Лев Клиот - Судьба и воля
Китай стал серьезно привлекать менеджеров «Ривьеры» в середине восьмидесятых. До этого времени китайские компании, имевшие офисы в Америке, полностью занимались снабжением «Ривьеры», беря на себя контроль качества – вопрос первостепенный, учитывая особенности китайского производства того времени. Один из постоянных партнеров, мистер Ю, бизнесмен из Тайваня, с присущим ему юмором описывал диалоги с представителями местных китайских фабрик:
– Ваша продукция очень плохого качества, – так он оценил несколько коробок товара, которые ему представлял глава деревенского комитета. В этой деревне каждая семья занималась изготовлением украшений для волос практически на коленке, но и цена была копеечная.
– Продукция очень хорошая, – представитель деревни произносил это утверждение, широко улыбаясь и беспрерывно кланяясь.
– Нет, уважаемый, вы видите, что клей не держит, все вкось и вкривь!
– Очень хорошая продукция, – кланяется китаец.
– Все надо переделать, такой товар я не приму!
– Не надо переделать, все красиво, аккуратно, ровно, надо платить.
И так – до бесконечности.
До какого-то времени работать напрямую с китайцами не представлялось возможным. Но постепенно из хижин производство стало перемещаться в более соответствующие помещения, с современной оснасткой, с все более квалифицированными работниками, при высокой дисциплине и очень низкой заработной плате.
Китай заинтересовал «Ривьеру», и «Ривьера» заинтересовала Китай. Залесский получил официальное приглашение от чиновников из Министерства экономики, по просьбе фабрикантов, занимающихся модными аксессуарами. Та ниша, которую Залесский занимал на самом привлекательном для них рынке, интересовала китайских бизнесменов настолько сильно, что усилия по привлечению компании Бориса в сферу их деятельности непосредственно на территории Китая нашли отклик в правительстве страны.
Он приехал в Пекин в сопровождении двадцати специалистов. Прием был шикарным. Это слово он употреблял всегда с несколько саркастическим привкусом. Но хозяевам действительно удалось удивить наивных американцев. Бесконечная вереница угощений, музыка, танцовщицы, обслуживание, за каждым из гостей стояло по два официанта. Невозможно было отказаться от зачастую совершенно незнакомой еды, когда от каждого из многочисленных блюд тебе на тарелку заботливо укладывали настоятельные помощники небольшую порцию на один укус, по чуть-чуть, но много, много раз.
Ели все, кроме Бориса и Жоззет. На следующее утро плохо было всем, кроме Бориса и Жоззет. Залесский, чрезвычайно довольный собой, посмеиваясь, ходил среди стонущих обжор. Удержала его мадам Кавалье, но об этом он не стал распространяться. Делегация посетила Шанхай, несколько десятков фабрик в Гуанджоу и его округе. Американцев сопровождала представительная группа бизнесменов, гиды и, как понимал Залесский, представители спецслужб. Впечатления о стране были очень яркими, но бизнес такого ощущения не вызывал. Тем не менее, несколько важных контактов в тот раз завязать удалось.
Жоззет.
Впервые Залесский увидел ее на выставке очков «Мидо» в Милане. Этому предшествовал разговор с Клиффом:
– Борис, нас серьезно теснят конкуренты в сетях, где мы долгое время находились в одиночестве. Молодежь очень резвая, они копируют наш бизнес не стесняясь, снижают цены до бросовых, лишь бы зацепиться за место. Мы должны работать с формой и чаще менять ассортимент.
Я знаком с одной дамой – Жоззет Кавалье. У нее свой магазин оптики в Париже в самом центре, магазин и мастерская. Она сама занимается подбором коллекции. И солнечные очки, и очки с диоптриями у нее покупает весь парижский бомонд. У нее исключительно тонкий вкус на моду, на направление, она видит новую линию, цвет, и вообще, она просто воплощение вкуса, «парижанка», «француженка» в самом высоком смысле этих понятий.
– Эй, мотоциклист, ты случайно на это воплощение не запал?
Борис искренне поразился такой горячей характеристике. Бранновер – на редкость выдержанный парень и примерный семьянин. Если он кого-то и любил кроме жены, так это только свой «Харлей», и если где-то, кроме работы и дома, проводил время, то только в клубе таких же чокнутых, с точки зрения Бориса, мотоциклистов.
Залесский шел по проходу «Д» зала номер два выставочного комплекса «Мидо». Боксы этой части выставки заполняли коллекции тайваньских и корейских производителей. Слух о том, что представители «Ривьеры» находятся в зале, распространился мгновенно. Хозяева и менеджеры представленных коллекций выходили к проходу, приветствуя Бориса. Вежливо раскланивались знакомые. Новички приглашали его с Клиффом к себе. Но люди Залесского уже работали с теми, кого наметили ранее.
