Борис Акунин - Огненный перст (сборник)
Особенно испугало аминтеса судоходное мастерство вэрингов.
В один из дней, когда ветер гнал по воде серую пену, конунг устроил на озере учебный бой. Частью кораблей командовал Хельги, другой – Хаскульд-Дюр.
Таких впечатляющих маневров не сумел бы провести и императорский флот.
Корабли русов не имели носа и кормы – они одинаково легко двигались и вперед, и назад. Если нужно было изменить направление на противоположное, судно просто спускало парус и гребцы пересаживались лицом в обратную сторону.
Русские ладьи были сделаны из тонких досок, выпиленных во всю длину древесного ствола и потому очень прочных и легких.
Исход сражения между двумя флотилиями разрешился, когда эскадра Дюра сделала прорыв прямо через отмель, где кораблям, казалось, пройти совершенно невозможно – там местами даже просвечивал голый песок. Но воины спрыгнули в воду, едва доходившую им до колен, подняли на руки свои корабли, бегом перенесли их туда, где глубже, и зашли противнику в тыл. Конунг, наблюдавший за ходом битвы с холма, протрубил в рог, объявляя, что победа за Дюром.
А Дамианос, представив морское сражение с таким противником, содрогнулся. Огнеметы хороши, когда ветер дует в правильную сторону. Но при такой маневренности русы могут зайти откуда угодно, и тогда неповоротливым дромонам с этими юркими суденышками не совладать. Лучники вэрингов поразительно метки. Во время учения они целили «неприятельским» кораблям только по мачтам – и сплошь утыкали их стрелами, не ранив никого из гребцов. Такие стрелки не подпустят матросов к парусам, и дромон не сможет сменить галс. Приблизившись, викинги цепляли борт длинными крючьями и шли на абордаж – не гурьбой, а особым образом, когда лучших бойцов с двух сторон прикрывают щитами товарищи.
Устрашающее зрелище водных маневров наконец вывело аминтеса из затянувшегося оцепенения.
Империи угрожала опасность, и очень серьезная. Да, русы пока еще немногочисленны. Но если не раздавить змееныша, пока он мал, вырастет могучий змей – и тогда будет поздно.
С одним Змеем – жрецом Урмом, поначалу сильно докучавшим «северному колдуну», Дамианос к тому времени уже совладал. В первые дни бывший слепец не давал аминтесу прохода. То, жестикулируя, требовал вернуть зрение и другому глазу, то просил научить каким-нибудь чудесам. Дамианос делал вид, что не понимает.
Тогда жрец пришел к нему с одним из местных словен, знавших по-русски.
– Великий волхв спрашивает, какие у тебя еще есть волшебные штуки кроме прозрачной трубки, – пугливо косясь на обоих чародеев, перевел толмач. – Говорит, покажи.
– Ничего больше нет, – ответил Дамианос.
Старик рассердился. Велел передать, что от слов «северного колдуна» пахнет ложью и что служителю Одина лгать нельзя – за это лишают жизни. Но в конце разговора убил своим ритуальным ножом не Дамианоса, а беднягу переводчика. Очевидно, не хотел, чтобы тот болтал об услышанном.
Назавтра явился опять, с новым толмачом. Был вкрадчив, предлагал обмен: научит всем хитростям, которые знает, в обмен на чудеса, которыми владеет Дамианос, и так приставал, что пришлось согласиться. Только сначала, сказал аминтес, нужно дождаться полнолуния, ибо «бог Эскулап» дозволяет говорить с собой лишь при полной луне. Второго переводчика гнусный старик отправил вслед за первым. Пообещал, что к назначенному сроку найдет среди местных жителей еще кого-нибудь, знающего язык.
Наутро после полнолуния аминтес разыскал жреца сам, пока тот не истребил всех ильмерских славян, имевших неосторожность выучить наречие вэрингов. Перевести попросил Гелию.
– Эскулап говорит: пока нельзя. Бог хочет тебя сначала испытать. И еще он сказал: «В течение трех лун не подходите друг к другу, иначе один из вас умрет».
– Который? – опасливо спросил годи.
– Тот, чья колдовская сила слабее.
– Ладно. Не буду к тебе подходить. И ты обходи меня стороной, – подумав, объявил Урм. – Я не хочу твоей смерти.
Одной маленькой проблемой стало меньше. Но другая, главная, осталась, и ее надо было как-то решать.
Divide et impera
Недели две Дамианос размышлял и в конце концов не выдумал ничего оригинального. Когда не удается применить принцип «Бей в голову», то есть воздействовать непосредственно на вождя варваров, аминтесы используют следующий по эффективности способ: «Разделяй и властвуй». В данном случае древнее правило divide et impera, видимо, следовало применить в вариации annulus infirmus – «слабое звено». Выбираешь в цепи самое слабое кольцо, приставляешь к нему зубило, бьешь. Цепь лопается.
