Рекс Стаут - Великая легенда
Слава этого деяния сделала бы меня бессмертным — я стал бы более великим, чем Эней и Одиссей, мое имя звучало бы по всей Трое и эхо дошло бы до потомства.
Одна проблема разрешилась сразу же, когда Елена согласилась вернуться и передать со мной сообщение Менелаю.
— Конечно, мне будет жаль покинуть Трою, — печально закончила она, — но это лучше, чем видеть ее гибель. Ч го до Менелая, то они с Парисом два сапога пара, и утешением мне послужит то, что я вновь стану царицей Спарты.
— Главная трудность, — сказал я, — добиться согласия греческих вождей, особенно Аякса и Ахилла.
— Боюсь, что это невозможно. Но ты можешь попытаться.
Вскоре мы собрались возвращаться во дворец.
— Нужно соблюдать осторожность, — шепнула мне Елена у двери, — чтобы наш план не дошел до ушей Париса.
Мы с Гекамедой вышли в лунную ночь. Все дышало миром и покоем. На всем пути назад мы не встретили никого, кроме двух стражников. Белый дворец в призрачном сиянии луны усиливал окружающую нас атмосферу тайны, а шепот листьев, колеблемых ночным ветерком, походил на горестные вздохи о несчастьях, постигших город.
— Артемида[90]] направляет наши шаги, — сказала Гекамеда, дабы нарушить молчание, но я был слишком занят своими мыслями, чтобы тратить время на разоблачение суеверий. Рука об руку мы прошли мимо дома Гектора и остановились на момент, думая о страшном горе, распростершем свои черные крылья над некогда счастливым кровом.
В ответ на мой стук Гортина открыла дверь наших покоев, сообщив, что Ферейн устал после сегодняшних треволнений и лег спать. Мне это не понравилось, но я промолчал. Сама Гортина отнюдь не выглядела усталой — когда она помогала Гекамеде снять плащ, ее глаза бегали, и я подумал, не попробовала ли она снова моего вина.
Это напомнило мне о собственной жажде, и я спросил Гекамеду, не выпьет ли она со мной вина в моей комнате. Получив ее согласие, я велел Гортине принести нам кубки и сосуд лемносского вина.
— Чистого и неразбавленного, — предупредил я. — Больше я не желаю пить твое водянистое пойло. И чтобы вино было охлажденным.
— Ты знаешь, — спросила Гекамеда, когда мы сели на скамью, — что я тобой недовольна?
— Нет, — улыбнулся я, — хотя мне следовало бы к этому привыкнуть. А в чем причина?
— В том, что ты хочешь вернуть грекам Елену Аргивскую. Мне это не сулит ничего хорошего. Если ты добьешься успеха, то прославишься и будешь презирать бедную Гекамеду, а если потерпишь неудачу, я могу потерять тебя, как Андромаха потеряла Гектора.
Я постарался заверить любимую, что для нее всегда найдется место рядом со мной, какая бы слава меня ни ожидала.
— Что до неудачи, давай не думать о ней, а молиться об успехе.
— Если с тобой случится беда, Идей, это разобьет мне сердце.
— Значит, ты меня любишь?
— Ты это знаешь.
— Сильно?
— Так сильно, что с тобой я забываю обо всем — даже о Тенедосе.
— И ты рада, что станешь моей женой?
— Да.
После этого мы сидели молча, поглощенные собственными мыслями, хотя, возможно, они были одинаковыми.
— Завтра, — внезапно прошептала Гекамеда, и мне показалось, будто это слово слетело с моих уст.
— Завтра, — повторил я, целуя ее волосы.
В холле послышались звуки шагов, и вошла Гортина с сосудом вина и кубками. Поставив их на стол, она повернулась к нам:
— Налить вам вина?
Я кивнул, поднимаясь, чтобы придвинуть нашу скамью ближе к столу. Гортина подняла тяжелый золотой сосуд. Гекамеда вышла в свою комнату поправить прическу, вернулась и снова села на скамью.
То, что случилось потом, едва не заставило меня поверить в покровительство богов. Обычно мои чувства притуплены, даже когда ум работает быстро. Но когда я поднял голову, передвинув скамью, меня насторожил зловещий блеск в глазах Гортины, подобный молнии на покрытом грозовыми тучами небе.
Ее взгляд был устремлен на Гекамеду, поэтому она не заметила, что я наблюдаю за ней.
«Греянка что-то замышляет», — подумал я.
Тем не менее я бы не догадался о ее намерениях, если бы не то, что произошло затем. Мы с Гекамедой сидели на скамье у края стола — это не слишком удобно, но мне не хотелось вставать и придвигать другую скамью. Гортина, наполнив кубки, поставила их перед нами.
Что-то в ее поведении снова привлекло мое внимание. Я не могу описать, что именно, — впечатление было слишком неопределенным. Не то чтобы ее рука дрожала — напротив, она была вполне твердой, да и лицо не выражало особого возбуждения.