Он просматривал то, что предлагалось, быстрым взглядом, мгновенно оценивая выставку. Этот кажущийся поверхностным осмотр помогал почувствовать тенденцию, направление, на которое ориентировались производители. Интересовали новые материалы, технологии, цены.
Он останавливался поговорить с китайцами, рассматривал дорогой корейский товар, потом переходил к французам, итальянцам. Любил пошутить с азиатами, пользуясь их языковой и понятийной несостоятельностью. Например, рассматривая образцы какого-нибудь восточного производителя, делал очень заинтересованный вид и спрашивал:
– Мистер «шмоко», сколько стоит эта оправа?
Доверчивые китайцы подробно отвечали на грубоватую шутку, не подозревая, что «шмоко» означает нечто жалкое и ничтожное. Но однажды корейский бизнесмен на чистом английском языке ответил:
– Мистер Залесский, меня зовут не мистер «шмоко», меня зовут мистер Ким.
Клифф захлопал в ладоши:
– Как он тебя? Пора, пора вас, мистер Залесский, поставить на место. В самом деле, Борис, ну некрасиво ты себя ведешь.
Залесский сел с мистером Кимом за стол, пересмотрел всю его коллекцию, сделал заказ на двести тысяч долларов и в конце извинился за бестактную шутку. Больше таких выходок он себе не позволял.
Жоззет стояла у стенда «Люксотики». Клифф только собрался что-то по этому поводу сказать, направляя внимание патрона в ее сторону, как она отошла от своего высокого, светловолосого собеседника и, удаляясь от них, продолжила путь по рядам павильона. Бранновер ограничился только жестом:
– Ты ее увидел, теперь это – твоя цель.
Они шли за ней некоторое время.
– Черт, посмотри, как она ставит ножки – словно старается быстрее их убрать из-под обстрела!
– А вы, мистер Залесский, уберите с ее ножек свой похотливый взгляд и найдите себе другой объект для наблюдения. У нас к ней дело, а не…
– Куда мне его убрать? Если я подыму его выше, то что я вижу? Я вижу прелестную попку, проклятье, от нее просто глаз не оторвать. Ты видел эту походку? Это же гипноз, так вводят мужиков в транс!
– Жоззет спасает свои ножки не только от тебя, ты же видишь, на нее смотрят все! И потом, она балерина, всю жизнь танцевала, оттого и походка…
«Балерина!»
Борис почувствовал, как кольнула сердце игла и расхотелось шутить. На всех его подруг оборачивались мужчины, так сложилась его жизнь – он всегда был окружен красивыми женщинами.
Игла шевельнулась неясным пробным уколом…
Она сейчас обернется – и все исчезнет. Завораживающая походка, ноги из тайных желаний ночных фантазий, но Господи, помоги мне увидеть ее заурядное лицо, и я спасусь.
Жоззет резко остановилась. Секунду постояла, словно примериваясь к какому-то решению, затем обернулась и пошла навстречу Залесскому.
– Вы ведь Борис Залесский? Меня зовут Жоззет Кавалье, – она протянула ему руку и улыбнулась, – я давно хотела с вами познакомиться.
Когда-то в юности ему попался рассказ о том, как, раненный тяжелой самокатанной пулей, всадник успевает подумать о том, что если он выдержит первый болевой шок, то сможет выжить. Борис, удерживая теплую ладошку, рассматривал лицо этой женщины постепенно, начиная снизу и подымаясь выше к глазам: «медовые» – всплыло слово. «Вот в этом меду я и утону».
Она была не просто красива, она была невозможно красива. Затянувшаяся пауза становилась неудобной. Клифф переминался с пяток на носки, потирая за спиной ладони, и наконец нарушил молчание:
– Борис, вы ведь тоже хотели познакомиться с мадам Кавалье?
Залесский, наконец, выпустил руку Жоззет и поклонился:
– Рад знакомству.
Они втроем прошлись по выставке. Жоззет о чем-то говорила с Бранновером, Борис шел молча. Эта женщина, чье касание он ощущал, словно ожог, в одну минуту вывела его из привычного равновесия. От нее веяло острым ароматом опасной чувственной западни, в которую, похоже, он уже попал. В какой-то момент усмехнулся: «Пуазон», ее духи, сладкий яд, для него в данном случае абсолютное попадание.
Они сделали круг и вновь подошли к большому стенду «Люксотики», раскинувшемуся в нескольких стандартных боксах. Их встретил ее прежний собеседник и, увидев Бориса, низко ему поклонился. Залесский поздоровался, обрадовавшись возможности переключить внимание на разговор со старым знакомым.