Самым слабым звеном у князя Рорика, пожалуй, был самый сильный его витязь – хёвдинг Хаскульд.
К этому выводу Дамианос пришел после того, как, исследовав главный стан руссов, приступил к изучению второго лагеря, где со своей дружиной расположился доблестный Дюр.
На зеленом, веселом лугу близ реки Волхов, будто огромные одуванчики, стояли желтые шатры. Это был цвет Хаскульда. На желтом значке, который развевался над его палаткой, щерил пасть волк с кабаньими клыками и бычьими рогами; вся дружина щеголяла желтыми поясами и желтыми лентами на шлемах.
Вокруг шатра огромным квадратом были выстроены грубые столы, за которыми умещалась вся Хаскульдова вольница и где никогда не переводилось угощение. У берега, высунув на песок острые носы, чернели десять лангскипов – личная флотилия хёвдинга.
В дружине, как было известно аминтесу, насчитывалось три сотни молодцов, но в свободное от учений время здесь собиралось немало людей и из Рорикова лагеря.
У Дюра никогда не скучали. Тоже не пренебрегали воинскими забавами, но это были именно забавы: под началом своего жизнерадостного предводителя викинги отрабатывали навыки боя, словно играли в азартную игру, а притомившись, садились за столы и пировали с такой удалью, словно шли в бой.
Дамианосу показалось, что воины из других отрядов завидуют товарищам, которым повезло оказаться у Хаскульда. Почти каждый день по Волхову с севера приплывали корабли и лодки, привозили новых вэрингов, желавших поступить в войско Рорика: иногда десяток человек, а иногда и три-четыре дюжины. Прежде чем поставить шатры, вновьприбывшие ходили, присматривались, выбирали место. И многие предпочитали не укрытую за валами крепость Рорика, а беспечное становище Дюра. За две недели дружина хёвдинга увеличилась на полсотни человек.
Если рать вэрингов будет и дальше расти с такой скоростью, то через год-другой шатрами покроется всё поле, с тревогой думал аминтес. И чем больше у заморских вэрингов будут говорить о том, как славно живут люди Рорика, тем скорее эта опухоль достигнет угрожающих размеров.
У Хаскульда порядок был такой: один день воины занимались поодиночке, другой – целыми отрядами.
Кроме рубки топорами и секирами, стрельбы из лука русы очень много времени тратили на метание своих коротких копий – кидали их далеко и метко. Обычное упражнение было такое: два бойца вставали напротив, шагах в пятнадцати, и швыряли друг в друга дрот с острым стальным наконечником. Метательное копье летело, рассекая воздух со свистом, прямо в грудь викингу; он перехватывал его, поворачивал и бросал обратно. И опять, и опять, и опять.
Особое внимание у Дюра уделяли искусству прыжков. Воины вставали в ряд, выставив щиты и копья; нужно было разбежаться, оттолкнуться ногой, перепрыгнуть через шеренгу, крутанувшись в воздухе, приземлиться на ноги и нанести удар сзади, по незащищенным спинам. Дамианос взял это упражнение на заметку. Отличный способ тренировки. Надо будет показать в Академии.
Было чему поучиться у русов и в групповом бою. При обороне дружинники Хаскульда ставили «стену» – сплошной барьер из щитов, непроницаемый для стрел. Потом, переходя в атаку, перестраивались «кабаньей головой»: впереди самые могучие бойцы, перед чьим напором не устоял бы даже строй гвардейских гоплитов, а затем, расширяя прорыв, клином шли остальные.
Но странная мысль о том, что слабое звено русов – предводитель самого сильного их отряда, пришла Дамианосу не на воинском ристалище, а во время пира.
Хаскульд сидел нарядный, нисколько не уставший после целого дня упражнений, и хохотал, глядя на кривляния шута-карлика. К хёвдингу прижимались две крепкие щекастые девки. Богатырь обнимал сразу обеих и разговаривал с ними по-славянски – значит, его подруги были из местных. Они смотрели на красавца с обожанием и только ссорились, какая положит ему в рот кусок повкуснее или даст отпить пива.
Но аминтеса заинтересовали не женщины.
Гелия рассказывала, что вэринги очень обидчивы и совершенно не выносят насмешек. Однако шут, стоя прямо перед хёвдингом, передразнивал, как тот милуется с женщинами – и воины хохотали, а громче всех сам Хаскульд.
Нечасто встретишь военачальника, который позволяет над собой потешаться. Для вэринга же подобное добродушие было чем-то из ряда вон выходящим.
