Леонтий Раковский - Генералиссимус Суворов
Если бы не тела убитых, не лошадиные трупы, попадавшиеся на каждом шагу, фокшанское поле было бы похоже на ярмарку: всюду стояли сотни повозок с разным добром, белели наметы опустевшего турецкого лагеря, по полю бродили табуны лошадей, верблюдов, ослов, которых турки не успели угнать с собою.
Где-то там, впереди, куда ускакала, преследуя врага, союзная конница, еще слышались одиночные выстрелы, а здесь уже думали о мирном отдыхе: солдаты ставили ружья в козлы, сбрасывали пропотевшие кафтаны, разувались. Артельные старосты сразу же взялись разжигать костры – варить кашу.
Солдаты, принужденные в каре целый день жаться друг к другу, теперь с удовольствием сидели и ходили свободно, поодиночке.
Вон мушкатер несет большую охапку дубовых веток, нарубленных для костра. Вон уже босиком – успел сбросить сапоги – бежит молодой солдат и радостно кричит своим: «Дяденька Максимыч, шестая рота воду нашла!» Вон толпа солдат с хохотом и шутками старается окружить стадо овец, которые испуганно мечутся по полю.
Проехали мимо толпы мушкатеров, внимательно осматривавших захваченные турецкие пушки:
– Из энтих самых пушек он в нас палил!
– Здоровые пушки!
– Глянь, тут у него вся снасть как следует: и пальник, и банник!
Кое-где уже слышались разговоры о бое:
– Он кричит: «аман», «аман», а я думаю: меня, брат, не омманешь, – раз его штыком!
Суворов ехал, зорко глядя кругом.
– Это как будто уже апшеронцы? – спросил он у генералов, указывая на шумную, большую толпу пехотинцев, располагавшихся на отдых.
– Должно быть, они, Александр Васильевич, – ответил Позняков.
– Надо, пожалуй, от второй линии захватить Ивана Кузьмича: пусть-ка хоть с ним принц познакомится! Какой полк, ребятушки? – крикнул, подъезжая к пехоте, Суворов.
– Апшеронский! – ответили из толпы несколько голосов.
Суворов остановил коня.
– Ба, Воронов! Жив, старина! – узнал он ефрейтора. – И Огнев, слава Богу, уцелел, – продолжал он, оглядывая мушкатеров. – Молодцы! – весело говорил Суворов.
– Живы еще, батюшка Александра Васильевич! – ответил Огнев.
– Точно так, живы! – гаркнул Воронов.
– А ну-ка, ребятки, где ваш полковник? Покличьте Ивана Кузьмича!
Воронов обернулся к солдатам и, начальственно вытаращив глаза, приказал:
– Их высокоблагородия к их высокопревосходительству!
Но уже и без ефрейторского приказания неслось от одного к другому:
– Полковника к Суворову!
– Суворов кличет полковника!
– Что, много у вас раненых? – спросил Суворов.
– Человек, почитай, с двадцать, – ответил Огнев.
Воронов недовольно глянул на товарища, – ишь, вперед старшего лезет! Степенно ответил:
– В нашем капральстве, ваше высокопревосходительство, только одного ранило.
– Тяжело?
– Нет, не так чтобы.
– Да он сам вот тут, – прибавил Огнев.
– Зыбин, покажись! – заговорили кругом.
Из толпы шагнул вперед смуглый, как цыган, мушкатер. Рот у него был повязан окровавленным платком.
– В рот угодило? – нахмурился Суворов.
Мушкатер утвердительно кивнул головой.
– Так точно, в рот, – ответил Воронов:
– Он у нас песельник, – улыбнулся Огнев.
– Болтун. Все лопочет. Оттого ртом и поймал ее, – презрительно вставил Воронов.
Черные глаза раненого улыбались.
– Язык-то, зубы – целы? – участливо спросил Дерфельден.
– Целы, ваше высокопревосходительство.
– Только скрозь обе щеки прошла!
– Как иглой прошило! – отвечали солдаты.
– Ну, тогда ничего: скоро заживет. Опять песни петь будешь и с девками целоваться! – пошутил Суворов.
Мушкатеры загоготали.
– А ты, ваше благородие, впервой был в бою? – посмотрел на молодого подпоручика Суворов.
Лосев хоронился за спинами солдат, – он натер ноги, поспешил разуться и теперь стоял босиком.
Мушкатеры расступились.
– Так точно, первый раз, – ответил Лосев.
Красный от смущения, он не знал, куда девать босые ноги.
– Страшно было? – спросил, улыбаясь, Суворов.
Подпоручик замялся.
– Страшновато, – признался он.
– То-то. Война, брат, такое дело – натерпишься! Ну, отдыхайте, ребятушки; сегодня славно постарались! – сказал, отъезжая, Суворов: к нему спешил полковник Шершнев. – Подтянись, Кузьмич, поедем, брат, к принцу – знакомиться с союзниками! – встретил Суворов командира апшеронцев.