Возможно, вы поймете, что я имею в виду, если я скажу, что налить кому-то вина — процедура, обычно выполняемая с абсолютным равнодушием, в то время как Гортина поставила кубок перед Гекамедой с таким видом, словно в мире не существует более важной задачи. Когда же Гортина обслуживала меня, ее поведение изменилось полностью — она даже пролила несколько капель на поднос.
Подозрение вспыхнуло у меня в голове ярким пламенем. На момент я был склонен посмеяться над собой, но потом решил действовать.
— Погоди, — сказал я внезапно, когда Гекамеда поднесла кубок к губам. — Почему бы нам не отметить наше счастье, забыв о былых разногласиях? Ты должна выпить с нами за наше будущее, Гортина. Принеси еще один кубок.
— Я не могу пить с моим господином, — запротестовала греянка.
— Можешь, если я этого требую. Или ты все еще лелеешь свою глупую ненависть? Принеси кубок.
Как только Гортина удалилась, Гекамеда повернулась ко мне.
— Что за чепуха? — тихо спросила она. — Почему ты отослал ее?
— Молчи! — шепотом отозвался я. — Что бы я ни сделал, не проявляй удивления и, самое главное, не пей вина…
Гортина вернулась с кубком, поставила его на стол и наполнила. Я с удовлетворением заметил, что он ничем не отличается от двух других.
— Подожди! — воскликнул я, когда Гекамеда вторично подняла свой кубок. — Ты не принесла сыр, Гортина. Лемносское вино полагается пить с сыром. Принеси его — он лежит на второй полке в правом углу.
Поставив кубок на стол, греянка подошла к двери.
— Белый или желтый сыр? — спросила она.
— Белый, — ответил я.
Когда Гортина вышла, я быстро поднял ее кубок и поставил его перед Гекамедой, а кубок Гекамеды поместил туда, где раньше стоял кубок Гортины.
— Зачем… — удивленно начала Гекамеда, но я знаком велел ей умолкнуть.
Вернувшись, Гортина бросила быстрый взгляд на стол, потом поставила на него тарелку с сыром. Гекамеда взяла щепотку и накрошила его в мое и свое вино; Гортина не стала брать сыр.
Я поднял кубок.
— Ты выпьешь за нас, Гортина?
Глаза греянки скользили от меня к Гекамеде — она даже не пыталась скрыть их злобный и торжествующий блеск.
— Пусть боги улыбаются вам, — сказала она наконец, и мы выпили вина.
По крайней мере, выпили двое из нас. Я только сделал вид, что пью, так как отнюдь не был уверен, что мое вино безвредно. Гекамеда осушила до дна кубок, который Гортина принесла для себя. В свою очередь, Гортина выпила кубок, который предназначался Гекамеде.
— Что это? — воскликнул я, ставя на стол все еще полный кубок. — У вина странный вкус. Ты уверена, что оно не разбавлено?
— Конечно — ведь ты приказал его не разбавлять, — ответила греянка, бросив на меня быстрый взгляд.
— Знаю, но выполнила ли ты приказ?
— Да. Неужели ты думаешь, что я могла проявить неповиновение? Сосуд не открывали до сих пор — это один из тех, которые ты привез… Ах! Что это?
Она внезапно умолкла, прижав руки к животу, с выражением боли и страха на лице. Я понял, что моя догадка была правильной.
— Что это? — снова вскрикнула Гортина, раскачиваясь из стороны в сторону, как молодое деревце во время бури. — У меня внутри все горит! Боги Грей, помогите мне!.. Ты дьявол, Идей! Это твоих рук дело!
Будь проклят!
Крики Гортины были ужасны, и, даже зная, что она испытывает те муки, которые уготовила Гекамеде, я не мог не чувствовать к ней жалость.
Внезапно она покачнулась и рухнула на пол; крики сменились тихими стонами и невнятными проклятиям;.. Потом в горле у нее забулькало, тело судорожно дернулось и застыло.
Гекамеда, рыдая, опустилась на колени рядом с Гортиной и осторожно приподняла ее голову. Не будучи сведущим в подобных делах и не зная, чревато ли это опасностью, я оттащил ее в сторону, потом склонился над мертвым телом Гортины, скрестил ее руки на груди, закрыл ей глаза и накинул на лицо край мантии.
— Такова воля Зевса, — тихо произнесла Гекамеда.
Глава 21
Мы пьем за месть
При обычных обстоятельствах внезапная смерть Гортины во дворце вызвала бы переполох. Гекамеду и меня допрашивали бы судьи, похороны посетила бы масса любопытных, было бы проведено тщательное расследование с целью установить природу яда, который использовала Гортина, и место, где она его раздобыла.
Но во время всеобщего горя и волнения никто не обратил внимания на смерть рабыни. Я никому не докладывал о происшедшем, Ферейн передал тело властям, и больше я ничего об этом не слышал.
