Юрий Мухин - Катынский детектив
По объёму эти документы незначительны и хранить их можно в особой папке.
Проект постановления ЦК КПСС прилагается.
Председатель Комитета государственной безопасности при Совета Министров СССР
А. Шелепин
3 марта 1959 года
Проект постановления таков:
Совершенно секретно
Постановление Президиума ЦК КПСС
от____________________1959 года
Разрешить Комитету Государственной Безопасности при Совете Министров СССР ликвидировать все дела по операции, проведённой в соответствии с Постановлением ЦК КПСС от 5 марта 1940 года, кроме протоколов заседаний тройки НКВД СССР.
(И здесь составители сборника сделали замечание по чьей-то подсказке:
«Постановления Президиума ЦК КПСС по этому вопросу в „Особой папке“ не обнаружено».
И опять нам непонятно, как составители сборника об этом узнали).
103. К документам высших руководителей страны и министерств всегда чрезвычайно высокое требование. В них не должно быть помарок и ошибок, каждая цифра тщательно вычитывается и сравнивается с другими.
А вы посмотрите, что в этом шедевре. В первом абзаце написано, что «было расстреляно 21 857 человек», а в третьем — «все дела в количестве 21 957» хранятся. Разница в 100 дел прямо бросается в глаза, её бы и Шелепин заметил, а уж какой-то полковник КГБ, который по идее должен был готовить это «письмо», не допустил бы этой описки никогда.
104. Чтобы сослаться на решение партийного органа, на дату, он обязан был иметь перед собой выписку, или протокол, или письмо — любой документ, где указано, что это за решение. Этот гипотетический полковник КГБ скрупулезно перенёс бы название решения — «решение Политбюро ЦК ВКП(б) № 13 от 5 марта 1940 года» — в письмо Шелепина. А он пишет «КПСС», которой в те годы и близко не было, он пишет «Постановление ЦК», то есть даёт основание полагать, что Сталин обсуждал этот вопрос с сотней членов тогдашнего ЦК и что 5 марта 1940 года проходило не заурядное заседание Политбюро в составе четырёх человек при двух отсутствовавших, а Пленум Центрального Комитета. То есть, в убогом представлении фальсификатора КПСС взяла власть в октябре 1917 года, между её Политбюро и ЦК никакой разницы нет — это один и тот же орган. Но Шелепин-то знал всё это. Как бы он подписал эту чушь — КПСС в 40-м году? Он — член ЦК партии, переименованной в КПСС лишь в 1952 году!
105. Но главное в другом. Отличие военнопленных и интернированных в том, что они находились в лагерях для военнопленных и интернированных. Только в лагерях на них заводились учётные дела на военнопленных. А те, кто был арестован и посажен в тюрьмы, имели следственные или уголовные дела, но никак не учётные на военнопленных. Откуда же тогда у Шелепина появилось 7 305 учётных дел на военнопленных, если эти люди сидели в тюрьмах и не являлись военнопленными?
106. Но и это ещё не так смешно. В «письме» написано, что в КГБ в 1959 году хранилось 3 820 учётных дел на военнопленных Старобельского лагеря, а мы на странице 117 перепечатали Акт из этого лагеря, безусловно подлинный, где указано, что 4 031 «учётное дело на военнопленных» было сожжено на основании распоряжения «капитана Госбезопасности тов. Сопруненко» «1940 года, октября месяца, 25 дня». Фальсификатору не хватило ума об этом вспомнить, он своей фальшивкой восстановил из пепла и перенёс в 1959 год учётные дела, уничтоженные в 1940 году.
107. И уж как-то неинтересно напоминать, что на этом письме из КГБ без номера составители сборника не воспроизвели факсимильное изображение подписи Шелепина и не сообщили о её наличии.
Но это письмо полезно тем, что своей явной смысловой фальшью оно перечёркивает все случайные совпадения, которые могли быть, чтобы первые два «документа» можно было хотя бы условно считать подлинными.
Вообще эти фальшивки в духе Геббельса и Гитлера, которые учили, что брехать надо нагло, простой народ так не врёт, он врёт только по мелочам и не верит, что брехать можно настолько подло. Поэтому в наглой брехне его легче убедить. Правда, Гитлер и Геббельс, кажется, считали, что и к брехне придурков подпускать не стоит, и брехать должны люди поумнее.
