самой Иштар. Потом боги выбрали ветреного Гильгамеша.
Но с некоторых пор Иштар, покровительница Урука, отвернулась от царя. Не пропали впустую сокровенные слова, исступленные молитвы. Завтра он станет царем. Иначе вся его долгая жизнь потеряла бы смысл.
Он, главный жрец храма Иштар, Эйнацир, поднялся на верхнюю площадку, чтобы обратиться к богине с последней мольбою.
Сколько бы за длинную жизнь он не обращался к великой богине, никогда не представала она перед ним в человечьем обличье. Он скрывал это от других жрецов, рассказывая им то, о чем лишь мечтал, но что не случалось ни разу.
Любой смертный может обратиться к богине ночью. Но услышит ли она молитву, не знает никто. Ночью богиня спокойна и равнодушна.
Лишь главному жрецу дано право обращаться к ней днем, когда она проводит время на небесных лугах в своем дворце.
Эйнацир знал много тайных магических знаков, и впервые они сошлись перед ним самым неожиданным образом. Богиня ждала его на земле, в их городе, на площади. Она ждала его и готова была выслушать все потаенные просьбы. Знаки сходились так, что показывали верх ее благосклонности.
Эйнацир заспешил по крутым ступеням вниз. Издали он пытался разглядеть на площади фигуру той, кем была в этот миг богиня. Она бродила по площади перед храмом, как бы разглядывая что-то на земле, а на самом деле, поджидая его, Эйнацира.
Он сбехал на площадь и, стараясь успокоить дыхание, быстро направился к ней. Наконец-то, вечно юная дева примет и его объятия, и он скажет ей все, о чем исступленно просил многие годы с верхней площадки храма.
Богиня стояла, повернувшись к нему спиной, и он обнял ее прекрасные полуобнаженные плечи. – О богиня! О великая Иштар! – сказал он, и голос его от волнения прервался.
Богиня резко вывернулась из его рук и повернулась к нему лицом. И в лице ее он узнал лицо Алайи, красавицы Алайи, сестры Шамхат, которая по капризу богов досталась в жены Аннабидугу.
Алайя с омерзением вырвалась из его рук и плюнув ему в лицо, отбежала в сторону.
– Верни мне Аннабидуга, гадкий старик! – прокричала она, так громко, что на них оглянулись люди с другой стороны площади.
И Эйнацир с ужасом понял, что боги вновь от него отвернулись, что не станет он завтра царем.
– Верни мне Аннабидуга! – снова прокричала Алайя.
И Эйнацир уже не мог отличить, то ли это негодовала обыкновенная женщина, то ли требовала сама великая богиня.
– Все-таки, я поступлю так, как сказал, – подумал Эйнацир, – и боги согласятся со мной.
