Юрий Долгорукий - Седугин Василий Иванович

– А за что он тебя преследует?

– Как за что? Я больше прав на галицкий престол имею, чем Владимирко. Меня избирал народ, а он силой захватил. Так что я для него очень большую опасность представляю. Он будет преследовать меня, пока жив!

– Отказался бы ты от престола, зачем он тебе? Зато живой останешься.

– Какая ты чудная! Это кто же от власти отказывается? Власть сильнее всего на свете! Ради нее не жалеют никаких богатств, предают дружбу и любовь и готовы пожертвовать жизнью! А ты говоришь – откажись…

– И куда мы теперь направляемся?

– Не знаю. Надо выбрать какого-нибудь князя и поступить на службу. Сейчас кругом войны, нас, князей, сильно не хватает, некому полки в бой водить. Для начала в Переяславль отправимся.

– А если не получится?

– Тогда подальше от Киева на север махнем. Слышала о таком княжестве – Суздальском? Вот туда, к князю Юрию и подадимся, подальше от Владимирко. Там он меня не достанет!

– Только не в Суздаль! – испугалась Агриппина. – Мне там нельзя появляться.

– Что так? Или с кем-то поссорилась? Уж не с самим ли князем?

– Довелось встречаться.

– Нельзя так нельзя, о чем разговор! Мы птицы вольные, куда захочется, туда и полетим.

Заночевать решили в стоге сена. Устроившись поудобнее, повели неторопливый разговор.

– А что, действительно князь Владимирко такой жестокий человек? – спросила Агриппина. – Или просто ненавидишь его и наговариваешь?

– И то, и другое. Разумеется, любви у меня к нему быть не может, коли он меня княжества лишил. Но сама посуди, может человек казнить невинного человека? А он, когда вошел в Галич, многих иссек мечами, а еще больше предал лютой казни. Это безоружных людей! И жестоко, и недостойно русского князя!

– Страх какой, – поежилась Агриппина, кутаясь в конскую попону.

– Но, надо честно признать, он бывает человеком высокой чести, – продолжал Иван. – Поляки у него обманом захватили в плен отца, князя Володаря Ростиславича. Так он дал выкуп такой, что все поражались! На колесницах и верблюдах было привезено немыслимо много одежды, золота, серебра, драгоценностей… И отца вызволил-таки из неволи!

– Он по-настоящему любящий сын.

– А вот случай был. Тогда я еще под его началом воевал. Пошли мы походом на поляков, осадили крепость Вислицу, что на реке Нида, это в Малой Польше. Поляки отчаянно защищались, мы уже не надеялись на успех. Но тут к нам перебежал изменник-венгр и подсказал, как незаметно проникнуть в город. Вислицей мы овладели. И вот Владимирко на центральной площади собрал войско, рядом с собой на кресло посадил венгра, одарил его драгоценностями, а потом вдруг приказал связать его, лишить зрения, вырвать язык, да еще оскопить, чтобы, как он выразился, у вероломного чудовища не родилось чудовище еще более пагубное.

– Но ведь человек ему помог!

– Изменник! А изменников он не терпит!.. Вот кто мой злейший враг, которому я буду мстить всю свою жизнь. Тут уж так: или он меня, или я его!

Агриппина молчала. Слишком непонятны и даже страшны были и князь Иван, и князь Владимирко… Наконец спросила:

– Неужели надеешься справиться с таким сильным человеком?

– Поживем – увидим. Пути Господни неисповедимы, – рассудительно ответил князь Иван.

На другой день, когда уже смеркалось, выехали на огонек. Двое мужчин варили на костре ужин, рядом стояли телега и лошадь. Князь Иван решил нагнать страху, наехал на незнакомцев лошадью, закричал зычно:

– Кто такие? По какому-такому праву?

Мужики вскочили и со страхом уставились на вооруженного человека. Один из них забормотал:

– Мы здесь проездом… Ненадолго… Только на ночку остановились…

Иван рассмеялся, соскочил с коня, присел возле костра. В котелке варилось незамысловатое кушанье – репа без какой-либо приправы. Князь вынул из своей сумы хлеб, мясо, вино, пригласил к совместной трапезе. Мужики сначала мялись, но потом присоединились.

Постепенно разговорились. Оказалось, что оба они были у киевского боярина в закупах. Боярин дал им коня, сбрую, соху, борону, а они должны были с годами отрабатывать взятое. Все бы хорошо, но боярин умер, а его сын стал требовать лишнего, на возражения отвечал зуботычинами. Обратились было в суд, но там все было куплено. Оставался один выход – бежать. Согласно «Русской правде», коли поймают – быть им холопами, рабами. Вот такое невеселое повествование получилось…

– И как решили поступить? – спросил их князь Иван.

Тот, который постарше, с длинным носом и круглыми навыкате глазами, звать Сбыславом, ответил с вызовом:

– Да бродниками хотим стать!

Бродники – бродячие люди, предтечи казаков. Селились на окраине страны, вели вольный образ жизни. Защищали сами себя, а это в тех условиях безраздельного господства кочевников и князей делом было весьма многотрудным. Их было немного, проживали они, как правило, на стыке государств, куда власть правителей доходила не в полной мере.

– И куда же направляетесь?

– В низовье Дуная. Вольница там проживает. Вот к ней и хотим присоединиться.

– Откуда про нее прознали?

– Сосед наш недавно оттуда вернулся‚ порассказал. Привез с собой кое-какое богатство. Одежда, тряпье, золотишка немного. Отстроил дом, землицы прикупил, живет припеваючи. Вот и мы решили туда кинуться.

– Как же он сумел заработать?

– Говорит, честным трудом. Но мы-то догадываемся…

– И что еще он рассказывал о тех краях?

– Есть у бродников крепость, Берладом именуется. Вроде как столица вольных людей. Там они проводят вече, по ихнему круг. На нем они избирают себе старшину, с ним совершают походы по суше и морю.

– А этот вожак у них – князь, что ли?

– Нет, они признают князя Галицкого. Только не подчиняются они ему. Ни тиунов, ни других людей княжеских к себе не пускают. Вольные они!

– Вот это мне по нраву! – Иван даже приподнялся на локте от волнения. – А что если и нам с тобой махнуть на этот Дунай, а, Агриппина?

Она с восторгом смотрела на него. Вот таким он ей нравился больше всех, за таким – хоть в огонь и воду!

– Значит, решено! Будет теперь нас четверо. Завернем в попутную кузницу, закупим мечи, ножи и прочие припасы, чтобы при случае нас голыми руками степняки или другой лихой народ не взял, и прямиком двинемся в вольное общество бродников!

IX

Ростислав в подаренных великим князем волостях жить не стал, а поселился в тереме тысяцкого Лазаря; в Киеве жить было интереснее, а у боярина каждый день дым столбом, гости за гостями приходили и для всех были и еда, и питье. Пили, правда, на Руси вино разбавленным и сильно напивался редкий, разве что очень невоздержанный. Но все равно, по сравнению со скромной и даже суровой жизнью в Суздале, времяпровождение в столице казалось ему чуть ли не одним непрекращающимся праздником.

Да тут еще дочь тысяцкого, Сусанна, стала к нему ластиться. Была она лет на десять старше, мужа потеряла в каких-то войнах, которые в последние годы почти не прекращались на Руси, и, как видно, изнывала от скуки. Едва завидев молоденького князя, она, тонкая, гибкая в стане, качающейся походкой подходила к нему, щурила по-лисьи хитрые глаза, надувала пухлые губки и говорила наигранно:

– Ну и как спалось эту ночку? Страшненькие сны не привиделись?

– Сплю как убитый.

– А чего такой грустный? Наверно, по папочке с мамочкой скучаешь?

– Я достаточно взрослый, чтобы обходиться без родителей.

– Ах, ах, какие мы большие!

Сначала она его раздражала, но потом стал замечать за собой, что начинал думать о ней, искать встречи. Наверно, это происходило оттого, что жилось ему в Киеве довольно одиноко, друзей и подруг не было, а случайные товарищи по выпивке не устраивали его. Хотелось с кем-то поделиться, рассказать о своих переживаниях, излить душу. И ему стало казаться, что Сусанна именно тот человек, с которым он мог быть откровенным. И он потянулся к ней.

Она это тотчас заметила, и хитрые бесенята заиграли в ее длинных прищуренных глазках.