– Да я-то, Александр Васильевич, по-немецки ни гу-гу, – виновато улыбнулся Шершнев.
– Ничего. Зато сражаешься ты по-русски. Поедем!
И они поехали к расположению австрийского корпуса.
Австрийские солдаты узнавали своего спасителя генерала Сувара в этом простецки одетом небольшом старичке, который ехал на неказистой лошаденке.
– Гляди, вон поехал генерал Сувара! – говорили они один другому.
И за то, что Суворов не стоял на месте в ожидании врага, как их генералы, а смело шел на него, австрийские солдаты сегодня прозвали Суворова «Генерал-вперед».
– Vivat Suvara! Vivat General Vorwarts! – восторженно кричали они.
Суворов был очень тронут этим. Он махал каской и, приветливо улыбаясь, отвечал:
– Виват Иосиф! Виват Кобург!
Навстречу ему уже спешил сам принц Кобургский, окруженный нарядной, цветистой свитой генералов.
Приблизившись друг к другу, обе группы всадников спешились.
– Ваше высокопревосходительство, я восхищен! – начал было принц, подходя к Суворову, но Суворов не дал ему договорить, – он крепко обнял принца.
Свита обоих полководцев, хотя и более сдержанно, но все же последовала их примеру. Генерал-поручик Дерфельден чуть ткнулся губами в бритую щеку генерала Сплени. Полковник Барко, снисходительно улыбаясь, церемонно поцеловался с генералом Позняковым.
И только простодушный Иван Кузьмич Шершнев искренне заключил в свои мощные объятия какого-то маленького австрийского полковника и, к немалому его удивлению, троекратно, словно на светлое Христово Воскресенье, облобызался с ним.
– Поздравляю с победой, ваше высочество! – сказал Суворов, пожимая руку принца.
– Вас нужно поздравлять, а не меня! Все сделали вы! – широко улыбаясь, говорил принц, с интересом разглядывая генерала Сувара. – Так быстро прийти на помощь. Сделать пятьдесят верст в сутки! Это чудо!
– Римляне двигались еще быстрее, – живо отозвался Суворов. – Вспомните Цезаря!
– Но ваша прекрасная диспозиция, ваша замечательная тактика – идти вперед. Мои солдаты уже зовут вас «Генерал-вперед», – улыбаясь, говорил принц.
– Все сделали они, наши храбрые солдаты! – отвечал Суворов.
– Нет, нет, победа принадлежит вам! – не уступал Кобургский.
Суворов весело улыбался.
– А, вот еще он, мой дорогой полковник Карачай! – радостно встретил он подъезжавшего Карачая.
– Ваше высокопревосходительство, вы слишком снисходительны ко мне, – смутился польщенный Карачай.
Но Суворов, прихрамывая, побежал к нему и горячо обнял.
– Мой храбрый Карачай, подойдите, и я обниму вас! – сказал принц, делая шаг к Карачаю.
Карачай запнулся. Он глянул на белоснежный мундир принца и на свой пыльный ментик и чуть было не извинился: «Видите, какой я грязный!», но спохватился: ведь секунду назад он в таком же виде мог целоваться с генералом Сувара.
Карачай поспешил к принцу. Принц обнял его.
А между тем в стороне, на пригорке, слуги принца Кобургского расстилали большой ковер, ставили приборы, бутылки, закуску, – принц хотел тут же, на поле, отпраздновать столь блистательную победу Суворова.Глава восьмая Рымник
Возвышайся, россов слава,
Веселися, наш герой;
Нам труды с тобой – забава,
И победа – каждый бой.
Число мало, но – в устройстве,
И великий генерал…
Как равняться вам в геройстве,
Коль Суворов приказал?
Песня Рымникская
I
Приступ лихорадки только что прошел – Суворов лежал, обливаясь потом. Он смотрел в потолок низенькой молдаванской хаты и напряженно думал все о том же. Вернувшись после победы у Фокшан на прежнее свое расположение, в Бырлад, Суворов написал командующему армией князю Репнину, что русские могли бы теперь двигаться к Дунаю. Суворов так и писал:
«Отвечаю за успех, ежели меры будут наступательные. Оборонительные же? Визирь придет! На что колоть тупым концом вместо острого? Правый бок чист: очистим левый и снимем плоды!»
Но конечно, с его доводами никто не посчитался, и союзники продолжали «колоть тупым вместо острого» – стоять на месте, а визирь продолжал наступать.
Вчера вечером от принца прискакал гонец: Кобургский снова просил помощи.
Он сообщил, что великий визирь будто бы собрал громадную армию в сто тысяч человек, перешел Дунай у Браилова и движется к Рымнику. У принца был все тот же восемнадцатитысячный корпус, и он умолял Суворова поспешить на помощь.
Суворов и сам знал, что визирь намеревается где-то перейти Дунай, но в Браилове, Галаце или в Измаиле – неизвестно. Как доносили лазутчики, во всех этих пунктах было много турок. Великий визирь хотел, чтобы союзники не могли знать заранее, где он будет переправляться через Дунай.
