Николай Бахрошин - Ярость берсерков. Сожги их, черный огонь!
Мои ратники неторопливо подтягивались поближе, предусмотрительно хоронясь за деревьями в опасении стрел. Да что их стрелы с костяными охотничьими наконечниками против наших кольчуг, мечей и прочей боевой снасти? Оличи сами понимали это. Нетерпеливо поглядывали на заходящее солнце, видимо, торопили тьму, чтобы попробовать проскочить.
– Эй, вы чего убегали-то? – крикнул кто-то с той стороны пригорка. Кажется, опять Велень, этот всегда торопится своим языком в первую же дырку залезть.
– А чего вы гнались-то? – немедленно откликнулся Еленя. Голос у него был дребезжащий и хриплый. Я помню, он еще прошлым летом жаловался на ломоту в груди. Неужто не выздоровел с тех пор?
– Вы побежали – мы и погнались!
– А вы погнались – мы и побежали! – отозвался Еленя, слегка подкашливая.
Все опять замолчали. Наши мужики, понятно, ждали моей команды. В походе своей волей шалить нельзя, тут одна голова нужна. За своеволие запросто можно получить по голому заду ивовыми прутьями перед всем родом, такое положено наказание.
– Что будем делать с оличами, князь? Может, стрелами их завалить? – нетерпеливо спросил Ятя. Глаза, возбужденные загоном, блестели. Конечно, с такой силой против троих он – герой…
Сельга, подошедшая с другой стороны, тронула меня за руку. Тревожно заглянула в глаза. Я покивал ей успокаивающе. Хоть и не волхв, но тоже понял ее без слов. Конечно, нам сейчас только свары между родами не хватало!
– Еленя! Слышишь меня?! – крикнул я.
– Ты, Кутря?! – откликнулся Еленя.
– Я, паря!
– А чего ты там прячешься, за деревьями?!
– А я и не прячусь!
– Ну, так выходи говорить!
– Сейчас выйду! А вы стрелы не кидайте!
– Выходи, не будем! – пообещал Еленя. Что-то коротко сказал своим малым, те опустили луки. Переминались на месте, готовые сорваться в любой момент. Понятно, шли на охоту, а попали почти на рать, испугаешься тут.
Выйдя из-за деревьев, где сумрак по вечернему делу уже начал сгущаться, я снял с плеча лук, отвязал колчан, вынул из ножен меч, воткнул его в землю, предварительно извинившись за беспокойство перед Сырой Матерью. Добавил рядом с ним нож. Потом развязал ремешок шлема, тоже положил его на землю. Поднял руки вверх, показывая оличам пустые ладони. Еленя махнул мне рукой, опять что-то коротко и неслышно сказал своим.
Случись чего, его первого буду валить, малые потом сами в своих луках запутаются, решил про себя. Можно справиться, когда-то побратимы-венды показывали мне разные хитрые приемы боя пустыми руками.
Я не торопясь пересек поляну.
От наших мужиков оличи мало чем отличались, все-таки в давние времена роды пошли из одного корня. Они и одевались так же, как мы: порты, рубахи, кожаная обувка, прошитая жилами, широкие кожаные пояса, куда удобно привешивать и снасть, и мелкую дичь. Только вышивка на вороте и рукавах другая, наши бабы расшивали одежу крестиком, а ихние – птичьей лапкой. Из-за разницы в узорах роды всегда друг над другом смеялись.
Я сел перед ними на землю, показывая, что в моих намереньях нет ничего воинственного. Еленя тоже опустился следом. Малые присели на корточки позади него. Тревожно щупали меня глазами.
– Вы чего пришли-то в наши угодья? Или воевать захотели? Мало вам свеев? – спросил Еленя. Он тоже смотрел на меня настороженно, понимал, какая сила стоит за деревьями.
– Слышал уже про свеев? – спросил я.
– А то…
– Откуда так быстро?
– Сорока на хвосте несла – галке передала, галка прилетела – вороне рассказала, – объяснил Еленя.
– Понятно… Взяли бы да помогли, – предложил я. В шутку, конечно. Но он озаботился на полном серьезе, сразу надулся, как кабан на дуб:
– Вот еще! Была охота в чужой сваре свою голову подставлять. Вы нам сильно помогали, когда княжьи дружинники на нас насели?
– Если свеи нас перебьют – за вас возьмутся.
– Ага, обещала улита быть, да никак не успеет. Когда это будет-то? Да и будет ли?
– Ну дело хозяйское…
– Именно что хозяйское. Мы, оличи, хозяева в этих землях. По левую руку от синих скал наши охотничьи угодья начинаются. Сколько раз об том толковали, – напомнил он.
Я видел, откровенно нарываться на лай ему не хотелось, но и молчать он тоже не привык.
– Нам ваши угодья не нужны, своих хватает. Серного камня наберем только и уйдем к себе.
– Вонючий камень? Да зачем он вам? – удивился Еленя.
– Раз пришли, значит, нужен.