108. По сути мы провели смысловую экспертизу этих фальшивок и выявили неустранимые противоречия, подтверждающие, что данные документы ни в каком случае не могут быть подлинными. Суммируем главное:
— росписи на «письме Берии» противоречат смыслу, они отказывают Берии в просьбе;
— указанная в письме «тройка» не имеет смысла, поскольку расстрел можно было произвести на основе законных чрезвычайных троек;
— приговоры этой «тройки» никто не исполнит, так как она создана не Указом ЦИК СССР, и о том, что Политбюро пыталось этот Указ получить, даже не упоминается;
— членов «тройки» никто не оповещал, что они замешаны в этом деле;
— сама «тройка» противоречит и документам, и показаниям свидетелей, которые Анисимов и Третецкий добыли до появления этих фальшивок; — «тройка» персональна, чего в принципе быть не могло;
— письмо Шелепина особенно безграмотно, оно путает элементарные вещи: решение Политбюро и Постановление ЦК, КПСС и ВКП(б), справки на военнопленных и справки УНКВД, уголовные дела в нём спутаны с учётными делами на военнопленных, этих дел больше, чем вообще могло быть;
— в фальшивках упоминаются как целые в 1952 году учётные дела на военнопленных Старобельского лагеря, сожженные в 1940 году;
— и прочее, о чём написано выше.
109. Справедливости ради надо сказать, что ложность «документов» понимает и сама бригада Геббельса. С чего иначе журналисту Н. Ермоловичу в «Известиях» от 24 июня 1994 года по своей инициативе поднимать эту тему в интервью с Анисимовым?
«Но, может быть, это ложные документы, фальсифицированные? — вопрошает журналист. — Нет, — отвечает генерал-майор юстиции Николай Леонидович Анисимов, начальник Управления надзора за исполнением законов о федеральной безопасности Главной военной прокуратуры. Полученные из архива ЦК КПСС документы, как, впрочем, и все остальные, привлекаемые по катынскому делу, в обязательном порядке подвергаются самой тщательной экспертизе. Она установила, что они, вне всякого сомнения, подлинные».
Хороший прокурор. Наш — как оценивает подобных прокуроров новый хозяин — Ельцин.
По нему и «показания» свидетелей (которые он лично добыл у стариков) о том, что пленные расстреляны по решению Особого совещания при НКВД, — «подлинные», и «тройка с бубенцами» в «решении Политбюро» — «вне всякого сомнения».
И «письмо Шелепина» с предложением сжечь в 1959 году учетные дела Старобельского лагеря — «подлинное», и Акт администрации Старобельского лагеря о том, что эти дела сожжены в 1940 году — «вне всякого сомнения». Надо сказать, что и сам журналист Николай Ермолович не упустил случая напомнить нам, что в послеперестроечной прессе умные журналисты в диковинку, и заявил подзаголовком без тени юмора: «Прокуратура ручается за достоверность».
Что в итоге мы должны для себя понять? Что такое подлое и беспринципное поведение бригады Геббельса — это не просто очередное доказательство правоты версии Сталина, это её итоговое косвенное доказательство. Нет уже ничего у подручных Геббельса и они не стесняясь пошли фабриковать «доказательства», грубо, тупо, но подобострастно.
Мы начали расследование с того, что поставили его в угоду подручным Геббельса с ног на голову — вместо того, чтобы сразу заняться прямыми доказательствами убийства, мы всю книгу рылись в помоях, которые за 50 лет бригада Геббельса успела выплеснуть в это дело. Но зато перерыли всё и 109 эпизодов тому свидетельство. Теперь займёмся прямыми доказательствами.
Прямые доказательства
Их три. Два вещественных, оставленных убийцами на трупах офицеров и возле них, и третье — время совершения убийства.
110. О времени совершения убийства нам обязан сказать судмедэксперт, тем более, что для него это не очень трудно. Тело мёртвого человека разлагается, степень разложения зависит от времени и от условий. Зимой медленнее, летом быстрее. В 1943 году, когда немцы эксгумировали останки в первый раз, определить время убийства было особенно легко — если оно было в мае 1940 года, то от этой даты прошло три лета, три тёплых сезона, когда останки разлагаются особенно быстро. Если убийство произошло осенью 1941 года, то тогда прошло лишь одно лето, один тёплый сезон. Разница по времени практически тройная. Поэтому дадим слово чешскому профессору судебной медицины Франтишеку Гаеку, который был взят немцами в международную комиссию судмедэкспертов в 1943 году, но который в своей книге «Катынские доказательства» отверг акт этой комиссии ещё в 1945 году, когда «коммунистического режима» в Чехословакии ещё и близко не было. И отверг он геббельсовский акт по следующим профессиональным соображениям:
