Франтишек Кубка - Мюнхен
Кафе, в котором они сидели, часто навещали в первое время своей эмиграции немецкие беженцы. Там проводил время знаменитый Томас Манн, которого объявил своим гражданином небольшой чешский городок Просеч, прежде чем он нашел себе родину в Америке. Бывал тут и поэт Иоганес Бехер, господин Лазари — социал-демократ из Гамбурга, а также Отто Штрассер — наиболее крикливый из всех немецких эмигрантов, фашист по взглядам, ненавидевший Гитлера за то, что сам хотел стать Гитлером. Теперь эмигранты переселились в крупные кафе в центре города, где за ними труднее было следить. Отсюда было недалеко до Града, поэтому Редер и предложил именно это кафе.
В эту послеобеденную пору Регер и Ян оказались единственными посетителями. Регер поинтересовался состоянием здоровья пани Мартину-старшей, папаши Яна Войтеха, Еничека, работой Яна в редакции.
— Работы прибавится, — резюмировал он. — Ни с того ни с сего мы становимся знаменитой страной. Еще недавно многие даже не знали, как выговаривается название нашего государства. Представители различных партий из Франции и Англии, конгрессмены и сенаторы из Америки вереницей тянутся в Град, так что у президента голова кругом идет. Я сижу перед входом в его кабинет, любуюсь обнаженными русалками на гобелене и думаю, что для одного человека эта нагрузка слишком велика. Но ведь он получил то, чего хотел!
Регер помолчал, словно обдумывая, стоит ли ему развивать эту тему дальше.
— Бенеш с одной Москвой не пойдет так далеко, если уйдет в сторону Париж, а Париж уйдет наверняка. Вот что, кузен, я хотел вам сказать. В соответствии с этим вам нужно и действовать.
— Но ведь у нас есть договор…
— «Договор, договор»! У нас есть договор! Но ведь договоры бывают разные. Раньше в этом кафе сидели немецкие эмигранты, их сейчас полно в Праге. Они издают газеты, имеют кабаре. Гитлеру это не нравится. И теперь договариваются о том, чтобы пребывание в Праге для эмигрантов стало невыносимым. И в печати скоро настанет конец нападкам на Гитлера. Это называется «взаимное перемирие». Вы еще останетесь без работы, кузен! А поскольку беда никогда не приходит одна, наша тайная полиция станет сотрудничать с гестапо, чтобы устранить затруднения в отношениях между нами и третьих рейхом. Говорят, что целью такого сотрудничества будет борьба против экстремизма, то есть против фашизма и коммунизма, но в действительности борьба будет только против коммунизма. Разве гестапо предпримет что-либо против фашистов? Мы сами передаем Гитлеру списки наших антифашистов. Видимо, и вы, кузен, числитесь там. Вот вам и договоры. Ха-ха…
— Вы это точно знаете, пан доктор?
— Точно, не точно. Я знаю. Немного поздновато узнал я обо всем, переговоры шли в прошлом году, но вы можете об этом проинформировать других.
— Зачем вы мне об этом рассказали?
— Потому что вся эта комедия мне надоела. Кроме того, когда однажды меня, Регера, захотят арестовать, я надеюсь, вы также отплатите мне взаимностью. Мне дорога шкура вместе с шелковым бельем и шелковыми носками. Затем и рассказываю тебе об этом, дорогой пан кузен, а не потому, что хотел бы прихода к власти коммунистов!
Ян, покачав головой, проговорил:
— Я работаю в газете уже порядочное время и всегда спрашивал себя, каким образом просачивается наружу достоверная информация с самых секретных встреч. Теперь понимаю — вот как это происходит!
— Допустим, пан кузен. Расскажите об этом, кому сочтете полезным. Например, в Карлине[24]. Но, не дай бог, если в связи с этим будет названо мое имя: я от всего откажусь, а вас прикажу упрятать за решетку и уничтожить. Теперь не до шуток! — Лицо Регера налилось кровью.
Только встретившись с его твердым взглядом, Ян понял, какую страшную правду выдал этот человек. Он прошептал:
— И об этих вещах договорились?
— Конечно! Опомнитесь же… — Регер рассмеялся.
— Тут уж не до смеху!
— Верно. Но смешно смотреть: у вас несчастный вид. Такое впечатление, извините, будто вы узнали, что вас мама родила не от того, кого вы с пеленок называете папой. Будьте довольны тем, что я предупредил вас. Надеюсь, вы не позволите сослать меня в Сибирь, когда судьбы людей у нас станут решать ваши друзья.
Ян молча, с удивлением смотрел в успокоившееся лицо Регера.