– Оно конечно… – согласился он. – Не нужен был – не пришли бы. По-пустому чего ноги ломать…
– То-то и оно.
– Серный камень берите, конечно, раз понадобился, его здесь валом… Значит, биться не будем?
– Не будем. Идите, куда шли.
– И правильно, чего биться без дела? – оживился он. – Обратно смотреть, зачем нам биться сейчас? У вас – свеи, у нас – свои заботы. А серный камень берите, сколько в мешок влезет. Кому он еще нужен? Ну, так мы пойдем? – Он уже улыбался, облегченно отдуваясь и подкашливая. Знал, что я свое слово два раза не повторяю.
– Идите.
Поднимаясь, я махнул рукой мужикам, чтобы пропустили. Те, опустив оружие, выходили из-за деревьев. Самые молодые задиристо перекрикивались с парнями оличей. Но это уже их, щенячьи, дела…
2
– Весеня!
– Чего?
– Чего, чего… Меха качаешь аль нет?!
– Чего?
– Меха, говорю, кто качает?!
– Так я же!
– Так, так… Растакался, как сорока… Ну так качай же!
Весеня сжал зубы и еще яростнее налег на рукоять мехов, помогая кузнецу Творе раздувать огонь в горне. Быстро шевелить раненым, едва схватившимся новой, тонкой кожей плечом было еще чувствительно, но он терпел, как положено мужчине и воину.
– Давай, давай, навались шибче! – понукал Творя.
Коваль – он такой, нравный! Когда в рабочей горячке зайдется – слова ему поперек не скажи. А сам, обратно сказать, будет ругать и скандалить громче, чем склочная баба Шешня, известная на весь род змеиностью языка…
«Вот и пойми его после этого!» – рассуждал парень. Так – тихий-тихий, воды стоячей не замутит, а как до дела доходит – ни дать ни взять крылатый змей Аспид с каменными зубами. Разве может такое быть, чтоб у человека случалось два лица разом? Он же не бог, не Семаргл-семиликий, не Велес-рогатый, известный своей двуличностью… Не иначе – от огня все! Если подумать, ковали возле огня работают и от этого, видно, сами зажигаются его жаром не хуже сухой соломы. Огонь, известно, произошел от богов, и только боги могут бестрепетно принимать его…
– Весеня!!!
– Да качаю, качаю…
Чтобы ковать железные вставки для больших луков, печь сложили прямо в лесу, неподалеку от ратного становища. Творя сам выкладывал ее из камней, обмазал для связки красной, жирной и липкой глиной. От жара печи такая глина сама быстро схватывается крепкой, непробиваемой коркой, застывает крепче, чем гончарные поделки на обжиге. Теперь Творя хлопотал вокруг, сам подбрасывал дрова в топку, калил железные прутья, чтоб ковать из них загогулины, выдуманные новым походным князем Кутрей. Да что-то не ладилось у него. Кузнец злился, кричал на всех, сам раскалился, как печь, плюнь – зашипит. Того гляди кинется кусать за мягкое мясо, опасался Весеня. Он первый раз видел кузнеца в работе так близко. В селе Творя немногих допускал в прокопченную кузнечную избу, охранял таинство огня и железа от черного глаза.
Весеня и второй мужик, силач Коштырь, были приставлены к ковалю на подмогу. Но Коштырь стоял спокойно, поставив у ноги тяжелый молот на длинной деревянной рукояти. Ждал, когда железо поспеет для ковки.
Получается, он, Весеня один за всех надрывается! Вот взяли в обычай – на малых ездить, нашли безответного, на ком с берега воду возить… И этот еще шипит, как растревоженная гадюка! Может, от его злости огонь горячей становится, так надо полагать? Хотя нет, сам видел в крепости, вспоминал Весеня, конунг Рагнар – не в пример умелый кузнец, ковал спокойно, весело, пересмеивался со своими, а работа получалась на загляденье… Конечно, уметь надо, тогда и работа получится…
«Тоже придумали, хоть стой, хоть падай!» – внезапно обозлился Весеня, теперь уже на нового князя Кутрю. Луки какие-то, черный волховской огонь… Хоть бы его, Весеню, спросили! А он бы сказал – встать надо всем родом покрепче и рубиться против свеев позлее. Тогда будет толк, а не баловство…
Впрочем, малый сам понимал, что думает так больше от досады на распоясавшегося коваля. Помнил, конечно, как летел от свеев кувыркающимся голубем, едва голову по дороге не потерял, чуть жилы в животе не полопались от натуги и страха. Вот и стой против таких, тесиной против топора!
– Эх, не та печь… Мало еще жара, очень мало! Никак не хватает… – сквозь зубы прошипел Творя, пристально глядя на жаркий огонь, радостно вспыхивающий от сильной работы мехов.
– Куда тут мало! И так с трех шагов, не отворотясь, не подойти! – вставил Весеня, не утерпев.
– А ты себе знай качай!
– Так качаю…
– Ну и давай шибче! Молод еще – старших учить! Соплю на нос намотай, чтоб не свешивалась, тогда учи!