В последние годы он знал таких генлейновцев, которые приносили и продавали документы, разоблачающие Генлейна. Они называли это «торговой операцией». Регеру не нужны деньги. Но им не движет и чувство патриотизма или любовь к бедному люду.
Регер не выдержал взгляда Яна:
— Неужели вам непонятно, что все вы нагоняете на меня страх?
Ян снова покачал головой.
Регер в конце концов рассердился:
— Пришло время — у нас оно еще стоит у порога, — когда люди от страха стреляются, бросаются под поезда, лакают яд, за бесценок продают фабрики и имения, полураздетые удирают в самолетах или умирают от разрыва сердца. Почему бы мне из страха перед вами не выболтать столь несущественную служебную тайну?
— Ладно, — ответил Ян, — я сообщу кому следует. Ваше имя останется неизвестным. Даю вам слово.
— А как потом?
— Не бойтесь.
— Ничего со мной не будет?
— Говорю вам — не бойтесь!
49
Карел Самек распорядился поставить в комнате, где он обычно по четвергам встречался со своими приятелями, радиоприемник. Собирались поодиночке, молча, словно на траурную процедуру. Уже было известно, что гитлеровские войска перешли границу Австрии. Венское радио передавало заявление Гитлера. С пафосом сообщалось, что «с сегодняшнего утра через границу немецкой Австрии следуют солдаты имперской армии, бронетранспортеры, пехотные дивизии и части СС, германские самолеты проносятся в австрийском небе». Имперские вооруженные силы были якобы призваны новым национал-социалистским правительством, заседающим в Вене.
Однако гитлеровская армия пересекла австрийские границы, когда в Вене еще не существовало «нового национал-социалистского правительства». Последнему австрийскому федеральному канцлеру Шушнигу еще удалось выступить по радио и закончить речь словами: «Бог, храни Австрию…» И в ту же минуту на улицы хлынула нацистская «пятая колонна» и под охраной гитлеровского гестапо смела независимость Австрии.
Писатели, профессора, критики, редакторы, юристы и медики, сгрудившись в полутьме возле приемника, сразу же вступили в перебранку, носившую, на их взгляд, научный характер. Одни утверждали, что все это давно ожидалось, так как австрийское правительство было слабым и ему не хватило смелости опереться на Гитлера. Шушнигу не следовало ездить в Берхтесгаден для переговоров с Гитлером, ибо встреча ягненка с тигром всегда кончается смертью ягненка. Мол, Шушнигу надо было обратиться к Лиге Наций и к великим державам, для которых гибель Австрии не была безразличной.
Эти разговоры перебил ехидный смех тех, которые уже давно не верили Лиге Наций и имели собственное мнение о великих державах.
— Великие державы дали согласие на агрессию Японии против Китая, позволили Муссолини проглотить Эфиопию, помогают Франко в Испании и не промолвят слова после захвата Австрии.
— Так поступает милая Франция. И Англия. А мы как?
— Мы… — попытался кто-то ответить, но тут же осекся.
После некоторого молчания раздался иронический голос:
— Аншлюс — это война!
— Да-да, так говорили, когда до аншлюса было еще далеко. Но теперь он стал реальностью. Значит, на очереди война. Но кто будет воевать? Мы одни?.. Правда, мы вооружены, у нас есть укрепления…
— С сегодняшнего дня обнажается наш южный фланг… Мы окружены!
— Вот вам, Самек, получайте свою демократию! Она привела к окружению!
— Гитлер побеждает под лозунгом национализма! Он объединяет немцев в одном государстве.
— У нас тоже есть немцы!
— Придется их отдать…
— Хорошо, пускай уходят, но нашу землю пусть оставят нам! Ее мы не отдадим!
— Ха-ха-ха… Не отдадим! Не отдадим! Они заберут ее с собой! У нас не спросят. То, что Гитлер сделал с Австрией, будет и с Судетами!
— Вы сбиваетесь на их терминологию, — прозвучал профессорский голос. — Разве существовал когда-нибудь Судетенланд? Это выдумка нацистов, чтобы иметь предлог перекраивать нашу землю.
— Аншлюс — это война! Может быть, в Граде уже пишут приказ о мобилизации.
— Ни черта не пишут. Влипнем мы…
— Я верю в армию.
— Гм…
— Неужели нельзя уже никому и ничему верить?
— Мне известны господа, которые без умолку болтают о демократии. Но в отеле на Вацлавской площади у них имеется комнатушка, где они встречаются с генлейновцами! Известны и такие господа, которые встречаются на одной вилле с германским послом Эйзенлором. Не только аграрии, но и другие лица, близкие к Граду, думают над тем, как сделать так, чтобы и Гитлера насытить и свою мошну оставить в сохранности.
